Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей. Страница 93

С высоты здания было видно, как в разных районах Москвы идут сражения. Больше всего выстрелов, в основном из танковых орудий, доносилось с севера — там немецкая бронегруппа все еще пыталась выбить Красную Армию с плацдарма возле Яузы. Отличный наблюдательный пункт, подумал Скворцов, надо будет сообщить Воронову.

— Отдохнули? — спросил он бойцов. — Все, спускаемся в штаб. Петров, остаешься здесь, будешь вести наблюдение. Проверь рацию.

— Есть, товарищ капитан, — ответил тот, — а рация работает, не волнуйтесь, я проверил перед подъемом.

— Хорошо, — откликнулся Скворцов. В самом деле, подумал он, надо прислать сюда кого-нибудь, кто имел дело с немецкими зенитками: может, и получится использовать трофей. Было бы очень кстати, иначе придется свои поднимать. Напоследок капитан посмотрел на небо: могут ли немцы бомбить Дворец? Да, такое вполне возможно, если и не прямо сейчас, то в ближайшем будущем. И тогда зенитки ох как пригодятся, особенно если учесть, что авиации у нас тут до сих пор нет…

Генерал Говоров анализировать ситуацию в Москве.

С одной стороны, положительная динамика налицо — кировская ветка метро уже целиком в руках Красной Армии, Дворец Советов взят, плацдарм у Яузы держится, несмотря на атаки, значительные немецкие силы блокированы возле мест постоянной дислокации. С другой стороны, интенсивность боев постоянно нарастает — как и следовало ожидать. Немцы вполне могут применить и авиацию — по тем районам, которые они не контролируют.

И, конечно, главный вопрос — что делать с Кремлем?

Говоров не сомневался, что немцы его взорвут, если решат, что проигрывают битву. Как этого не допустить?

У генерала был план — настолько неоднозначный, что он не рискнул выходить с ним на вышестоящее начальство: недоброжелатели, особенно те, кто не воевал с немцами, вполне могли обвинить его в предательстве. Кроме того, немцы должны сами созреть, чтобы его принять. Говоров считал Гудериана прагматичным генералом, имеющим богатый боевой опыт, и умевшим признавать поражение. Осознал ли он уже, что битва за Москву проиграна? Полной уверенности у Говорова не было.

Размышления генерала прервал начальник штаба, вошедший с докладом.

— Чем порадуете, Василий Евгеньевич? — спросил его командующий.

— С плацдарма у Яузы донесение. Немцы прекратили атаки и отходят к центру города.

— Интересно, — задумчиво проговорил генерал и после паузы добавил: — Вот что, Василий Евгеньевич. Мне нужен надежный офицер, умеющий держать язык за зубами и хорошо знающий немецкий. Есть такой на примете?

— А для чего?

Говоров хмыкнул.

— Для дипломатической миссии. Я хочу войти в контакт с Гудерианом. Только никто не должен об этом знать. Да, и вот еще что, — добавил генерал, — хорошо бы, чтобы этот офицер знал Кремль.

Начальник штаба, не задавая лишних вопросов, ответил:

— У меня есть такой офицер.

До войны Сергей Туманов собирался поступать на историко-филологический факультет МГУ. Способности к языкам у нег проявились еще в детстве — видимо, передались от матери, занимавшейся переводами на русский немецких философов и их комментированием. В десять лет Сергей знал наизусть «Страдания юного Вертера» — не потому, что мальчика привлек сюжет, а просто нравилось звучание языка, рифмованные строки и — что греха таить — восхищение юным дарованием со стороны взрослых.

В МГУ Туманов успел отучиться один год, а затем был призван на фронт. Начальство вскоре оценило его познания в немецком: Туманов консультировал офицеров, допрашивающих военнопленных, составлял и редактировал агитационные материалы, адресованные немецким военнослужащим, переводил трофейные документы — в общем, упражнялся в языке. К сорок пятому году Туманов дорос до майора, а в самом конце войны попал в группу переводчиков, участвовавших в подготовке и подписании документов о капитуляции, а также в допросах высших офицеров вермахта.

Именно этого офицера имел в виду начальник штаба. Суть задания Говоров объяснил Туманову с глазу на глаз, без лишних ушей — остальные, включая начальника штаба, знали только о некоем предложении, которое Говоров собирался передать Гудериану. Если Сергей и удивился, то вида не подал. Впрочем, вращаясь в высших военных сферах, Туманов много чего успел услышать и повидать, и план Говорова не был самым невероятным из того, в чем майору довелось принять участие.

Убедившись, что Туманов понял свою миссию верно, Говоров отпустил его и велел ждать приказа, который мог поступить в любой момент. К вечеру седьмого июля генерал решил, что время пришло. Стало ясно — Гудериан собирает мощный оборонительный узел внутри Садового кольца, передислоцируя подразделения с окраин Москвы ближе к центру города. Значит ли это, что фельдмаршал верно оценил свои возможности по контролю за всем регионом в целом? Говоров рассчитывал, что да.

Начальный этап был самым опасным в миссии Туманова. Рассматривался даже вариант, при котором коридор в параллельный мир пробивался рядом с Кремлем — например, в Александровском саду, — однако потом решили, что это слишком опасно: немцы могут начать стрельбу еще до того, как станет ясен мирный характер миссии.

Так что решили сделать по-другому, традиционно. На позициях возле Дворца Советов установилось относительное затишье, и оттуда до Кремля рукой подать, поэтому для перехода выбрали это место. Сначала над советскими позициями появился белый флаг, а затем показались переговорщики: майор Туманов и сопровождавший его разведчик, оба без оружия. Они шли на виду, не спеша и не делая резких движений. Сейчас больше всего опасались случайного выстрела, но все обошлось. Капитан Скворцов увидел, как Туманов с разведчиком невредимыми добрались до немецких позиций и скрылись в них. Что будет дальше? Оставалось надеяться на лучшее. По крайней мере, у немцев, похоже, пока не было приказа расстреливать любых парламентеров — как случилось в Будапеште.

Туманов громко и четко, на хорошем немецком заявил, что у него есть послание от советского командующего генерала Говорова немецкому командующему Гудериану. Советских переговорщиков тщательно обыскали. Послание в запечатанном конверте Туманову вернули.

После этого парламентеров посадили в «хорьх» с зашторенными окнами. Поездка, разумеется, была недолгой. Снаружи доносились отдаленные звуки боя, пару раз Туманов услышал лязг гусениц проехавших рядом танков. Наконец, колеса застучали по брусчатке — выехали на Красную площадь. Машину ненадолго остановили для проверки документов, и затем двинулись дальше, гораздо медленнее, уже по территории Кремля.

— Я прошу вас завязать глаза, — сказал офицер, протянув парламентерам темные повязки.

Те подчинились. Проверив, как парламентеры с этим справились, офицер открыл двери машины и приказал выйти. Поддерживая за локоть и время от времени указывая, где повернуть, а где притормозить, парламентеров провели внутрь здания. Туманов предположил, что это Кремлевский дворец. Судя по интенсивной разноголосице, дворец был полон военных. В разговорах чувствовалась атмосфера тревоги. Майор мысленно усмехнулся — неужели они думают скрыть это, завязав глаза?

Они поднялись по лестнице и прошли по длинному коридору. Здесь, в отличие от первого этажа, было довольно тихо. Парламентеров завели в помещение и, наконец, разрешили снять повязки.

— Ждите здесь, — приказал офицер и вышел. У двери стояли двое рядовых с оружием. Высокие окна были зашторены.

— Интересно, где мы? — поинтересовался разведчик, с любопытством оглядываясь, но солдат возле входа рявкнул на него, приказав молчать.

Минут двадцать они просидели молча, потом за дверью послышались приближающиеся шаги. Вошел офицер, который привел их сюда.

— Пойдемте, — приказал он, — фельдмаршал примет вас.

В этот раз обошлись без маскарада с завязыванием глаз. Коридор упирался в большую двустворчатую дверь. Перед ней офицер остановился.