Тайна острова Химер - Жамэ Николь. Страница 17

Мари подумала, что эта тайна отчасти объясняет смысл подсунутой ей записки. Она продолжила рассуждать вслух:

— В таком случае все свидетельствует против Келли. Она вымыла лошадь, чтобы уничтожить следы, она утверждала, что в копытах застряла красная глина, чтобы направить нас на ложный след на полуострове, у нее нет настоящего алиби, и к тому же она якобы ничего не слышала, хотя живет как раз над конюшней. А теперь обнаружилась и серьезная побудительная причина: ревность.

— Надо было мне прогнать Дору, — выдохнула Луиза.

Лукас признал, что следует построже допросить Келли и что она должна найти весьма веские аргументы, чтобы ее не обвинили в убийстве.

Дверь с грохотом распахнулась. Подобно фурии, в гостиную ворвалась Дора.

— Келли здесь ни при чем! — истерично завопила она. — Она никогда не знала, что Том Салливан ее отец! Никогда!

Сохранив хладнокровие, не обращая внимания на нервный срыв экономки, обычно такой бесстрастной, Мари тут же перешла в наступление: как Дора может доказать невиновность Келли?

Лукас повторил вопрос более спокойно: ему, мол, понятно, что экономка хочет защитить свою дочь, но какие у нее есть для этого аргументы?

Дора была похожа на загнанного зверя. Ее пронзительные глазки перебегали с одного из присутствующих на другого, она отчаянно пыталась найти выход из положения. Наконец, испустив крик яростной беспомощности, полная решимости, она повернулась к Луизе.

Ее ненависть, приумноженная годами молчания и послушания, вылилась на старую даму. Дора кричала, что у нее нет больше сил выносить презрительное безразличие Салливанов! Всю жизнь она преданно служила им, а взамен получала лишь высокомерие и обиды! И если она и сносила все это молча, то только ради того, чтобы у Келли была крыша над головой чтобы ее дочь получила хоть какое-то образование. Но ни разу Луиза не обратила внимания на маленькую Келли, на свою собственную внучку! Почему Мари удостоилась ее нежности и благодеяний, хотя тоже была бастардом, как и ее дочь?

— Это я сунула под дверь записку, чтобы заманить Мари в конюшню, — задыхалась Дора. — Я хотела ее убить! Убить ее! Ее! Не Алису! Клянусь вам, не Алису…

Выбившись из сил, Дора покачнулась. Эдвард и Лукас подхватили ее, довели до стула, на который она рухнула, не переставая повторять, что не хотела убивать Алису.

Лукас опустился перед ней на корточки и продолжил спрашивать:

— А красное платье, лошадь, глина на копытах… к чему вся эта инсценировка?

Почти теряя сознание, Дора пролепетала, что она все устроила так, чтобы это как можно больше было связано с легендой, что Келли здесь совсем ни при чем, совсем, пусть оставят бедняжку в покое…

— Я любил эту женщину, — пробормотал Ангус. Подавленный, он с трудом поднял глаза на бледную, осунувшуюся, со свисавшими в беспорядке волосами Дору, которая, как автомат, ставила закорючки под признаниями в виновности.

Они были ровесниками, и Ангус знал Дору с очень давних пор. Сейчас, видя эту высохшую служанку, трудно было представить, что когда-то она была очаровательной девушкой. Но так было. Жандарм долго сожалел, что она даже не захотела его слушать, когда он сделал ей предложение. Он знал, что она беременна, но не желал знать, какой подонок оставил ее в таком состоянии. Он мечтал, что она согласится стать его женой, а он будет отцом ребенку, которого она вынашивала.

Теперь ему понятен был ее отказ. Когда она забеременела, Том и его брат Син порвали с семьей и покинули замок. Возможно, она еще верила, что Том вернется и узаконит их отношения… И тогда она предпочла остаться на службе у Салливанов, может быть, тешила себя иллюзией, что ее девочка хоть немного одна Салливанов. Только из-за дочери продолжала она жить в этом доме.

— Почему же тогда Келли была так жестока со своей матерью?

Мари, как и все, кто видел, как Дору сажали в фургон жандармерии, была шокирована агрессивным поведением Келли, узнавшей, что ее мать убила Алису. Она смешала ее с грязью, обозвала чудовищем… Находившаяся в прострации Дора никак не реагировала, и понадобилось вмешательство Ангуса, чтобы оторвать от нее дочь.

И Мари, и Лукас смутно чувствовали какое-то несоответствие в этой истории… Слишком уж быстрые признания и чересчур сложная инсценировка для такой простой женщины, как Дора…

Но в конце концов — как говорил Ангус, лучше знавший ее, — вполне возможно, что экономка тронулась умом из-за несправедливого отношения к своей дочери, ради которой пожертвовала всем.

Лукас взял факс, вылезший из аппарата.

Результаты лабораторных исследований… Вода с красного платья не имеет ничего общего с водой озера…

— Стало быть, Алиса не падала с утеса, — заключил он.

— Есть все основания думать, что Алису убили где-то в пределах владения, — поддержала его Мари. — Убить Алису, привязать ее к спине лошади, измазать копыта красной глиной, намочить платье и, выдержав время, отпустить лошадь в три утра… Не исключено, что где-то есть тайное убежище, нет?

Лукас возразил, что полиция ничего не нашла в конюшнях. Что же до следов копыт, то они терялись на дороге к побережью.

— Надо бы проверить…

— А отчет о расследовании исчезновения Франсуа Марешаля?

— Оставляю его тебе, а я выйду глотнуть воздуха.

Схватив свою куртку, она вышла.

— Куда это она? — спросил Ангус.

— Послушайте, старина, кто женат на ней — вы или я?

Из двери старого сеновала в конце конюшни Келли мрачно наблюдала, как Мари удаляется галопом верхом на Дьябло.

Всадница остановилась, любуясь заходящим на горизонте солнцем. В косых лучах, окаймлявших облака, ирландский пейзаж приобретал позолоченный рельеф. Она втянула в себя воздух, отыскивая запахи моря, потом, пришпорив лошадь, направилась к прибрежной дороге.

В начале каменистой тропы, где полиция потеряла следы копыт, она заставила Дьябло остановиться, затем положила поводья на гриву и, изредка понукая его голосом, предоставила ему свободу передвигаться по собственному усмотрению.

Пощипав травку на обочине, он сам сошел с тропы. Ухватывая пучочки травы, он спокойно двигался вперед, сворачивая то направо, то налево. Наконец, после одного из поворотов, Мари заметила старую постройку сухой каменной кладки. Дьябло прибавил шагу.

Мари спешилась, зажгла фонарик, собираясь войти в источенную червями полуоткрытую дверь, но Дьябло ее опередил. Он явно чувствовал себя здесь как дома и сразу, протянув морду к яслям, захрумкал початой охапкой люцерны. Мысль Мари заработала: лошадь хорошо знакома с этим местом.

Она сразу обнаружила на земляном полу многочисленные следы копыт, принадлежавшие Дьябло, и приступила к тщательному осмотру.

Искорка, мелькнувшая в луче фонарика, тотчас напомнила ей о расшитых блестками туфельках Алисы, которые она осматривала в морге. Собирая в пластиковый мешочек разноцветные чешуйки, Мари заметила на земле бороздку, прочертившую пыль.

Несомненно, это след недавно открывавшегося люка.

Она энергично толкнула в бок Дьябло, прервав его звонкое хрумканье, чтобы сдвинуть его с деревянной доски, которую легко приподняла. В погреб уходила деревянная лестница. Мари посветила вниз. Он был пустым и тесным. Но что-то в углу привлекло ее внимание. Она спустилась, но нашла только самое обычное пластмассовое ведро.

Однако на дне его оказалось нечто не совсем обычное: остатки красной глины…

— Оставьте меня в покое! — раздраженно выкрикнула Келли, раньше чем Лукас обратился к ней.

Она остановила садовую качалку, на которой сидела в одном из уголков парка. Уже почти стемнело, когда он ее заметил и сразу подошел к ней, отметив про себя, что глаза у девушки покраснели. Лукас завязал разговор, несмотря на раздражение, которое Келли и не думала скрывать.

Он заметил, что она очень уж агрессивна, после чего сказал, что удивлен ее злостью по отношению к собственной матери.