Одинокий мужчина желает познакомиться (СИ) - Васильев Ярослав. Страница 29

Сильный удар в живот заставил сипло выпустить из лёгких воздух и согнуться пополам. Алиса? Я даже не заметил, откуда она взялась.

— Идиот! Ты чего творишь? Ты меня чему недавно учил?

И тут одна за другой начали лопаться нити, связавшие меня с Милой. Как больно-то! Словно живьём ободрали кожу, а затем сунули в кислоту. Дальше сознание будто раздвоилось. Одна половина продолжила вариться в кипятке боли, наблюдая, как вторая половина позволила Алисе усадить меня в такси и доволочь до дома. Хорошо ещё силы в хрупкой на вид суккубе как в здоровом мужике. Дома Алиса сунула мне в руки чашку и приказала:

— Глотай.

Вторая, послушная половина исполнила указание… какое это счастье, когда ничего не болит. Вот только вместе с объединившемся ясным сознанием пришло и чёткое понимание ситуации:

— Алиса, у меня всего минута или две. Спасибо, ты меня остановила. Отвар блокатора мне больше не давай, следующая доза меня убьёт. Я не справился, у меня передозировка магической энергии. Скоро действие блокатора пройдёт, и меня скрутит по новой. Если попытаюсь уйти из дома — хоть свяжи, хоть ломай ноги, но выйти я не должен.

И тут в глазах снова потемнело. Одновременно я почувствовал эйфорию, хотелось Алису расцеловать, раздеть и пользоваться её телом. В то же время началась дикая боль в животе, она понемногу становилась всё ярче, захватывая мышцы и суставы, сжигая меня от пяток до головы. Я упал. С помощью Алисы добрался до ванной, где меня долго рвало, потом до кровати. Начался озноб, температура прыгала от тридцати пяти до сорока градусов и обратно. Голову сдавило невидимым обручем, а кровь громко пульсировала в ушах. На какое-то время я потерял сознание.

Первый раз я очнулся, когда перепуганная Алиса, стоя над моей кроватью, названивала в скорую. Остановить я не успел, снова провалившись в чёрное беспамятство боли. Дальше инстинкт самосохранения всё-таки взял верх, я пришёл в себя как раз в тот момент, когда раздался звонок в дверь. К нам зашли улыбчивый молодой парень-врач и словно ему в противовес хмурая пожилая тётка-медсестра. Алиса представилась моей девушкой и сбивчиво рассказала, что мне поплохело на прогулке, мы срочно приехали домой, но мне всё хуже и хуже. Врач меня щупал и смотрел, клятвенным заверениям, что наркотики не употребляю, не поверил, симптомы передозировки были довольно красноречивы. Но экспресс-тест прямо на месте не показал вообще ничего, и врач извинился, мол, простите — обознался. После чего вынес вердикт: чего-то непонятно-вирусное с осложнениями и надо в больницу.

— Не поеду, — категорично отрезал я. — Что хотите делайте, но не поеду.

Потому что у меня не вирусное… но в диагноз магического ожога не поверят, а упекут в психушку.

— Извините, но вы рискуете умереть…

— Давайте, я подпишу отказную и что там ещё? Но не поеду.

Когда врач уехал, Алиса виновато посмотрела на меня:

— Извини… но я перепугалась. Зря я их вызвала?

— Да нет, — вздохнул я. — Ты всё правильно сделала. Ты вообще умница и права во всём.

— Включая то, что ты меня не выгонишь, — строго посмотрела девушка в ответ. — А то всё время так и написано на лице: счас обеспечу финансово и жильём, и выпну подальше.

— Да нет, права ты, права. Нас судьба, похоже, связала и накрепко. Нам с тобой в мистику и всякие волшебные вещи не верить — не положено. А я идиот… заигравшийся в маленького божка судеб идиот.

Себе-то врать нельзя. Стоит хотя бы на миг ощутить себя гроссмейстером, который управляет чужими судьбами как шахматными фигурами — и от ощущения сладости власти над людьми не избавиться. С какого момента я начал упиваться этим чувством? Когда всё решил за Алису? Переписал судьбу Юрия? Или определил судьбу того безвестного наркомана? По отдельности — вроде бы всё правильно и верно. А всё вместе — я ведь уже не испытывал сомнений в своих поступках, в их правильности. В их оптимальности. Потому с Милой — виноват лишь я и только я. Тут даже не только в том дело, что я нарушил главный принцип: никогда не охотиться рядом со своей нормальной жизнью. Свой приговор Миле я вынес, ещё когда она встретила Катю, меня и Алису возле торгового центра, а не в тот день, когда принёс компромат нашему генеральному. И неправда, что именно после слов про увольнение я позволил себе сделать последний шаг. Себе врать не надо, мог бы исправить ситуацию на следующий же день. Уж я-то нашёл бы слова объяснить всё Миле правильно. Но ведь гораздо оптимальнее решить две проблемы сразу? А если для этого надо нарушить какие-то свои принципы, какие-то нормы морали, это же всего-то на один раз? Оптимальность не всегда идёт рука об руку с совестью и человечностью? Так у меня жизненный опыт не одного десятилетия на руках, я ведь как бы уже и не совсем человек, я следующая форма высшего развития. Легче и проще всего находить оправдания именно подлости, это доброе дело в аргументах не нуждается…

Я так больше и не увидел Милу. Алиса через Катю предупредила Лёшу, через него же передала выписанный скорой больничный и заключение о тяжёлой форме какой-то зубодробительной вирусной инфекции с осложнениями. Заодно, ссылаясь на врача, посоветовала меня не навещать никому. Несколько дней я выглядел как античный полубог, идеальный мужчина… так что когда во сне я терял над собой контроль, приходилось запирать дверь и меня привязывать: моя аура частично действовала даже на Алису. Несмотря на бетон перекрытий, моя волна похоти накрыла две молодые семьи, живущие по соседству — они по ночам творили такое, что любая киностудия фильмов для взрослых обзавидуется. Я всё ощущал и выл от желания, всплески эмоций сводили с ума невозможностью присоединиться, и от этого я постоянно чувствовал, будто меня режут на куски живьём.

Дальше Алисе каким-то образом — в панике и наугад пытаясь мне помочь, сама не поняла, чего сделала — удалось стравить из моего организма часть лишней магической энергии… И мне стало плохо уже с обратным знаком. Организм получил сильнейшую магическую трансформацию, и к нормальной человеческой форме возвращался очень медленно. Я похудел и выглядел как скелет, меня захлёстывала тоска по эйфории, которую я ощутил на выходе из офиса, передвигался я, будто древний старик. Перетряс свою память на предмет того, чему наставляла меня ахай Аюржан и какие можно в моём случае применить лекарства. В итоге понадобились довольно специфичные и не самые легальные компоненты, скрипя сердцем, пришлось поднимать старые связи. Даже не хочу заранее думать, почём мне эта помощь обойдётся — ибо просили в оплату не деньги, а услугу. А затем посылать за заказом Алису, заставив себя стиснуть зубы и не показывать, насколько я за неё боюсь… Очень уж сложным человеком был тот, у кого я просил помощи.

Зато лекарство помогло, я пошёл на поправку. Первый раз приехал в офис спустя три недели. На месте Милы уже сидели две другие девочки, вчерашние студентки, гордые, что так удачно нашли работу в хорошей фирме. Наверное, так вышло лучше всего, ибо в глаза Миле я посмотреть бы не смог. Сколько угодно можно себя убеждать, дескать, вышло всё не так страшно. Мила не особо пострадала — молодая, ночную сцену «соблазнения» переживёт, да и рекомендации ей Антон Павлович всё-таки дал хорошие, поэтому новое место она нашла себе быстро. Сколько угодно можно врать… потому что горе, которое ты принёс, не измерить метрами и килограммами. А пятно на совести можно замазать, да нельзя отмыть.

Часть IV. Граница допустимого. День первый. Расточительный

Утро началось с того, что я свалился с кровати. Второй раз за неделю. Отличий — три дня назад это было в комнате Алисы, а сегодня девушка спихнула меня с моей.

— Ой… я опять, да? Ты не ушибся?

— Пуфик, что ли, подкладывать? — я задумчиво потёр ушибленный копчик и встал.

Алиса смущённо отвела взгляд. На самом деле никаких близких и уж тем более интимных отношений у нас не было и принципиально не планировалось. За себя я мог ручаться, за Алису… тоже, наверное? Просыпавшаяся время от времени эмпатия мои выводы только подтверждала, иных чувств, кроме дружбы, девушка не испытывает. Началось же всё ещё во время моей болезни, во второй фазе истощения. Я не мог нормально спать, мучили кошмары, и даже крепкое снотворное почти не действовало. Единственное, что помогало — если Алиса сидела рядом. Первые две ночи она чуть ли не спала на стуле. На третью само собой получилось, что вместо жёсткого стула девушка присела на краешек постели. Проснулись мы оба, когда Алиса под утро окончательно вжала меня в стенку, вольготно раскинувшись на большую часть кровати. Весь остальной день отводила взгляд и вообще была непривычно тихая. Но вечером, после трудного для нас обоих разговора девушка уже сознательно устроилась на всю ночь у меня под боком.