Память гарпии (СИ) - Таргулян Ксения Оганесовна. Страница 54

«Не волнует», — подумал Орфин, но вслух сказал другое.

— Нужно как-то вытащить тебя из этих цепей. Ты ведь крепчая — можешь вырваться?

— У меня совсем нет мнемы, — тускло ответила она. — И потом, нам все равно никуда не деться с острова. Я… не смогу лететь.

— Есть способ убраться отсюда и без твоих крыльев.

На последнем слове она зажмурилась и, кажется, перестала дышать.

— Я… я думала, что они успеют починить его… что я помогла тебе, — ее лицо исказило рыдание. — У меня ничего больше… даже крыльев!.. Я просто… этой мыслью… пыталась…

— Тис, — он взял ее за плечи. — Ты помогла мне, правда. Встреча с кочевниками была для меня бесценна. Но сейчас ты должна помочь самой себе. Послушай, я видел, на что ты способна. Эти цепи для тебя все равно что бумажные. Тебе крепко досталось, я знаю. Но я верю в твое мужество. Пожалуйста, соберись с духом и хорошенько рванись на волю.

Гарпия лишь плотнее сжималась в комочек слёз.

Он хотел добавить «Тебя держат не цепи, а ты сама», но побоялся, что это прозвучит лживо и претенциозно.

— Пять минут назад на твоем месте было месиво из крови и пурги. Но ты ведь собралась воедино!

— Я не управляю этим, — едва слышно всхлипнула она.

— Ну так я тем более, — он натянуто улыбнулся, как бы намекая: больше некому.

В этот момент потолок над ними затрещал, как речной лед. Оба дернулись и вскинули головы. По золоченым трубам бежала сеть тонких разломов, точно по зеркалу. Из самых широких щелей выглядывали влажные красные ростки. Разбухая, они тянулись вниз крючковатыми щупальцами из жира и мышц. Сыпалась крошка прессованной пурги.

Орфин и Тисифона переглянулись с ужасом. В одно замершее мгновение оба поняли ответ на незаданный вопрос: пытку Тис прекратила Асфодель. Кто еще мог заставить побеги так стремительно расти? К тому же, именно она управляла плотью фамильяров. Должно быть, почувствовав астральное прикосновение зрячего, она переключилась с наказания гарпии на погоню за ним.

— Она здесь, — одними губами произнесла Тис.

Орфин заставил себя удерживать фокус внимания на побеге и не поднимать взгляд на завораживающе ужасные кровокорни. Подумать только: он испытал при их виде странную ностальгию! Многодневные блуждания по Чертогам показались на миг приятным и утешительным воспоминанием.

Но Тис по-звериному зарычала и яростно дернула цепи. Они бряцнули, но остались на месте. Орфин распахнул дверь, чтоб вместе бежать, как только она освободится. Но ей никак не удавалось. Звуки сделались почти невыносимыми — смесь рыданий, пронзительного клекота и хрипа под скрипучий звон цепей. От них сжималось сердце.

Неужели всё напрасно, и он не сумеет ей помочь?

С крошащегося потолка сыпался град из бетона и золотых обломков. Кровокорни доставали уже до середины темницы по высоте.

Холодный разум твердил, что обрушение потолка не убьет гарпию. Но Орфин не мог отвернуться от острой жалости. Чертовски томило под сердцем от мысли, что он не в силах помочь Тис.

Замерев в проходе, Орфин знал, что нужно бежать, но не мог бросить девушку.

Идея озарила его вспышкой. Он заметался взглядом, вспоминая формулировку и пытаясь мгновенно выбрать, от чего готов отказаться.

— Я передаю тебе память о… — произнес он скороговоркой. Фраза прозвучала до точки, но собственные слова тут же улетучились из памяти, оставив ноющую пустоту в груди и зыбкое покалывание на коже. Мысленное эхо померкло от лязга, с которым Тис разодрала разом четыре цепи. Она кинулась на Орфина, как бык на корриде, и вышибла его через дверной проем в коридор. В следующий миг с потолка в центр темницы обрушился массивный обломок трубы.

Орфин больно ударился спиной о стену. Тис крепко прижалась к нему, обхватила руками поясницу, уткнулась лбом в правое плечо и затряслась в рыданиях. Пораженный столь бурным проявлением чувств и все еще морщась от боли, Орфин замешкался, но затем тоже обнял ее одной рукой — положил ладонь между шрамов у лопаток. Жаль, он не мог сделать руку горячей. Он гладил ее по спине, приговаривая бессмысленные слова утешения.

Но вот новые трещины, кряхтя, рассекли потолок, и, вспомнив о времени, Орфин и Тис бросились прочь из подвала.

Забытое

2012

Могильщики сноровисто вытащили две доски из-под гроба и опустили его в прямоугольный красно-бурый провал — быстро и плавно. Парни знали свое дело. Один из них лопатой взрыхлил сырые комья, чтоб скорбящие могли посыпать гроб мягкой землицей. Орфин набрал влажную горсть и медленно раскрошил в могилу.

Он надеялся, что теперь, когда мама окончательно ушла, отцу станет лучше. Да, звучит бесчеловечно — находить плюсы в смерти собственной матери, но разве она не была все равно что мертва уже много лет? Разве остатки личности в ее мозге можно сравнить с женщиной, которую он помнил из детства? Ее увядание подкосило всю семью, но теперь они наконец простились, как должно, и им станет легче, ведь правда?

Отец согласился, кажется, на все излишества, которые предлагало похоронное агентство. Живые венки, отпевание, роскошный гроб. При всем том гостей, кроме родственников, не было, ведь последнюю дюжину лет мама провела в лечебницах, и прежние подруги давно забыли ее.

Младшую дочь на похороны не взяли, и теперь они стояли вокруг гроба вчетвером: Орфин, отец и пара престарелых родичей. Вдовец утирал слезы, остальные хранили траурное молчание.

Спустя несколько часов они собрались в отцовской квартире за небольшим столом. Орфин не был здесь уже года три, но, как и прежде, ему сделалось мучительно неуютно. Комнаты остались неизменными, только осточертелая коллекция сестры всё разрослась, как опухоль. Сама она, белокурая девица с тонкой шеей, глядела в одну точку на тарелке и беспокойно шевелила пальцами.

Вспоминали молодость мамы. Смотрели старые фотоальбомы, где она гуляет с детьми, смеется и корчит задорные гримасы. Орфин сам не понял, с чьих слов его вдруг прострелило скорбью. Он утратил мать много лет назад и вдоволь оплакал ее тогда. Но теперь все повторялось снова.

Он начал злиться на собственные чувства. И на нее — за то, что снова бросила. И на отца — за то, что превратил квартиру в склеп, и на сестру — за то, что как отражение похожа на маму и стала для всех ее заменой. Черт, какая же все это бессмыслица!

Он вышел подышать на балкон, заварил себе кружку сладкого кофе. От него, казалось, всегда становишься добрее. Это сработало, и удавка обиды отпустила.

Когда все разошлись, Орфин сочувственно заговорил с отцом. Тот выглядел точно призрак — серый, осунувшийся, с густым серебром в черных волосах.

— Теперь все будет иначе. Ты сможешь начать новую жизнь.

— Как ты можешь так говорить? Ее только сегодня положили в землю, а ты!..

— Пап… Я знаю, как тебе ее не хватает, но… по правде, она ведь давно уже была не с нами. Послушай, может, всё-таки встретишься с кем-то из моих коллег? Я договорюсь на скидку, или можешь пойти в любой другой центр. Просто, пожалуйста, не оставляй это как есть, пап. Сколько еще можно жить прошлым? Ты ведь еще молодой.

— Твоей маме мозгоправы не помогли, — сказал отец с упрёком, давним, как сама вечность. "Как ты мог пойти этим путем?" — спрашивали его глаза.

— Она повредилась рассудком, а у тебя затяжной стресс, — попытался объяснить Орфин, но, как всегда, это не удалось. — Просто дай терапии один шанс, пожалуйста. Ради Лины, — он кивнул на сестру. — Ей нужен здоровый отец, а не сломленный депрессией.

— Возможно, ей не помешал бы еще и брат.

Опять упреки. Орфин еле удержался от того, чтоб не закатить глаза.

— Ладно, я буду заглядывать чаще. Если ты последуешь моему совету.

Лицо отца приняло отрешенное выражение.

— Тебе самому же станет лучше, — продолжал настаивать Орфин. — Просто поговоришь с умным человеком о своих проблемах. Что в этом такого?