Как выжить в зомби-апокалипсисе? Возглавь его! (СИ) - "Несущий Слово". Страница 17

Учись вертеться, как говорится и если тебе подфартит не оттоптать самим фактом своего существования чьи-то ноги, то можешь стабильно гробить свой организм на тяжелой и низкооплачиваемой работе, под громогласные лозунги, что это, вообще-то призвание всей твоей жизни, и пахать ты должен чисто за идею и всеобщее благо, и да, иди как ты нахуй со своей зарплатой, задержим ее на пару месяцев, ебать. Ибо почему бы и да? Что ты нам сделаешь? Уволишься? Да вообще насрать, таких, как грязи.

— Бля, вам тоже нихуя не объяснили? — поинтересовался Мишаня, смоля вторую сигарету.

Рослый, широкоплечий, с одутловатым, мясистым лицом, сломанным ухом и сбитыми костяшками кулаков он меньше всего походил на квалифицированного медицинского работника с многолетним стажем. Скорее стереотипный вышибала в дрянном кабаке из фильмов. Но местная голытьба этого здоровяка боялась и уважительно звала "дядей Мишей", моментально прекращая выебоны при его приближении.

— Дернули хуй знает куда, — сержант Шапкин, сухощавый и с густой щеткой усов под носом, старший в наряде, сплюнул на землю сквозь щель в зубах, — грят, типа беспорядки. Но, зуб даю, пиздят, как дышат. Опять гражданка панику разводит, ска.

Он злобно покосился на разъедающих себе пористую ткань легких никотиновым дымом товарищей по служебной лямке, демонстративно морщась. Второй месяц пытался бросить курить, получалось, откровенно говоря, так себе.

— Было бы че серьезное, ребят из центра прислали, а не нас.

— Нихуясе, а нам обещали пару "конструкторов", — хмыкнул Миша, — типа по кускам даже Палыч из второй хирургии не соберет и их сразу в морг везти. А знаешь у кого там щас смена?

— Да ладно? — сержант ощерился в похабно-насмешливой ухмылке, — Ее еще не уволили?

— Отвечаю, нахуй.

Они заржали в два голоса.

Молодой нескладный парень, гладко выбритый, рыжеватый и веснушчатый, в мешковато сидящей форме, с мешающей при ходьбе кобурой ПМ-а и неуверенно болтающемся на ремне "укоротом", хотел что-то вставить. Открыл рот, демонстрируя неплохо сохранившийся набор из тридцати одного зуба.

Тычок под ребра от второго полицейского и то ли шутка, то ли вопрос, застряли у молодого в глотке, оставив его поползновения без внимания со стороны старших. На голову ниже пацанрока, но раза в два с половиной шире в плечах и объеме брюха. Колоритный мужчина лет тридцати, в которой горячая кавказско-чеченско-дагестнаская родословная мешалась с предприимчивыми выходцами из Азербайджана и Узбекистана. Поняли друг друга без слов, механическим, почти синхронным движением, закрыв рты тлеющими сигаретами. Нечего влезать в разговоры непосредственного начальства. Глубоко затянулись, проходясь сизой горечью по ротовой полости и глотке. Разгоревшиеся точки на кончиках тонких пальцев медленной смерти и раковых клеток выхватили из кое-как разрезаемого светом фар и мигалок полумрака уставшие лица.

Второй фельдшер и водитель, который так же мог похвастаться корочкой окончания учебного медицинского заведения, участия в разговоре не принимали, стоя у распахнутого кузова скоряка, травили бородатые анекдоты, пытаясь не отрубится после мытарств предыдущей ночи — опять какой-то пиздец случился и выдернули всех, насрав на график работы и здоровый режим сна. Каталка, капельница, набор первой помощи и так по мелочи, с любопытством выглядывающие изнутри колымаги.

— Э, мелкий, — отсмеявшись, вспомнил Шапкин, — давай, намотай круг, посмотри, может подъезд проходной или еще какая херня, я тут не бывал, хер знает, чего понастроили.

Лихо козырнув и щелчком пальцев отправив окурок в ближайшую лужу рядовой оперативник пошел исполнять волю закона и порядка.

— Бля, а у вас в больничке не говорят на тему этого дождя?

— Конечно, нахуй, потом догонят и еще спизданут, — Мишаня достал из смятой пачки третью сижку, — новостей нет, говорят типа ничего страшного, но Палыч отвечает, точняк тут химикаты или еще какая хуйня замешана. Красный дождь, блять, и все отлично, нахуй, сохраняйте спокойствие. В лабе пара врачей предлагали анализ сделать этого всего, но, сука, опять нахуй послали и сказали квырятся в говне депутата.

— Гандон, икры нажрался и с мигалками его по городу возить…

— Бля, это ты его прикатил в прошлый раз?

— Ага, нахуй, лучше бы пристрелил падлу. Облевал весь салон и пидорасом обозвал, что везу, как мешок с говном. Это, блять, че сказать-то хотел. У нас-то пара орлов из самых ебанутых нашлись и на улицу выползли, когда он во всю хлестал. Щас же, типа он уже мелко и местами капает. Ну вышли они и давай жопой в лужу садится.

— Че, серьезно?

— Если бы. Может тогда мозг в "копилке" разбухнет, глядишь, поумнеют.

— Это не так работает.

— Да поебать мне. Короче, они отвечают, что на вкус это, как кровь. И на вид. Да вообще по всему нахуй, как кровь.

— Бля, ебанаты вы, конечно, одобряю. Наши сидят в больничке и мотаются перебежками, чтобы несильно зацепило. Палыч ржет, как не в себя.

— С чего?

— Ну, бля, у него же батя и дед вояками были, прям потомственными. Типа с детства по полосе препятствий мотался, но в армейку не взяли и он, типа, снова на этих полигонах и плацах, смотрит, как молодняк гоняют. Только калашей не хватает и серьезных ебальников. От куста к кусту, ебана.

— Понял. Смешно.

— А я о чем.

Краем уха слушая беседу критического количества высокоинтеллектуальных личностей на квадратный метр нашего Мухосранска, я двинул в сторону пацанчика. Как же это охренительно, когда ты можешь видеть ночью, даже лучше, чем при свете дня. Я смутная тень во мраке, неуловимый призрак…

Человек заходит за угол дома.

Несколько шагов.

И я возникаю за его спиной, выпрямившись во весь рост. На две головы выше и примерно такой же по ширине плеч и телосложению.

Вы знали, что при отсоединении головы от тела, на те жалкие секунды, отделяющие жизнь от смерти, мозг все еще может воспринимать получаемую через органы восприятия мироздания информацию? Глаза моргают, а губы кривятся в тщетной попытке, что-то сказать. О чем они думают в этот момент? О том как много не успел? Как глупо умер? Или вообще ни о чем не думают, впав в ступор от разрывающего устоявшийся шаблон факта, что Я смертен?

Моя длань зажимает ему рот.

Он вздрагивает от неожиданного прикосновения, тянется к ПМ-у.

Мне казалось, что было бы неплохо сказать что-то… запоминающееся? Все же это будут последние слова, который услышит человек в этой жизни. Но…

Я просто вскрыл ему когтями глотку. Буквально разорвал шею в клочья от уха до уха.

Его сдавленный булькающий хрип и звук крови, пятнающей собой грязно-серый бетон, теряются в шелесте Кровавого Ливня и привычном акустическом сопровождении размеренной ночной жизни. Здесь недалеко стоит буквально дом, под завязку напичканный трупами, а об этом никто не знает и, даже не задумываясь о возможности существования подобного, продолжает заниматься своими обывательскими делами.

Подхватываю обмякшее тело и осторожно ложу его в мутную лужу.

А неплохо так этих парней упаковывают, все прям по красоте со снарягой.

Достаю из кобуры пистолет Макарова. Вместе с двумя дополнительными обоймами, рассовываю по карманам подраных и заляпанных кровью штанов.

Автомат Калашникова. Самое распространенное и популярное огнестрельное оружие во всем мире. Его укороченная версия в моих измененных Смертью руках кажется пластмассовой игрушкой. После рукотворного ада могильного кургана многоэтажки его хищные очертания и холодная уверенность профессионального убийцы не вызывают во мне ровным счетом ничего. Ни трепета, ни страха, ни раболепия. Это просто инструмент, не больше и не меньше.

Второй рожок кое-как втискивается в карман к пистолетному боезапасу.

Передернуть затвор, досылая патрон в патронник.

Снять с предохранителя, переводя на автоматический огонь.

Вешаю ремень себе на шею, продевая правую лапу.