Мне все равно (СИ) - Блио Элен. Страница 42
Да, я думаю, ты ведь рада за Сашку и Фис? Анфиса, она… она чудесная, славная. Весёлая. И… ей очень нужно быть счастливой.
Конечно, Саша помнит тебя! И очень-очень любит. Я знаю. И всегда так будет. И я тоже люблю, и не забуду. И, знаешь, когда у нас с Тором родится дочь я назову её Соня. Или ты не хотела? Я не помню, представляешь… Прости!
Я очень тебя люблю. Я очень стараюсь жить за двоих. Жить так, чтобы тебе не было стыдно.
- Мышь?
- Прости, я…
- Думала о ней?
Киваю. Он осторожно обнимает меня, прижимая к себе.
Мы стоим в темноте. Только огни нашей елки сверкают, и еще светятся забавные фигурки оленей и снеговиков, стоящие во дворе.
Такой тихий Новый год. Такой счастливый.
Год обязательно будет хорошим! Я в это верю. Ведь как проведешь Новый год, так и проживешь следующие двенадцать месяцев, да?
О, нет, сначала у нас тут было очень шумно.
Пришли все. Ну, кто все? Конечно Анфиса и Сашка. Коршун и… да, да… и Селена. Правда, она была такой молчаливой, немного напуганной. Поздравила всех, подарила смешные сувениры – вязанных лисичек и котиков. Потом они со Стасом переговаривались тихонько.
Странно, я даже представить не могла, что у них, оказывается, целая история. Которую они пока тщательно скрывают.
Ромка мне сказал, что Коршун даже им не рассказывал, из-за чего они поссорились, почему он так её возненавидел. Измена? Вот уж не думаю, хотя… Может это Стас? Он такой. За ним как и за моим Ромео просто шлейф любовных историй.
Да и Да Винчи не отстает. Он, кстати, пришёл один. Но телефон из рук не выпускал и сбежал самый первый. А мы потом смеялись, делали ставки – куда это побежал наш художник, не от слова худо?
Анфиса и Саша ушли в одиннадцать. Коршун и Селена в половине двенадцатого. Селена к финалу совсем загрустила и, мне кажется, даже плакала тихо. А Стас играл желваками, стискивал свои челюсти до хруста.
Если бы я не была так увлечена своими отношениями с Ромой я бы, наверное, просто ногти изгрызла себе из любопытства!
- Мышонок, тебе салат или уже горячее?
- Давай устроим немедленный пир!
- Что-то знакомое. Это из какого-то фильма?
- Из пьесы, ну из спектакля. «Мой бедный Марат». Мы ставили у нас, ну… в театральном. Когда уже остались без руководителя. Вот. Ну, не всю пьесу, отрывки.
- И про что там?
- Там… грустно. Про войну. И… про трех друзей.
- Любовный треугольник?
- Ага. Ты мне салат положишь?
- И Костя играл?
- Ром?
Он смотрит так… глаза сверкают. Ревнует. Раньше мне нравилось, но почему-то именно в этот момент не по себе.
- Лер, я просто спросил.
Молчу. Не знаю, что сказать. Просто сказать – я тебя люблю? И он будет думать, что я сказала это потому, что вспомнила про Костика? Как-то… глупо.
- Лер…
- Там… знаешь… дети, на войне. Им по шестнадцать лет. Она… она в его квартиру залезла и сожгла все фотографии.
- Зачем?
- Грелась. Это про Ленинград. Она любила Марата. А он… он знал, что её любит его друг и… уехал.
- Почему?
- Друг вернулся с фронта без руки. Ром, давай не будем, я заплачу.
- Я бы не уехал. Даже если без руки. Что за бред? Если любишь…
Он подходит и быстро обнимает меня. А я все-таки плачу. И мне так хорошо, что он говорит, что не уехал бы!
- Только ты всегда должен быть рядом.
- Это опять из пьесы?
- Да. Нет. Нет, Ром, это из жизни. Пожалуйста.
- Я буду, малыш. Буду.
Я хочу попросить, но его взгляд останавливает.
- Лер, я тебе уже всё сказал. Всё будет нормально. Не переживай.
Мы, наконец, садимся за стол и налегаем на салаты. Странно, сколько бы чего не готовилось, но вкуснее банального оливье в Новый год ничего нет. И мы первым делом уплетаем его. Потом авокадо и креветки. Ромка сделал шикарную сёмгу на гриле и взбил пюре просто гениально.
Вкусно. Так, что я встать не могу!
Но надо! Мы же еще не танцевали!
Мы вообще танцуем в первый раз. Я так хотела сделать это тогда, на праздник. Эх… Ромка хотел, чтобы я надела тоже самое платье, но я не успела сдать его в чистку. Но у меня было похожее, без бретелек, нежно голубое. Оно Ромке тоже очень понравилось.
- Ты как фея.
- А ты принц. Из сказки.
- Только не на белом коне, а на красной «бэхе».
- Ну… можно найти и коня.
- Если хочешь, будет конь.
- Мне и без коня отлично.
- Кстати, о коне. Всё-таки зовут в команду мустангов. Скоро начнутся тренировочные заезды в Эмиратах.
- Круто, - а у самой сердце снова как нейтронная звезда, крохотное и тяжелое, - поедешь?
- Нет.
- Почему?
Музыка продолжается, но мы стоим на месте.
- А какие варианты? – смотрит с такой наглющей ухмылочкой! Тор громовержец. Пытается меня сгрести в объятия, но я увиливаю.
- Ну… не нравится климат Эмиратов в это время?
- Именно. – снова тянет руки, но я прячусь за кресло, потом за стол…
- Я так и знала!
- И нравится одна вредная мыШ. Именно так, без мягкого знака, потому что никакой мягкости в ней нет! – опять пытается поймать, шутливо, играя, потому что если хотел бы – поймал!
- Неужели!
- Вредная, мелкая мыШ! – еще бросок, я уже за столом.
- От вредного слышу!
- Вредная, мелкая, невозможная мышка. – резкий выпад и все-таки он меня хватает, а я визжу, пытаясь вырваться.
И затихаю, когда Рома обнимает меня очень крепко. Совсем по-взрослому. Так, что начинают гореть уши, потому что я всё чувствую. Его дыхание. Его напряжение. Кровь, несущуюся по его венам. Пружину, которая скручивается у меня внутри.
- Лерка… я тебя люблю.
- А я тебя.
- Не хочу без тебя. Ни минуты. Ни секунды. Никуда не поеду. Вообще… мне надо готовится к экзаменам. Так что… я буду с тобой. Я тебя еще достану своим присутствием.
- Не достанешь.
- Нет?
- Не-а… даже не надейся.
- Это опять из пьесы?
- Нет. Это я сама только что придумала.
- Ты моя фантазерка…
- Ты мой герой.
- Любимая…
- Любимый мой…
Это невозможно терпеть. Быть так близко. Но мы… мы же дали слово всем, да? Я не могу… И Рома… он всё знает.
- Иди ко мне. Просто будь вот тут, рядом. У сердца.
- Буду. Всегда. Если разрешишь.
- Конечно, любимая.
- Ты… правда не будешь?
- Лер, я же сказал, не переживай!
Я не переживаю.
Я в ужасе. Почему-то постоянно жду чего-то страшного. С того самого момента как заканчиваются каникулы. Нет, даже раньше.
Когда приезжают мама и папа.
Я прошу маму не начинать крестовый поход. Вижу её взгляд. Понимаю. Если бы у меня остался один ребенок я бы…Я бы уже зарывала трупы.
Мама спокойна. Она не идет к «Ксенону». Она сразу идёт выше. У мамы, как ни странно, в столице уже множество связей. Хорошо быть стоматологом. Отличным стоматологом.
Родители Мироновой, оказывается, уже перевели её в другую школу. Вспоминаю, что кто-то вроде говорил, что её маман на короткой ноге с Ксенией Сергеевной. Директриса делает вид, что Мироновой никогда и не было в нашей школе. Дунаева извиняется. Краснеет. Говорит, что не хотела. Её родители попроще. Мать Дуни плачет. На самом деле я как-то на Дунаеву и зла-то не держу. Она кто? Шестерка Мирона. Которой теперь придется расхлебывать. Ей уже весь класс бойкот объявил. Она в «а» перевелась.
С парнями сложнее. Тут моя мать хочет идти до конца. Нашла юристов.
Меня всё это напрягает. Сильно. Не то, чтобы я хочу оставить их безнаказанными, нет, но…
Их предки как раз очень даже непросты. У Разума дед в думе, отец чиновник. У Беляева бизнесмен, очень небедный.
Тор всё время говорит о том, что я не должна бояться.
Я не боюсь. Я помню это. Мне же всё равно, да? Я же девочка – покерфейс?
Именно. Покерфейс за которым скрывается животный ужас.
И не случайно.
Потому что через неделю после начала занятий происходит это.
Разумова находят избитым. Сильно. Недалеко от школы. У него сотряс. И сломаны пальцы на руке.