Негодная певица и некромант за клавесином (СИ) - Черная Мстислава. Страница 2

Я понимаю, что, сказав да, выйду из зала Суда незамужней. Это… страшно? Я не знаю, куда мне пойти и что мне делать.

Но вернуться в дом Берта невыносимо.

— А…

— Госпожа Дельси? — окликает судья самым благожелательным тоном. — Не бойтесь сказать правду. Если кто-то принуждал вас дать Суду ложный ответ, скажите об этом, и вы получите защиту.

— Нет, меня никто не принуждал. Я искренне огорчена, что не могу родить супругу наследника, и именно по этой причине прошу расторгнуть брак.

Судья ещё раз перечитывает предоставленные документы.

Он не выглядит довольным, но зацепиться не за что.

Недолгое размышление и закономерный итог:

— Суд удовлетворяет прошение. Брак объявляется расторгнутым, Госпоже Каринат Дельси возвращается девичья фамилия.

— Благодарю, — зачем-то отвечаю я.

Судья морщится.

— Документы будут готовы в течение часа, — сообщает секретарь.

Вот и всё…

Неглубоко поклонившись, Берт подаёт мне руку с прежней галантностью, и я послушно цепляюсь за его ладонь. В голове не укладывается, что он уже не муж.

Но как только мы выходим в коридор, Берт освобождается от моей слабой хватки.

— Ганс поможет тебе с документами и всем прочим. Я надеюсь, ты всё же очнёшься и перестанешь изображать овощ. Всего хорошего, Карин. Искренне…

Он отворачивается и просто уходит.

А стою, смотрю ему вслед, пока адвокат, Ганс, не увлекает меня в боковую комнату ожидания. Я чувствую себя куклой, которую сажают в кресло. Кто-то ставит передо мной вазочку с сухим печеньем. Так понятно, так привычно…

В последнее время я не участвовала даже в решениях, что будет подано на обед или ужин.

Ганс садится через стол от меня, скрещивает руки, а его сын или племянник… понятия не имею, где его младший родственник. На самом деле мне всё равно, я впадаю в оцепенение, в котором я могла бы оставаться сутками, если бы меня не будили, чтобы напоить бульоном или сладким чаем. Я совершенно не представляю, сколько времени проходит, когда возвращаюсь в реальность под настойчивое тормошение. Наверное, час, как обещали?

Чай и печенье отодвинуты, передо мной разложены бумаги.

— Ваша карточка, госпожа Тавиран, — частит Ганс, — дубликат свидетельства о разводе. Это документы в банк, отступные на счёт поступят в течение трёх дней, а сейчас на счёте средства на первое время. А это документы на дом, господин Дельси арендовал его для вас на три месяца, всё ваше имущество будет доставлено туда, возвращаться не нужно. У вас есть вопросы, госпожа?

— Нет…

— Прекрасно. В таком случае я с вами прощаюсь. Всего доброго, госпожа.

Ганс кланяется и, попятившись, выходит.

Я остаюсь одна…

Оглядевшись, я просто не понимаю, что делать дальше. Я знаю, что в конце дня здание Суда закрывается, и меня точно попросят на выход. Сидеть в комнате бесконечно нельзя. Но куда мне податься? Адвокат что-то говорил про дом, только как я найду его? Я не ориентируюсь в городе, не смогу найти адрес. У меня есть документ, но нет ключей. И что мне делать в пустом доме? Что я буду делать завтра, послезавтра? Я не знаю…

Кто-нибудь, помогите мне!

Я мысленно кричу, но крик беззвучный, и я чувствую себя в ловушке, потому что никто не услышит, не поможет. Я закрываю глаза, и над ухом словно в тот же миг раздаётся неприветливый голос:

— Госпожа? Пригласить для вас врача? Вам дурно?

— Нет… — я смотрю на мужчину в форме. — Я в порядке.

— Я провожу вас до выхода, госпожа.

Уже вечер или меня просто выгоняют?

— Спасибо.

Я послушно поднимаюсь и делаю шаг в сторону коридора.

— А документы, госпожа?

Мужчина быстро собирает со стола веер бумаг, складывает в ровную стопку и даже убирает в одну папку, а затем передаёт мне.

— Да-а, — киваю я, сжимаю папку.

Что мне с этим делать?

Жестом пригласив меня на выход, мужчина действительно провожает меня по коридору, и пока он меня направляет, мне легко. Трудно становится на ступеньках, когда я спускаюсь на мостовую, а он смотрит на меня сверху, а затем скрывается в здании.

Дверь захлопывается.

Я снова впадаю в оцепенение и стою невесть сколько, пока под шаль не пробирается весенний сырой холод, и я, встрепенувшись, оглядываю улицу.

Стоять дальше точно нельзя. Я так и прижимаю документы к груди… Взгляд упирается в вывеску отделения банка, где я могу снять деньги на мелкие расходы, только ни малейшего желания переходить дорогу у меня нет, и я поворачиваю направо просто потому что направо до конца здания Суда ближе, чем налево. Я иду, чтобы не стоять, бреду без цели до площади, в которую упирается проспект.

Я чувствую себя такой потерянной…

Кажется, меня окликают торговцы и извозчики. Пышная лоточница предлагает мне купить грошовый пончик в жирном масле.

Мотнув головой, я тороплюсь свернуть в проулок, чтобы оказаться от них от всех подальше.

Куда мне пойти?!

Замуж меня пристроили родители, потом Берт поставил перед фактом, что мы переезжаем в другую страну.

Но сейчас решить, куда двигаться, могу только я.

Оглядевшись, впервые за много лет осознанно, я вдруг начинаю видеть не сквозь серый унылый туман, а по-настоящему. Мир обретает яркость красок, объём. Я делаю глубокий вдох, и ощущаю разнообразие запахов — сдоба, молодая трава, слишком резкий парфюм у прохожего, что-то кислое. Я снова чувствую холод и пронизывающий ветер, чувствую, что у меня прохудился левый ботинок. Ещё вдох.

— Встала посреди дороги!

И правда…

Я отступаю к ближайшему двухэтажному дому.

Хм, а разве здесь была винно-бордовая вывеска? В подобных домах обычное дело жить на втором этаже, а на первом устраивать магазин, но яркая вывеска как будто возникла только что, по сказочному волшебству — возникла как приглашение, возникла специально для меня.

Сомнений нет. Я тяну створку на себя, вхожу в полутёмное заставленное ящиками пространство.

Вывеска гласит:

“Бюро исполнения желаний”.

Глава 3

— Хей, куда?! — окликают меня со спины.

Я непонимающе оборачиваюсь и вижу седую женщину с закрытой драной рогожей большущей корзиной. Она опускает ношу на мостовую и повелительно машет мне, требуя, чтобы я подошла к ней немедленно. Тон настолько непривычно повелительный, что я просто стою и хлопаю на неё глазами. Вообще я так привыкла подчиняться, что у меня не возникает ни малейшего протеста, хотя умом я понимаю, что посторонняя горожанка не в праве ни указывать мне, ни тем более приказывать. Наверное, я бы всё равно подчинилась, только ноги не идут.

— Простите? — я вспоминаю, как обратиться вежливо. Чего эта женщина от меня хочет?

— Спускайся оттуда! — требует она. — Тебя надуют, дура! Для них такие как ты, потеряшки несчастные, лакомая добыча. Иди сюда. Иди-иди, я тебя провожу в приют, и там жрицы тебе помогут по-настоящему. Уж ума-то прибавят.

Но захламлённое помещение совершенно не похоже на логово мошенников. Да и что мне сделают? Отберут деньги? Отберут жизнь? У меня нет ничего ценного, за что стоило бы держаться.

Я склоняю голову к плечу.

Женщина… мне не нравится. Её бесцеремонность я воспринимаю слишком болезненно.

— Вы… — начинаю я.

— Да иди ты сюда, — требует она.

Сплюнув на мостовую, женщина делает шаг мне навстречу и протягивает руку, словно хочет поймать за юбку и увести за собой.

В голове яркой вспышкой взрываются радость от того, что кто-то поможет мне, направит, позаботится, ответит, куда идти и даст угол, где я забьюсь под одеяло и закрою глаза, и вместе с трусливой радостью вспызивает яркое, огненное возмущение.

Я не хочу в приют, я не хочу в арендованный мне Бертом дом.

Я хочу!

На самом деле я понятия не имею, чего я хочу, но мне кажется, что волшебным образом появившееся “Бюро” единственное место, где я верну свою жизнь, и я пячусь от женщины.

— Это не ваше дело, — с твёрдостью, которой у меня никогда в жизни не было, отвечаю я.