Код Рембрандта (СИ) - Пасхов Рутра. Страница 33

– Это я уже знаю. Где-нибудь проявилась эта технология?

– Этого я не ведаю. Могу сказать только о том, как здесь проявил себя. На этом он не остановился, пошел дальше. Решил, раз в мозге происходят химические реакции, эти реакции испускают излучение, их можно поймать приборами, расшифровать, то нельзя ли сделать обратный процесс? То есть перевести слова или буквы в специальное излучение, направить их к мозгу, чтобы они вошли в него и сформировали нужные мысли. Оказалось, это не так просто. Потому как мозг самостоятельно испускает это излучение, а чтобы оно туда вошло и было принято – нужно иметь допуск, скажем так.

Для ясности немного нужно в деталях и под другим ракурсом посмотреть на процесс формирования звука речи и уяснения его смысла когнитивной системой: когда мы говорим, сперва мы своими мышцами раздражаем воздух, который, выходя из нашей гортани, поправленный языком, принимает нужную форму. Мы, конечно, не задумываемся, как все это делать: процесс доведен до автоматизма. На самом деле, если брать физиологический процесс, он происходит так: мозг дал сигнал нервной системе, она – мышцам языка и гортани, те, воздействуя на скорость выдыхаемого воздуха, изменяя форму условной трубы, которую из себя представляет вся область гортани и рта, создают такие параметры волны, являющиеся именно тем ключом, который, пройдя сквозь несколько этапов от уха до мозга другого человека, открывает там именно «замок», который формирует смысл того, что означает это слово. Видите, даже примитивное объяснение этого процесса сложное. А это происходит с ошеломляющей скоростью, если брать весь процесс, например, быстрой речи, скажем, комментатора спортивных событий. Все эти сигналы формируют логическую концепцию мыслей. Говоря абстрактно, с того момента, когда человекоподобное существо стало изъясняться звуками, мы рисуем от человека к человеку, от поколения к поколению, от эпохи к эпохе одну картину, в которой не каждому даже ясны детали, добавленные и дополненные своим сородичем. Эта картина и есть логическая концепция интеллектуального понимания окружающей действительности.

– То есть нужно так понимать: когда мы хотим что-то донести до нашего собеседника, как мы сейчас, свою мысль мы отправляем в виде волны.

– Да. Мысль – это волна.

– То есть вылетающий из нашего рта воздух создает в пространстве колебания, которые, войдя в наше ухо волнами, ложатся на полотно и далее, проходя через разные ступени преобразования, конвертируются, доходят до слухового центра, уже в мозге замыкают контакты, идентичные структуре того звука, из которого состоит слово.

– Алгоритм определен правильно. Можно даже сказать, они входят в лабораторию и там смешивают соответствующие химические вещества, как бы включают специальную программу, или специальный механизм, который каждый звук ставит в определенный кластер этой мозаики. Если речь идет о законченном разговоре, о рассказе или какой-нибудь истории, романе, то есть когда из смысла слов, например, появляется еще и смысл главы, а из нее – общий смысл книги, то формируется смысловая картина наподобие альбома, содержимое которого объединено общей тематикой. Например, выпускной или свадебный альбом. Но есть и изнанка звукового восприятия. Вот, э-э, – он сжал губы, свел глаза к переносице, – можно, допустим, невидимыми звуками воздействовать на мозг. Это инфразвук и ультразвук. Они точно так же, как и спектр электромагнитного излучения, для нас не видны без приборов. Какую-то часть их мы не слышим, однако мозг и все системы организма их воспринимают. Они могут вызвать в нас и радость, и тревогу, без задействования сознания. Наверное, вы слышали об эффекте двадцать пятого кадра. На самом деле он не такой и эффективный, как его разрекламировали… Можно воздействовать на мозг этими звуками. Неслышимыми звуками. Воздействовать на мозг и формировать в нем мысли.

Доктор сделал короткую затяжку и не стал выпускать дым, отрешенно смотрел перед собой. Потом, направив взгляд на меня, в вопросительной тональности сказал:

– Вас интересует нечто большее, чем внезапная сметь ведущего сотрудника НИИ.

Я не ответил, и он молчал. Когда молчание стало длиться неприлично долго, он сделал предложение:

– Я мог бы помочь, между прочим.

– А у вас есть интерес?

– Сперва нужно знать суть.

– И все же вы не спонтанно пришли к такому выводу.

– И все же вы неспроста пришли именно ко мне.

– Безусловно.

– Так посвятите меня.

– При всем уважении – не стоит со мной так петлять. Вы, надеюсь, поняли, о чем я.

Молчание стало испытывать нас. На этот раз я пошел навстречу взаимопониманию.

– Вы прекрасно знаете о тайных опытах и экспериментах, если не сказать больше, а хочу я знать о практике, которую вел ваш подчиненный.

После секундной паузы я спросил:

– А подчиненный ли?

– Нет, он был высокого статуса, подчинялся напрямую руководству НИИ и шефам из концерна «ЗАСЛОН».

Мы снова в молчании стали ожидать первого шага.

– Я не могу ответить на все вопросы, – начал он. – Поверьте, он был не только гений в своей и смежной специализации, но и по жизни. Всю свою деятельность аккуратно маскировал. Оставался на ночь, а утром все записи не только с камер, но и лог-файлы компьютера подчищены. Именно то, что касалось его деятельности, чтобы жалоб не провоцировать. Расшифровывал коды, располагал к себе охрану, в том числе и кибербезопасности.

– Кибербезопасности?

– Да. Вы наверняка уже нанесли визит.

– Не забывайте про мою миссию, пожалуйста.

– Пожалуйста, давайте не будем строить контакт по висячему мосту.

Я уставился на него.

– Понимаете, висячий мост – это метафора. Он на натянутых тросах.

– А-а, – улыбнулся я и получил взаимный ответ.

– Поверьте, мы сами не знаем, что у нас тут произошло. Режим усилили, все заблокировали, проводится внутреннее расследование… и вы, конечно, с такой высоты и неофициально…

– Ладно. Я расскажу, что стало нашим достоянием, а потом попробуем расшифровать его деятельность у вас.

– Вот это уже мне нравится, деловой разговор.

– Ну, вы неисправимы.

Глава блока клонирования лаборатории на мгновение застыл и, поняв, о чем я, положил ладонь себе на грудь, изображая извинение.

– Так, значит, этот тип, ваш коллега-ученый, мы его назвали Рембрандт, решил делать свои эксперименты тайком?

– Я должен прежде рассказать, как вообще фиксируется изобретение, открытие, в том числе и в сфере медицины. Хотя это было не совсем в сфере медицины. В общем, на это тоже нужны разрешения. Тем более если вы проводите это на людях. А наш уважаемый ученый решил обойти все эти системы, потому что добиться разрешения проводить опыты на людях практически невозможно. Чтобы лекарство использовалось как метод лечения, оно 10 лет должно проходить испытания, в том числе и несколько лет на людях. А что касается проверки на человеке – до этого доходит после 5–7 лет экспериментов на животных. Так вот, он решил провести свои эксперименты в медицинском учреждении при институте нейрологии имени Бурденко. А теперь ваш ход. Расскажите, как вы об этом узнали.