Негодная певица и некромант за клавесином (СИ) - Черная Мстислава. Страница 58

Дан берёт на себя инициативу и разливает по чашкам кофе. Мне и маме подливает молока, папа отказывается и оборачивается ко мне:

—  Значит, ты выбрала Огл, Карин?

—  Я собираюсь в столицу. Зал был полный. Думаю, гонорара хватит, чтобы не только покрыть затраты на аренду зала, афиши и прочие расходы, но и на организацию нового выступления.

—  Хм… Карин, но ведь ты не можешь продолжать петь и заниматься магией?

—  Почему, пап? —  пока он говорит спокойно, я могу поддержать разговор, хотя предпочла бы обсудить что-нибудь… не семейное.

—  Потому, если ты продолжишь, то тебя никто не возьмёт замуж. Семья Дельси уже от тебя отказалась.

—  А зачем мне замуж?

—  Как это, “зачем”?! —  вскидывается мама.

Папа придерживает её за руку, и мама послушно умолкает.

—  Чтобы рядом с тобой был надёжный муж, который позаботится о тебе, обеспечит, который не бросит тебя в тяжёлых жизненных обстоятельствах, станет опорой и поддержкой.

Когда-то я поверила этим обещаниям. Закончилось разводом. И если бы не Азири Ра, я бы не прожила и пары дней. Моё состояние не вина Берта, а результат принятия микстуры. Но… Того факта, что он всё же бросил меня это не отменяет.

—  Пап, ты о чём? Я прекрасно обеспечу себя сама. Даже если забыть про карьеру певицы, у магов высокие гонорары, особенно у некромантов. Просто посмотри, чего я уже достигла.

—  Тебе повезло.

—  А знаешь, кому не везёт? Тому, кто не рискует и вообще ничего не делает. Везение… это один из моих талантов.

—  Дети, —  вклинивается мама.

Её вопрос отзывается болью. У меня нет желания обзаводиться малышом прямо сейчас, но однажды, когда я сама немного повзрослею, когда почувствую, что наконец-то я могу многое дать своим детям… И я не про деньги, а про мировоззрение. Я совершенно не хочу быть матерью, замолкающей по первому же одёргиванию от мужа, как случилось только что.

Я знаю, что жертвы микстуры становились мамами, так что бесплодие у меня нашли не из-за неё.

Боль вспыхивает, и я отвечаю резче, чем собиралась:

—  Мама, дети появляются не от брачного ритуала, а от отношений с мужчиной.

Мама заливается краской.

—  Карин, —  упрекает папа, но в его голосе звучит бессилие.

—  Передай, пожалуйста, —  я киваю на тарталетку с фруктовыми кубиками, залитыми взбитыми сливками.

Папа медлит, и мою просьбу выполняет Дан:

—  Мы здесь, чтобы поздравить Карин с успешным первым концертом. Простите, но разговор становится слишком серьёзным для сегодняшнего вечера.

—  Не совсем так, —  внезапно вмешивается Берт. —  Карин, я поздравляю тебя, но я здесь не только для поздравлений. Говоря откровенно, я приехал ради возможности попросить тебя о небольшом одолжении.

—  Одолжении? —  переспрашиваю я. Неожиданно.

—  Это личное. Удели мне, пожалуйста, несколько минут с глазу на глаз. Например, у окна в конце коридора мы сможем поговорить, но не будем наедине…

Я даже слегка заинтригована. Возможно, я чего-то не знаю? Возможно, отец Берта выбрал меня не только как дочь друга? Была более… вещественная причина?

Дан, кажется, собирается вмешаться. Спасибо ему, но сейчас в помощи я не нуждаюсь.

—  Да, я готова тебя выслушать, Берт, —  только выслушать.

Быстрая, уже не такая неловкая улыбка, и Берт поднимается из-за стола.

Я тоже встаю и выскальзываю из гримёрки раньше, чем Берт успевает предложить мне руку. Я не хочу ему отказывать, но и идти, держась за его локоть, я тоже не хочу. Он вынужден догонять и следовать по коридору за мной.

Как только мы удаляемся от гримёрки достаточно далеко, чтобы нас не услышали, я оборачиваюсь к Берту и скрещиваю руки на груди. Я смотрю на своего бывшего мужа из прошлой жизни и бывшего жениха из этой и не понимаю… что я здесь делаю? Почему я стою с ним, а не наслаждаюсь тарталеткой? Где атмосфера праздника? Почему поздравление превратилось в разговор о будущем и попытку вернуть меня к тому, от чего я бежала? Да, родители желают мне лучшего, но так, как они это лучшее понимают, точнее, как понимает его папа. А я взрослая.

Я не буду обижаться, я буду учиться вести разговор так, чтобы и мне, и родителям было приятно. Неужели у нас не найдётся тем, которые нам подойдут? Буду хвастаться успехами и победами. Вот прямо сейчас вернусь и расскажу, как я счастлива, что выступила!

—  Карин, ты меня не слышишь?

—  М? Извини, Берт. Я задумалась, —  как много я пропустила?

У Берта появляется очень неприятная усмешка.

—  Теперь понимаю, как ты ухитряешься не видеть очевидно. Это слишком глупо даже для женщины.

—  Что?

Берт кривит губы.

В прошлой жизни эту свою сторону Берт показывал мне всего пару раз незадолго до развода.

—  Ты идиотка, Карин. Ты думаешь, что ты успешно выступила? Открой глаза! Ничего подобного.

—  Да-да, ты считаешь моё исполнение воем.

Одолжение было лишь предлогом, чтобы выманить меня и наговорить гадостей?

Не знаю, чего Берт добивается, но я зря согласилась на разговор.

—  Считаю, но я тебе совершенно не об этом, Карин. Вернись на сцену и спустись в зал.

—  Зачем?

—  На каждом кресле, начиная со второго ряда, ты увидишь горстку белого порошка. Это ни что иное, как распавшиеся косточки. Кроме той дамы, мальчишки, твоих родителей и меня, у тебя не было ни одного зрителя. Тебе аплодировала нежить, которую некромант в такт ударам по клавишам дёргал за незримые верёвочки. Какой успех? Твой Дан обманул тебя как самую доверчивую идиотку.

Вот и объяснение странностям, которые я заметила.

Чувствую ли я себя обманутой или огорчённой? Нет… Скорее, я впечатлена тем, как Дан постарался сделать мне приятное. Не стал осуждать, отговаривать, а просто взял и исполнил мою мечту, пусть и своеобразно.

Проснуться и узнать, что мне пора на сцену, во сто крат лучше, чем проснуться и оказаться кошмарных воспоминаниях. Благодаря Дану эльфийская трагедия подёрнулась дымкой забытья и кажется далёкой-далёкой.

—  Берт. Кем были зрители не имеет никакого значения, потому что Дан выкупил все до единого билеты. Так называемая “правда”, на которую ты попытался открыть мне глаза, пустышка.

—  Пустышка?!

—  Разве нет? Концерт при полном зале состоялся, и я еду покорять столицу. Я буду выступать, кем бы ни были мои зрители.

—  Идиотка.

—  Дан призвал костяных призраков, чтобы меня порадовать. Ты же тычешь мне “правдой” в лицо, чтобы огорчить. Не вышло. Но всё равно я от души пожелаю: прах побери тебя, Берт.

Рассмеявшись ему в лицо, я возвращаюсь в гримёрку, ловлю на себе внимательные, настороженные взгляды и… растягиваю губы в неискренней улыбке. Мне резко расхотелось сладкого, а кофе я выпью у Дана на стеклянной террасе, когда мы будем наедине. С родителями я увижусь, но позже, когда буду готова.

Я благодарю их всех за то, что пришли и поддержали меня. Я благодарю родителей, благодарю Мэри и Марка. И даже для Берта у меня находится тёплое слово. Почему бы и нет? Целый час он страдал, наблюдая за моим концертом. Слух он сберёг берушами, но ведь сидел, терпел, ждал, а гадость не удалась.

Не благодарю я только Дана. Я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку.

Дан ловит мои пальцы в свои, наклоняется, целует запястье:

—  Карин…

—  Как насчёт того, чтобы прямо сейчас отправиться на репетицию моего следующего концерта? —  беззаботно предлагаю я. Это всего лишь предлог, чтобы уйти.

Дан меня понимает:

—  Конечно, —  легко соглашается он.

—  Дочка?

—  Мам, пап, увидимся завтра! Мэри, Марк, до завтра. Берт… прощай.

Дан подхватывает меня под руку.

Наш уход похож на бегство, но мне всё равно. Я переплетаю наши пальцы и искренне наслаждаюсь мгновением. Я не сомневаюсь —  я нравлюсь Дану как девушка, иначе бы он не смотрел на меня влюблёнными глазами.

Почему я не замечала?

Мы спускаемся к боковому выходу, и Дан вдруг останавливается в шаге от двери. Я чувствую его нерешительность. Дан поворачивается ко мне лицом.