Секретная командировка - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 33

Череповец. Дом крестьянина

Глава 19 Парламентер

На десяти подводах ехали бойцы – по шесть человек на каждой. Положено, говорят, усаживать по четыре, но у нас больше не оказалось телег. Скорость, конечно же, снизилась, но что поделать.

Шестьдесят бойцов – это немного, но больше под рукой не оказалось. Зато у нас имелась трехдюймовка, погромыхивающая на каждой колдобине, и десяток снарядов. Сашка Павлов, мечтавший опробовать пушку в настоящем бою, сидел мрачнее тучи. ещё бы! Мы направлялись в Яганово – село неподалеку от Череповца, в котором Сашка проживал до призыва в царскую армию, и где до сих пор живут и его родители, и многочисленные родственники.

Я предлагал ему оставаться в городе, но он наотрез отказался. Мол – мало ли что, поговорю, смогу убедить. Понятное дело, парень хотел, по возможности, сберечь своих близких, но вот получится ли? Большой террор покамест никто не отменял. Вон, в Кириллове, местные чекисты вместе с прибывшим на подмогу питерским отрядом, расстреляли сорок человек, поставив к стенке и тех, кто на самом деле был в чем-то замешан (скажем, убийцы Андрея Костюничева) и попавшихся под руку бывших офицеров и священников, включая самого епископа Варсонофия. Разумеется, по рапорту начальника уездного ЧК, переданного нами для публикации в губернской газете, все они состояли в монархической организации, хранили дома оружие, а у самого владыки при обыске обнаружили бомбу, во что я ни в жизни не поверю. Тем более (об этом стало известно позже), обыск проводили в отсутствие хозяина дома, так что можно было не то, что бомбу, так и мортиру подкинуть. Но больше всего меня удивило, что в Кирилловском уезде задержали двух английских морских офицеров переодетых в гражданскую одежду, прятавшиеся в доме у попадьи [9]. Ломал голову целый день, но не смог придумать – что забыли английские морские офицеры в Кириллове? Изучать возможности Мариинской водной системы на предмет проведения по ней эскадры? Думается, если бы отряд Лехи Сальникова не затребовали обратно в Петроград, они бы отловили в Сиверском озере Гидру Мировой Контрреволюции и торжественно расстреляли её у стен Кирилло-Белозерского монастыря!

С другой-то стороны, имею ли я моральное право их осуждать? Сам-то чем лучше? Вон, веду целый отряд, чтобы наказать жителей села, выступивших против политики Советской власти. Понадобится – так и всю округу спалю.

А ведь поначалу казалось, что с отъездом петроградского отряда все успокоилось. И Капитолина, теперь уже ставшая Полиной, тоже поуспокоилась. Уже не так настойчиво напоминала, что можно пожениться и до конца гражданской войны (кстати, здесь её никто не называл гражданской), забегала не часто, но не забывала – иногда притаскивала кашу, вареную картошку, прочие вкусности. Как-никак, сняли свежий урожай, стало полегче.

Капитолина – Полина (не могу привыкнуть к новому имени, но привыкну со временем), в ЗАГСе долго не проработала, чему я нимало не удивился. У девушки ярко выраженная авантюрная жилка и шило в одном месте. Не будь этого шила, полезла бы она выполнять задание ЧК, как же!

Теперь девушка увлеклась коммунистическим воспитанием женщин, их приобщением к общественно-полезному труду и вместе с Агриппиной Петровной Кравченко, избранной на партконференции Председателем губкома РКП(б), создала первый в губернии женсовет (его уже давно собираются создавать, но кадров не было), сама же его и возглавила. Смутно себе представляю, чем занимается женсовет, но сегодня вечером Полина пришла без гостинца, зато со здоровенным бланшем под глазом. И с какой-то радостью принялась рассказывать, как они с товарищем Кравченко ходили в Богородское (село в двух верстах от Череповца), агитировали женщин создать детский сад.

– Представь себе, Вовк, выступает Агриппина Петровна, – горячо рассказывала Полина. – Рассказывает о текущем моменте, о чехословацком фронте, об интервентах на Севере и о том, что надобно женщине не сидеть дома, а идти на работу, а для этого нужно создать ясли и детский сад… Да, а ты сам-то хоть знаешь, что такое детский сад? – поинтересовалась девушка, оторвавшись от увлекательного рассказа.

Я чуть не ляпнул, что дочку туда водил. Нечасто, с моей-то службой время не позволяло, но бывало. Не то два раза, не то целых три.

– Читал, что в Петрограде ещё до революции такие садики были, – вспомнил я. – Женщина оставляла ребенка, а сама спокойно шла на работу, а за ребенком и присматривали, и кормили.

– Ну, Вовк, с тобой даже неинтересно, все-то ты знаешь!

Я не стал объяснять, что про первые детские садики прочитал, когда изучал материалы по организации «Собрания фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», созданному по инициативе Зубатова – того самого, кто ратовал за создания рабочих организаций, поставленных под контроль государства. Беда только, что контролеры оказывались не теми, на кого можно рассчитывать, а иначе не закончилось бы дело Кровавым воскресеньем.

– Так вот, выступает, значит, Агриппина Петровна, призывает женщин создавать детские садики, чтобы самим спокойно работать, а какая-то дура вылезает на сцену и орет: «Не отдавайте детишек в детские садики! Большевики наших детей отбирать будут!». Вот, ну не дура же есть?

– А ты чего? – заинтересовался я, догадываясь о дальнейшем.

– А я что? Я к ней подскочила, да как по морде дала, а она мне! Товарищ Кравченко подбежала, другие бабы, нас разнимать стали. Ну, Агриппине Петровне тоже слегка перепало.

Представив себе, как Председатель губкома РКП(б) (не совсем секретарь обкома КПСС в эпоху развитого социализма, но близко) дерется на кулачках с бабами, я не выдержал, захохотал!

– И что ты ржешь, дурень? У товарища Кравченко теперь нос распух и губа разбита, а ей завтра на совещании выступать.

Кажется, я уже лежал от хохота. Посмотрев на меня, Полина тоже принялась хохотать, а потом мы начали целоваться и неизвестно чем бы все кончилось, если бы не явился мой сосед и не начал барабанить в дверь.

Забыл сказать, что мне дали комнатку в общежитии. Не очень большую, только чтобы койку поставить, да стол, зато отдельную. Как-никак, начальник отдела, положено. В соседней комнате жил товарищ Цинцарь, бывший солдат австрийской армии, бывший военнопленный, а теперь начальник милиции Череповецкой губернии. По-русски Людвиг Людвигович говорил плохо, но матерился замечательно. Особенно когда речь заходила об охране общественного порядка и раскрытии преступлений, потому что начальники уже есть, а работников ещё нет. Соответственно, охраной занимались остатки отряда красногвардейцев, а раскрытием преступлений – никто. Хорошо, если кого-то удавалось схватить на месте, но по большей части преступному элементу все сходило с рук.

– Влалодья, извъени, – смущенно сказал Цинцарь, увидев, что у меня девушка. – Н-но кагта я ухатил, дежуртный скастал, чтобы тебъя поствал, куртъера нету, у фаст какой-то инцатент, чапе.

Так что пришлось мне все бросать, бежать на службу. И не какой-то инцидент, а огромный!

А ведь можно было бы обойтись и без карательной экспедиции.

Еще в августе СНК повысил закупочные цены на хлеб. Какого точно числа это произошло, не упомню, а подшивку газеты «Правда» листать лень. Разумеется, «твердая» цена – это не рыночная (имею в виду «черный рынок»), где за пуд пшеницы спекулянты дают в десять раз больше, чем государство, но получить вместо двадцати рублей шестьдесят – совсем неплохо.

Если в нашем светлом будущем (моем прошлом) кто-то считает, что решения партии большевиков и совнаркома выполнялись день в день, он ошибается. Губернии понадобиться произвести расчеты, «раскинуть» новые расходы по уездам, тем – по волостям, а уже потом что-то зашевелится. Но главное, что «центр», опубликовав решение об увеличении закупочных цен, не потрудился обеспечить его материально. Возможно, что есть в Советской республике губернии, что могут сами себя содержать, зарабатывать, но это не наша. Нет-нет, в конце сентября – начале октября из Петрограда деньги придут, и мы сможем рассчитываться с народом по новым ценам, но мужики-то тоже газеты читают и хотят понять, почему комбед, учитывавший каждую горсть зерна из нового урожая, платит по-старому, а на все вопросы посылает по матери?