Минутку, пожалуйста (ЛП) - Доуз Эми. Страница 59

Мускул на его челюсти нервно дергается, и мой желудок переворачивается. Держась за выпуклость живота, украдкой перевожу дыхание, прежде чем спросить:

— Ты любишь этого ребенка, Джош?

Глаза наполняются слезами, когда я готовлюсь к его ответу.

Он поджимает губы и натягивает футболку через голову, избегая смотреть мне в глаза.

— Не задавай мне таких вопросов, Линси.

— А почему бы и нет?

— Потому что ответ тебе не понравится.

И вот она: правда, о которой я не позволяла себе думать.

— Как думаешь, ты когда-нибудь сможешь полюбить этого ребенка? — спрашиваю я настороженным голосом, осознание действительности оседает в сознании, образуя внутри меня пустоту.

Он проводит рукой по волосам.

— Ты не понимаешь, Джонс.

— Чего я не понимаю?

— Если я полюблю этого ребенка, то не смогу мыслить ясно. Если позволю чувствам взять верх, то случившееся с Джулианом может повториться с тобой… или с ребенком. Мне нужно держаться на безопасном расстоянии, чтобы я мог позаботиться о вас.

— Так это и есть твой долгосрочный план? Как робот, выполнять обязанности отца и мужа?

— Да, — сухо отвечает он.

Я прижимаю руку к груди, когда острая боль пронзает меня от его признания. Он никогда меня не полюбит. Никогда не полюбит этого ребенка. Я изо всех сил пытаюсь сделать вдох, нуждаясь в опоре, чтобы удержаться на ногах. Сквозь прерывистое дыхание мне удается задать вопрос:

— А ты не думал, что должен был посвятить меня в свои планы?

— Да какая, к черту, разница, потому что это, блядь, ничего не меняет, — огрызается он, его глаза превращаются в щелочки. — Ничто и никогда не изменит эту ситуацию.

— Я ненавижу, что ты все еще называешь нас ситуацией. — Закрываю глаза и заставляю себя медленно вдыхать и выдыхать. Слезы, льющиеся по щекам, — это внутренняя боль, пробивающаяся наружу. — Похоже, мы вернулись к тому, с чего начали. Мы не продвинулись вперед ни на сантиметр. Как я могла быть такой глупой?

Я поворачиваюсь, борясь с тошнотой, вызванной этим разговором. Это уже слишком. Слишком больно. Мне с таким не справиться. Глубоко вздохнув, выхожу из комнаты и направляюсь в свою спальню, чтобы взять сумку.

Вслепую запихиваю в нее вещи: нижнее белье, брюки, рубашки, спортивные штаны.

Как бы мне хотелось, чтобы руки перестали дрожать.

Джош появляется в моей комнате с серьезным выражением лица.

— Что ты делаешь?

— Ухожу, — хриплю я сквозь бурлящие эмоции. — Что мне давно следовало сделать.

— Ты не уйдешь, — твердо заявляет он, когда я прохожу мимо него в ванную.

— А ты смотри. — Запихиваю туалетные принадлежности в сумку, желая, чтобы слезы перестали литься. Он их не заслуживает. Он меня не заслуживает.

Джош встает, вцепившись в дверной косяк, как в спасательный круг.

— Куда ты пойдешь? К родителям?

— К Дину. — Я смакую боль, которую наносит этот ответ. — Он хороший друг. Он меня поддерживает. И он любит меня.

Джош крепче стискивает деревянную обшивку, треск эхом отдается от стен ванной.

— Из всех людей, к которым ты могла бы пойти… ты идешь к нему?

Я вызывающе пожимаю плечами.

— А я хочу к нему пойти. Мне нужен тот, кому нравится то, что происходит внутри меня. Тот, кто не будет относиться ко мне и ребенку, как к пациенту или ошибке. Дин никогда так со мной не обращался. Его первоначальная реакция была в десять раз лучше твоей.

— Так вот значит как? Ты только что порвала со мной? — рычит он, его глаза наполняются яростью. — Тебе плевать, что мы помолвлены, и в ребенке, которого ты носишь, течет моя кровь?

Натягиваю на лицо улыбку, в то время как душа умирает. Жаль, что я не могу остаться. Как бы я хотела, чтобы он заботился обо мне и был тем, кто он есть, и не нуждаться в чем-то большем. Но этого недостаточно. И никогда не будет.

Дрожащими руками снимаю с пальца кольцо, и это похоже на то, как я снимаю маску, которую по глупости думала, что смогу носить вечно. Опускаю кольцо на туалетный столик и встаю перед ним с сумкой на плече, высоко подняв подбородок.

— Джош, я хотела выйти за тебя замуж, потому что думала, что у нас есть шанс. Думала, ты сможешь меня полюбить, и достаточно безумно предполагала, что ты полюбишь малыша. Но теперь я понимаю, что ты не изменишься, потому что не можешь отпустить свое прошлое. Я бредила, думая, что ты сможешь, потому что все, чем я когда-либо была… все, чем когда-либо был этот ребенок… это твое обязательство, а не новое начало. А мы заслуживаем лучшего.

— Нихуя подобного, — рявкает Джош, отрывая руку от дверного косяка и отступая назад, чтобы врезать кулаком в стену рядом. Он шагает вперед и нежно заключает мое лицо в ладони, его грудь поднимается и опускается от затрудненного дыхания, дрожащими губами он говорит: — Ты мне чертовски важна, Линси. И важен ребенок. Я говорил тебе это бесчисленное количество раз.

— Того, что ты даешь, мне недостаточно. — Я в защитном жесте сжимаю живот, чувствуя, что сейчас мне нужно держаться за малыша. — И жестоко притворяться, что это так.

— Я не отпущу тебя, — рычит он, его челюсть напряжена от едва сдерживаемых эмоций, его защита падает, показывая сломленного, разрушенного человека, который прячется внутри. Джош отпускает мое лицо и скрещивает руки на груди, блокируя дверь. Его лицо жесткое, свирепое, на него тяжело смотреть.

— Меня ты отпустишь… а вот чего ты не отпустишь, — это свое прошлое. — Я резко вдыхаю, зная, что должна причинить ему боль, чтобы он увидел. Должна сделать ему больно так же, как он сделал мне. — Если я и ребенок действительно тебе важны, ты позволишь мне уйти, потому что принуждать меня к жизни без любви с тобой так же плохо, как и то, что случилось с Джулианом.

Его лицо вытягивается, а глаза наполняются слезами.

— Нет.

Я легко отталкиваю его в сторону, его лицо искажено ужасом, когда я прохожу мимо него, выхожу за дверь и из этого гребаного соглашения, на которое не должна была соглашаться с самого начала.

Подальше от его боли.

Подальше от своей боли.

Глава 28

Линси

— Налей еще, — заявляю я, со стуком ставя стакан на кухонный стол Кейт. Или кухонный стол Майлса. Но раз они теперь помолвлены, это и ее кухонный стол тоже.

Когда-то я тоже была помолвлена — разве не забавно?

Дин бросает на меня взгляд через стол.

— Думаю, с тебя хватит, Линс.

Я усмехаюсь.

— Это безалкогольный коктейль!

— И все же в моктейле полно сахара, — соглашается Кейт, сочувственно глядя на меня. — Ты вот-вот лопнешь, и ты же не хочешь, чтобы у ребенка появился зоб или что-то такое.

Мои глаза расширяются.

— Неужели это действительно может случиться?

Кейт пожимает плечами.

— Черт меня дери, если я знаю.

— Тогда не говори страшной медицинской хрени просто так. У меня и так мозг перегружен! — восклицаю я, а потом дуюсь, потому что если бы Джош был здесь, я могла бы спросить его: появляется ли от сахара зоб.

— Я принесу тебе воды. — Дин направляется к холодильнику.

— Помнишь, как доктор Мудак в тот вечер в баре превратил мой заказ на коктейль «Пестики и тычинки» в воду? — Я поворачиваюсь к Дину, пока он несет мне бутылку воды. — О, боже, тем вечером я пила «Пестики и тычинки». Неудивительно, что я залетела. Родители никогда не вели со мной разговоров про пестики и тычинки. Они всегда говорили, что Иисус следит за нами.

— Иисусу следовало взять управление на себя, когда ты отдала доктору Мудаку один из моих древних презервативов, — бормочет Кейт себе под нос.

Я вздергиваю подбородок и качаю головой.

— Иисусу следовало взять управление на себя, когда Дин позволил мне сесть в Uber с Джошем той ночью.

Дин тяжко вздыхает и протягивает мне воду.