Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей. Страница 69

— Отставить движение, — скомандовал Крутов механику-водителю, — пока остаемся здесь.

Позиция была удобной — ее начали готовить по заранее намеченному плану, еще до того, как первые ИСы прошли через коридор. В результате на огневой позиции танк Крутова размещался в окопе, и во фронтальной зоне видимости находились только ствол и покатая башня. По опыту боев в Германии укрытый таким образом танк по оборонительной мощи соответствовал трем танкам на открытой местности. Из-за нехватки времени не все машины батальона удалось скрыть в таких позициях, остальные замаскировали попроще, пользуясь естественным рельефом местности.

Что ж, подумал Крутов, теперь бой до конца. Немцам отступать некуда. Нам тоже.

— Сема, кулак, — скомандовал он заряжающему. Вскоре башня содрогнулась от выстрела.

Изнурительный бой продолжался до самой ночи и затих только с наступлением темноты. Половина советских ИСов получила серьезные повреждения, но потери немцев тоже были велики — в двух танках после удачных попаданий взорвались боекомплекты, оба экипажа полностью погибли. На других машинах не осталось живого места от «поцелуев» бронебойных снарядов, и оставалось лишь гадать, какие повреждения они получили внутри. В отличие от немецких, на советских танках приборы ночного видения отсутствовали, так что возможностей для прицельной стрельбы в темное время суток не было. Но и немцам тепловизоры не особо помогли — невысокий плотный лес, окружавший советские позиции, не давал как следует разглядеть силуэты танков.

— Товарищ майор, — раздался в шлемофоне голос лейтенанта Семенова, командира первого взвода, — к вам тут пришли, хотят поговорить.

— Кто пришел? — спросил Крутов.

— Местные. Видели, как подбили замыкающий «Тигр»? Говорят, они.

— Веди их ко мне, — распорядился майор.

Как он и думал, это были партизаны. Отрядом «Смерть фашизму» командовал секретарь райкома ВЛКСМ Валерий Смирнов — немногословный молодой человек лет тридцати лет, воевавший в подмосковных лесах уже четыре года. База у него была на западе Московской области, где немцы чувствовали себя спокойно только в крупных населенных пунктах, да и то не всегда. Смирнов предложил атаковать немцев силами отряда. Под его командованием было около сорока опытных бойцов, вооруженных стреловым оружием и противотанковыми грантами. Договорились, что по условному сигналу танки Крутова обозначат движение, чтобы отвлечь немцев, а бойцы Смирнова тем временем атакуют немецкие позиции с другой стороны.

После того, как командир партизан ушел, Крутов подозвал политрука и сказал ему:

— Видел, что у него на груди?

— Медаль «За воинскую доблесть», — ответил тот, — а что?

— Заметил, чей профиль на медали?

Тот ненадолго задумался, а потом взглянул на майора.

— Черт побери. Тот-то мне показалось…

— Эту бородку ни с чем не спутаешь. — Крутов усмехнулся. — Похоже, у тебя будет много работы…

В РККА институт комиссаров — тех же политруков — упразднили девятого октября 1942 года указом Президиума ВС СССР, которым в Красной Армии устанавливалось полное единоначалие. Но вот неожиданность — перед началом операции «Освобождение» политруков вновь ввели, приказом Государственного Комитета Обороны. Крутов гадал — зачем? — и теперь, похоже, получил ответ на этот вопрос.

Политрук бросил взгляд на командира.

— Один раз партия уже справилась с троцкизмом, справится и второй, — сказал он официальным тоном, — я не минуты в этом не сомневаюсь…

Полковник Сазонов, как полагается, надел белый халат поверх формы и проследовал за судмедэкспертом и санитаром. Из слабо освещенного подвала, куда они спустились, повеяло прохладой. Перед тем, как зайти в помещение, где хранились тела, судмедэксперт и санитар по привычке закурили, чтобы заглушить трупный запах. Сазонов, которому санитар предложил сигарету, отказался.

Сверившись с биркой, санитар выкатил кровать на колесиках и откинул простыню. Тело Поскребышева оставалось в летнем лесу более двух суток, пока его не забрала спецбригада, эвакуировавшая и раненого разведчика, и поэтому следы разложения были уже хорошо заметны. Полковник, не реагируя на запах, еще раз пробежался по заключению о причине смерти.

«На основании судебно-медицинской экспертизы трупа и результатов лабораторных исследований прихожу к следующим выводам: обнаружено огнестрельное ранение передней поверхности груди слева, проникающее в левую плевральную полость с повреждением правого желудочка сердца. Выходное отверстие отсутствует. По признаку опасности для жизни указанное повреждение состоит в прямой причинно-следственной связи с наступлением смерти…»

— Я так понимаю, пулю вы передали на баллистическую экспертизу, — сказал полковник.

— Нет, — ответил эксперт.

Полковник удивленно поднял брови.

— Почему?

— Потому что пули не было.

Сазонов еще раз взглянул на заключение.

— «Выходное отверстие отсутствует», — процитировал он, — ваши слова?

— Мои, — подтвердил эксперт.

— Тогда пуля должна быть в теле.

— Должна. Но ее там не было.

— Вы уверены? — спросил полковник.

— Абсолютно, — ответил эксперт, — повторяю, когда тело поступило сюда, пули в нем не было. Можете затребовать акт приема, там все описано.

— Как думаете, — спросил полковник после короткой паузы, — сколько времени нужно, чтобы найти пулю в такой ране и вытащить ее?

— Ну, если примерно знать где искать… несколько минут может уйти, рана глубокая, — ответил эксперт, — а если началось окоченение, тот без инструментов ее вообще не достать.

— Спасибо, — поблагодарил Сазонов, — возможно, мне придется потревожить вас позже.

Судмедэксперт затянулся, и, глядя на погибшего, выпустил из носа струйки дыма. Они овевали тело, словно изысканные благовония.

— Как вам будет угодно, — откликнулся он.

С началом боевых действий военный госпиталь в поселке Монино работал с полной загрузкой — именно туда по коридорам, связывающим миры, отправляли раненых. В госпитале установили строгий пропускной режим, но удостоверение полковника Сазонов оказалось достаточно весомым, чтобы его пропустили без лишних вопросов. «Третий этаж, палата номер пять», — сказали ему в регистратуре, когда он назвал пациента. У полковника создалось впечатление, что в регистратуре привыкли к частым визитам к этому пациенту.

Палата номер пять оказалась двухместной, однако раненый разведчик занимал ее один. Одно это уже могло показаться странным. Осведомившись, как себя чувствует раненый, Сазонов задал вопрос, ради которого пришел.

— Наверное, старшина вытащил из тела пулю, — ответил разведчик.

— Зачем?

Тот сделал недоуменное лицо.

— Ясно же — чтобы замести следы.

Полковник откинулся на спинку стула.

— Когда он мог это сделать?

— Ну, например, после того как ранил меня.

Сазонов пристально посмотрел на него.

— Не сходится, Паша.

— Почему?

— Потому что мы были на месте через две минуты после выстрела. У него не хватило бы времени.

Разведчик отвел взгляд.

— Возможно, он вернулся позже.

Сазонов тяжело смотрел на Павла. Лицо полковника оставалось непроницаемым.

— Он не возвращался. Мы шли по его следу.

Разведчик молчал.

— Паша, я думаю, ты меня обманул, — спокойно, но со сталью в голосе сказал Сазонов. — Пулю вытащил ты, когда мы ушли. Я прав?

В палате стояла мертвая тишина. Было слышно, как за дверью медсестра выговаривает пациенту, нарушившему режим.

— И тогда возникает вопрос — а зачем? Можешь на него ответить?

Павел лежал, уперев взгляд в стену.

— Хорошо, тогда я отвечу сам. Думаю, ты убил первого задержанного, и собирался убить второго, а старшина тебе помешал.

Подождав несколько секунд, Сазонов поднялся.

— У меня был приказ, — сдавленным голосом признался разведчик.