Моё сводное наваждение (СИ) - Семёнова Наталья. Страница 30

— Виталий — это твой потолок, девочка. А своему сыну я никогда не позволю быть с такой, как ты. Слышишь? Никогда.

Меня словно что-то бьет в грудь. Очень болезненно. Глаза обжигает огнем, а горло душит обида. Можно подумать, я сама хотя бы на мгновение представила, что Мирон будет с такой, как я.

Выдергиваю руку из «когтей» этой хищной женщины, что никогда не позволила бы себе при других обстоятельствах, и быстро иду к лестнице.

Все же надо было сплюнуть и постучать по дереву, когда я подумала о том, что мое хорошее настроение могут испортить.

Глава 21. Мирон

Я сваливаю из дома.

Как только заканчивается экспромт матери.

К фенеку идти нельзя, а если идти в свою комнату, то не избежать идиотизма моей родительницы. Выслушивать в очередной раз, какая Люба плохая, и заодно то, каким плохим стал я из-за «дурного» влияния все той же несносной особы, у меня тупо нет желания. Больше того, я могу сорваться. И тогда эта сумасшедшая женщина выдумала бы хрень позаковыристее двойного свидания.

Жесть как бесит ее несправедливое отношение к моему фенеку...

Моему.

Мысль неожиданно согревает, заставляет улыбнуться.

Такая она трогательная. Любовь. Совершенно не искушенная, добрая, внимательная и чертовски манящая.

Ни разу не испытывал то, что испытываю рядом с ней. Калейдоскоп каких-то просто нереальных чувств.

Единственное, что напрягает, так это то, что она стала нежеланным свидетелем моей ссоры с отцом. Этот тоже, кстати, не лучше матери. До сих пор наивно полагает, что мне тринадцать лет, что я поведусь на его авантюру, и что мне ничего не грозит, если она плохо закончится. Типа, Андрей, если что, меня отмажет. И ничего, что он не «властелин мира сего» и легко забьет на меня, если я нарушу закон, не вняв его предостережениям.

Но как же бесит, что он считает меня слабаком! До скрипа зубов бесит.

— Мирош, — выводит меня из размышлений голос Марины. — Что с тобой в последнее время? Ты стал каким-то скучным. Неужели заразился от своей сестренки? Тебе необходимо поменьше с ней общаться.

Ну а куда еще мне было ехать, если не в наш клуб? И естественно, Маринка прицепилась за мной. Тоже мне, гений интриг. Пустоголовая подпевала.

— Скажу один раз, а ты запоминай, — негромко произношу я, даже не глядя на эту идиотку. — Будешь и дальше сходить с ума на пару с моей маман — пожалеешь. Очень сильно пожалеешь, Марин. А сейчас исчезни.

Она возмущенно сопит на протяжении тридцати секунд, но все же отрывает свой зад от мягкого диванчика и идет к своим подружкам. Знает, что шутить со мной себе дороже.

И тут я вижу в толпе тел на танцполе знакомое лицо. И этот придурок целенаправленно пробирается к ВИП-зоне, в которой я сижу. Черт. Я, конечно, рад его видеть, но уже догадываюсь, с какой целью он сюда приперся.

— Как знал, что найду тебя здесь, — лыбится мне друг вместо приветствия, падая на недавно освободившееся место рядом со мной. — Чем угощаешь? Ты же не откажешься угостить старого друга? Не зазнался окончательно за эти пару месяцев?

Миха единственный из нашей дворовой шпаны, с кем я не прекращал общаться. Когда отца посадили, мама делала все возможное, чтобы я как можно реже ездил к бабушке, соответственно, и с пацанами я виделся не часто. В конце концов, я полностью перестроился на новую жизнь, начал общаться с новыми друзьями, не особо и жалея о том, что позабыл о старых. Только Миха не захотел, чтобы я его забывал, и изредка давал о себе знать. В основном из-за того, что, развлекаясь в моей компании, мог не стеснять себя в средствах — всегда платил я. В смысле, Андрей.

— Заказывай, — хмыкаю я, готовясь послушать о настоящей цели его визита. Наверняка тут замешен мой отец, а не простое желание нажраться за мой счет.

Когда официант ставит на стол пинту пива и разнообразные закуски к нему, Миха, наполняя бокал, оборачивается на меня:

— Так ты вообще отказался слушать своего отца? То есть совсем не в курсе подробностей дела?

— А ты, как я понимаю, не отказался его выслушать?

— Не-а. Дело стоящее, отвечаю. Вообще легкотня, и «бабок» на кону хватит до самой пенсии.

— Так уж и до пенсии? — усмехаюсь я.

— Не суть, — отмахивается он, делая несколько больших глотков пенного, а затем, с удовольствием отрыгнув, выразительно ведет бровями: — Куш, что надо. Короче, давай я введу тебя в курс. А потом и порешаем.

Все время, что он разглагольствует о деле, я попеременно то поражаюсь наглости своего отца, впрочем, как и его тупости — тюремный срок ничему его не научил, даже хоть маленько не напугал, не перенаправил курс на жизнь; то думаю о своем фенеке. Чем она там занята? Сильно ли расстроилась оттого, что я подыграл матери? Ничего, вот настанет ночь, и я ей все популярно объясню. Чтобы и не думала вновь считать меня эгоистом. Просто пока к нам не лезет моя мать — нам самим будет легче.

О, я жесть как хотел к ней. Меня самого поражало это желание. Но я хорошо помнил вкус ее губ, аромат нежной кожи, учащенное дыхание — нереальное наслаждение. К которому нестерпимо хочется вернуться. И экспериментировать с ней снова и снова... Пока не привыкнет ко мне, к моим прикосновениям, дыханию, губам. Пока не раскрепостится, чтобы окончательно стать моей...

— Мир, блин, ты хоть слово услышал? — несильно бьет меня в плечо кулак Михи.

— Услышал, — скривившись, бросаю я. — Ты будешь идиотом, если доверишься моему отцу. Он подставит тебя не задумываясь, чтобы прикрыть свой собственный зад.

— Хорош гнать на него. Он у тебя мужик с мозгами.

— Ага. С теми, что не уберегли его от тюряги.

— Ну попал один раз впросак, с кем не бывает? Ты, поди, просто трухнул, да? Привык жить за счет мамкиного «буратино», вот и расслабился совсем.

— Жесть, ты даже его словами вещаешь, — вновь недовольно морщусь я. — Потому так его умом восхищаешься? Своего-то нет.

— Ты бы последил за своим базаром, я к тебе нормально отношусь, но...

— Не договаривай, — усмехаюсь я и поднимаюсь с места. — Ни в чем себе не отказывай — запишут на счет «буратино». А вообще, идите вы с моим отцом в задницу. Так ему и передай. Чертовы гении криминала, блин.

Я ухожу, но насмешку Михи мне в спину услышать успеваю:

— Ну точно — слабак.

От того, чтобы развернуться и вмазать по его дебильной роже, меня останавливает только то, что это никому и ничего не докажет. Меня это, конечно же, невыносимо бесит, но устраивать разборки, по сути, на пустом месте, при знакомых, такое себе решение.

Лучше вернуться домой, незаметно пробраться в комнату фенека и раствориться в ее невинности и спокойствии, которые приносят в мою собственную душу умиротворение.

Времени чуть больше одиннадцати вечера, когда я возвращаюсь домой и, очень удачно не встретив никого на своем пути, захожу в комнату фенека. Дверь, кстати, не заперта — ничему жизнь не учит, а сама Люба убирает с колен ноутбук и садится на кровати ровней, не сводя с меня настороженного взгляда. Черт, она, наверное, весь день мучила себя догадками о моем поведении.

Перекручиваю замок в двери и иду к ней, присаживаясь рядом:

— Фенек, проще было подыграть моей матери, чем, воспротивившись, ждать того, что она еще придумает, чтобы помешать нашим встречам.

— То есть ты специально согласился на свидание с Мариной? — спрашивает она едва слышно.

— Конечно.

— И из дома уехал вместе с ней специально? — дрожит от обиды ее голос.

— У меня не было выхода. К тебе я пойти не мог, а сидеть дома без этой возможности было невыносимо.

— Зачем ты так говоришь, Мирон? — поднимает она на меня глаза, в которых плещутся неверие и страх. — Словно... Словно я тебе очень нравлюсь...

— Так и есть, Лю, — улыбаюсь я и тяну к ней руку, чтобы пальцами коснуться румяной щеки.

Но она уворачивается и подскакивает на ноги:

— Не нужно! Когда тебе кто-то сильно нравится, ты готов с ним делиться самым сокровенным. Как, например, поступила я по отношению к тебе. А ты... Ты ничего мне не рассказываешь о себе!