Режиссер Советского Союза - Тенгриханов Александр. Страница 25

– Вы со мной, или далее будете фонтанировать негативом? – излишне жестковато спрашиваю Зельцера.

Сложностей я не боюсь и отдаю себе отчет, что придется биться за каждый эпизод. Основную ставку все равно придется делать на поддержку Фурцевой. Понятно, что у киношников своя кухня, и явное вмешательство во внутренние дела никто долго терпеть не станет. У этой публики хватает покровителей в ЦК. Но и лишний раз ссориться с министром никто не будет. Поэтому будем балансировать и снимать нестандартное кино. Тем более что календари к печати в СССР одобрили, но пока нет информации про продажу за рубеж. С плакатами тоже есть положительные подвижки. А это какое-никакое признание, и мой личный шаг наверх в системе советского искусства.

– Я согласен идти с тобой до конца, – через некоторое время ответил сомневающийся.

Акмурзин и Пузик просто кивнули. Это уже хорошо. Без коллектива единомышленников ничего не получится. А без Зельцера мне вообще никуда. В плане непосредственно работы режиссера я очень слаб. В «Проказницах» чуть ли не половина – заслуга Моисеевича, и он мне нужен как воздух. Вообще, я более склоняюсь к продюсерству, но в Союзе такой специальности нет. Поэтому беру на себя креатив, а в остальном все ляжет на плечи моих соавторов. В будущем вообще нужно подыскать еще талантливых товарищей. Съемки тех же сериалов потребуют совершенно иного подхода. А значит, будем воспитывать людей в процессе. Еще я упустил вопрос музыки, хотя были у меня кое-какие мысли. У каждого уважающего себя режиссера есть композиторы, с которыми они сотрудничают годами, если не всю карьеру.

– Сколько тебе примерно нужно времени, чтобы довести сценарий до чистового варианта? – перевожу взгляд на нашу будущую звезду литературы. – Только учти, я тебя буду отвлекать еще на один проект.

– Два месяца минимум, а лучше три, – отвечает Пузик, постукивая пальцами по папке с текстом.

Вздыхаю, не скрывая разочарования. Я сейчас погрузился еще и в телесериалы, так как Фурцеву они заинтриговали. Через пару недель надо выдать что-то удобоваримое. Проблема в том, что телефильм должен быть идеологически правильным и пропагандировать коммунистический строй. Мне так прямо и заявили, что сериал должен восхвалять советский образ жизни. И первая работа обязана быть именно такой, а не всякие любовные переживания и прочие страдания. Вот теперь сиди и думай, как это провернуть, с учетом того, что я в этой теме полный профан.

– Могу помочь Оксане, – неожиданно предлагает Зельцер. – Основные события вы уже обозначили, дело больше технического характера. Я сейчас заканчиваю работать над документальным фильмом и перевожусь на Горького.

Видя мое удивление, Моисеич поясняет:

– Ты же сам предложил далее вместе работать. Или я чего перепутал?

– Нет, конечно. Очень рад. Мне одному просто не потянуть все задумки.

Далее мы более двух часов обсуждали будущий фильм, персоны актеров, натуру и многое другое. Видя недовольный взгляд официантки, пришлось заказать еды и чая. Это вам не Макдак, куда можно притащить ноут и сидеть со стаканчиком кофе несколько часов, юзая бесплатный интернет. Зато отведал отличных сосисок с кабачковой икрой и зеленым горошком. Вот только бурду, изображающую чай, я чуть не выплюнул после первого глотка. Пришлось заменить его на вполне себе вкусное какао. И чего они травят народ всяким грузинским суррогатом, если можно продавать качественные напитки? Позже мы заказали лимонада – так это какой-то райский шербет, если сравнивать с моим временем.

– Я все равно не пойму, к чему такая спешка? – спросил Ринат. – Утверждаем сценарий, проводим в рабочем порядке пробы, далее ждем декорации. Куда спешить?

Вопрос нашего оператора вполне себе понятен. Уж слишком жесткие сроки я обозначил для запуска фильма в работу.

– Мы должны закончить фильм до середины февраля и далее показать его комиссии Госкино. К чертям Венецию, наша работа через год будет демонстрироваться в Каннах!

– Зачем тебе это, Алексей? – нарушил молчание Зельцер. – Пройти комиссию, которая будет выбирать фильм для фестиваля, просто нереально. Это должна быть уже отснятая картина, ну, или готовая к февралю. Плюс там еще хватает подводных камней, о которых я даже думать не хочу.

– Значит, мы сделаем фильм еще раньше. Канны мне нужны для признания того, что я умею снимать кино. Пусть даже мы зайдем на фестиваль в качестве внеконкурсной картины. Кино необходимо снять качественное, и оно будет в первую очередь ориентировано на советскую публику, особенно женщин. Но и выход на Запад необходим как воздух. Есть несколько проектов, которыми я могу заинтересовать европейские кинокомпании. Поэтому нам надо блеснуть, обратив на себя внимание. Всякие Гран-при и прочие индивидуальные премии меня не интересуют. Нужен контакт с людьми, кто принимает решение во французской или итальянской киноиндустрии. Лучше – американской, но пока это утопия. Так что учите французский, а заодно английский, – заканчиваю свою тираду с улыбкой.

Первой опомнилась Пузик. Она вообще человек сильный, просто сама этого не понимает. Оба старших товарища загрузились и стали думать, чем им все это будет грозить в случае провала. А Оксана сразу начала размышлять, как выполнить поставленную задачу.

– Я учила в школе немецкий. Но даже со словарем вряд ли смогу общаться с иностранцами.

– С немецким у меня порядок, вернее, это больше идиш, – улыбнулся Зельцер.

– Я вам могу помочь только с переводом на татарский и русский матерный, – добавил Акмурзин.

Посмеялись. А вообще, проблема незнания иностранных языков советскими гражданами имеет место быть. Это мне повезло с Лешиной соседкой, которая говорила по-французски лучше большинства носителей языка. Еще и я сам английский знаю. Но это все в будущем, хотя каким-нибудь репетитором обзавестись не помешает.

– Кто это? – странным голосом произнес Самсон.

Оборачиваюсь и пытаюсь понять, куда он смотрит. Народ движется в сторону метро, и разглядеть кого-то в этой толпе проблематично.

– Люди идут домой с работы.

– Да нет, – отмахнулся друг, при этом не отводя взгляда от потока граждан. – Кто эта девушка, с которой ты вышел из здания?

Так. Понятно. Стеклянный взгляд Самсона прилип к одной рыжей особе, которая шла вприпрыжку и махала сумкой. Пузик наконец-то более-менее прилично оделась, по крайней мере, пальто на ней весьма модного фасона. Да и сапоги тоже неплохие. Насколько я помню, именно качественная обувь является головной болью советских женщин. А за финские или югославские сапоги они заложат душу дьяволу. Шучу, конечно, но в обычных обувных магазинах ассортимент не впечатляет.

– Самсон? Ау, очнись! – щелкаю пальцами перед лицом впавшего в ступор друга. – Если хочешь, давай вас познакомлю. Я предложил Оксане подвезти, но она к какой-то подружке собралась, ей на метро две станции.

– Оксана! – с глупой улыбкой отреагировал Сергей, потом начал отвечать скороговоркой: – Не надо беспокоить девушку. Вдруг она занята, и мы ее отвлекаем. И вообще, нам же ехать надо.

Садимся в машину и двигаемся в сторону центра. Самсон сейчас работает недалеко, вот и заехал за мной по дороге. Заодно обсудим планы. Большую часть плакатов мы нарисовали, остались детали и слоганы. Но сегодня у нас знаменательный, даже, пожалуй, решающий день. Помощник Фурцевой, которого она выделила для курирования моих дел, сообщил, что нас ждут в Пушкинском музее с эскизами плакатов. Если все будет нормально, то нам организуют выставку.

Я от всех этих дел далек. Но Серега не на шутку перевозбудился. Вчера целый вечер пытал меня по телефону, какие работы брать. В итоге я на него рявкнул и сказал, что повезем все. Оказывается, сейчас Пушкинский считается самой прогрессивной и передовой выставочной площадкой. Вот мой друг и начал дергаться заранее. Для него это крайне важно – получить признание хоть в таком специфическом жанре. А то он постепенно переквалифицировался в оформителя, забыв про творчество.