Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 19
Что эта мадам делает здесь в такую рань, тоже загадка. Она преподает с начала этого года. Почти две недели в этих стенах, но уже каждый второй успел мне сообщить, что ей двадцать шесть лет.
Вообще, о ней ходят довольно интересные слухи. Говорят – дочь начальника училища. Внебрачная, поэтому и фамилии у них разные. И вот если это так, то Жеке лучше захлопнуть рот и повесить свой «интерес» на гвоздь.
– Токман, Башечкин, вы сюда не трындеть пришли.
Капитан продолжает разглагольствовать, пока все рассаживаются по местам.
Набираю в ложку кашу, но она не лезет в глотку. Жрачка эта.
Двенадцать дней с одной-единственной мыслью – мне нужен увал.
Просто необходим, чтобы наконец-то поймать Азарину, которая все это время продолжает меня игнорить. Она там верит в придуманные собой же проблемы, а я землю готов жрать, лишь бы побыстрее вырваться к этой повернутой.
Вечером, после отбоя, зависаю в умывальнике. Единственное место, откуда можно позвонить без лишних ушей в это время суток.
В сотый раз звоню Азарину, слушаю гудки, а после вырубаю мобильник.
Да и пошла она. Сжимаю руки в кулаки, легонько ударяя сжатыми пальцами о кафельную стенку.
– Токман? – Женька, шныряющий по коридору, заворачивает ко мне. – Че с лицом?
– Отвали.
– Серьезно, кому ты там всю неделю названиваешь?
– Не твое дело.
– Очередная развлекаловка наметилась?
– Товарищ курсант, покиньте помещение.
– Ты че, охре…
– Вам отдает приказ старший по званию, будьте добры выполнять.
– Походу, совсем чокнулся. Нехило она тебя там динамит.
– С чего ты взял?
– На лбу написано. Вляпался, да?
– Пока еще точно не решил, – говорю чуть тише, прижимая край телефона к подбородку.
– Фиг с ней. Забей.
Башечкин ржет аки конь и хлопает меня по плечу.
– Ладно, царевна-несмеяна, оставлю тебя один на один со своей драмой.
После очередных ночных размышлений я решаю действительно забить на всю дурь, что успела скопиться в моей башке. Заколотить на остаток недели двадцатисантиметровый гвоздь в крышку нашего с Азариной своеобразного общения.
В подобном духе проходят еще сутки. А утром сообщают список тех, кто заслужил это привилегированное право пойти в увал.
– Токман.
Слышу свою фамилию, но никакой особой радости не испытываю. Плевать мне.
Желание увидеть Татку пропало. Я был одержим им все время, что находился за забором, а сегодня словно попустило.
Открываю дверь в квартиру и кидаю ключи в корзинку, что стоит на тумбе в прихожей.
– Ба, я дома.
– Ванечка, наконец-то, я как знала, что сегодня придешь. Пирожки испекла. Мой руки и…
В кармане жужжит телефон.
– Хорошо. Я быстро, – достаю мобильник, зажимая его между ухом и плечом. Свободной рукой сворачиваю вентиль, намыливая ладони.
– Привет.
Тоненький Таткин голос не удивляет. Я видел, кто мне звонит, и особой радости не испытал. Скорее раздражение. Все-таки ее подружка была права: стоило перестать проявлять настойчивость – и вот она Азарина, тут как тут.
Голосок у нее звучит жалобно. Волнуется. А мне плевать.
– Чего тебе? – обтираю руки полотенцем.
– Ты пропал… И я подумала, может быть, что-то случилось? У тебя все хорошо?
– Лучше, чем ты можешь себе представить. И да, в твой маленький мозг не приходило, что ты меня просто достала? Не звони сюда больше.
– Ваня, ты что-то кричал? – бабушка заглядывает в ванную.
– Нет! – выходит чуть резче, чем хотел.
31
Тата
Видеть его не хочу. Мне это не нужно. Именно так я думаю, когда смотрю на вновь загоревшийся дисплей телефона. Токман просто замучил меня своими звонками. Дел у него других, что ли, нет?
Я ведь все верно сказала. Нам не по пути. Можно с легкостью притвориться, что между нами ничего не было…
С легкостью… Боже, ну кому я вру. За эти недели я не брала трубку, но при этом ночами выла в подушку. Потому что сейчас я, как никогда, попала в самую отвратительную ситуацию: и хочется и колется.
У меня планы. Много планов на будущее. И Ваня, нет, не так. Ни один парень в них не вписывается. Но почему же меня тогда так ломает?
Дни становятся однообразными. Работа – дом, ну еще нереальный порыв вдохновения. Я почти всю тетрадь исписала, стихи ложатся в рифму и льются рекой.
Вот оно. Художник должен быть голодным, а поэт несчастным. Счастье и творчество вообще вещи малосовместимые. Хочешь успеха, привыкай к страданиям.
– Ответь ему! – Соня дергает меня за руку, пока мы гуляем по торговому центру. – И над ним, и над собой издеваешься.
– Отстань, – толкаю ее в бок и продолжаю прогуливаться по рядам.
Никому я отвечать не буду. Правда, эта уверенность как-то внезапно теряется, сразу, как телефон замолкает. Ваня не звонит. Вот уже четыре дня…
Телефон молчит, а я… я никак не могу найти себе места. Вдруг с ним что-то случилось?
Мысль, что ему просто надоело, конечно же, в мою голову не приходит.
– На ремонт папа зажал, – Серый, заехавший ко мне в пятницу вечером, с деловитым видом обходит квартиру, то и дело бросая какие-то замечания.
– Зато мне не нужно жить в коробке.
– Ты в ней и не жила.
Брат цокает языком и направляется на кухню.
– Пожрать что-нибудь есть?
– Суп. Рыбный. Вчера варила.
– Я не отравлюсь?
– Ну я же жива. Кстати, почему ты все еще здесь? Улетать же вроде собирался.
– Появились кое-какие дела. А ты че такая дерганая?
– Нормальная, – стискиваю в руках кухонное полотенчико, чем только подтверждаю Серёгины слова.
Я действительно нервничаю и постоянно думаю о Ване. В моей голове столько мыслей, вчера я дошла до того, что он мог заболеть, или сломать ногу, или попасть под машину. А может быть, все еще намного хуже.
Его молчание провоцирует в моем сознании настолько ужасные варианты развития событий, что кожа мурашками покрывается.
– Ну-ну. Как с Ванькой?
– А ты разве не в курсе?! – фырчу, как взбесившаяся кошка.
– Мы эту тему не обсуждаем, – Серёга пожимает плечами и отрезает себе ломоть хлеба.
– Правда?
– Ага. Это только вы с Комаровой таким страдаете.
– Да конечно, – закатываю глаза и, перед тем как вручить ложку, стукаю его ею же по лбу.
Серёга тусит у меня до глубокой ночи, но потом ему звонит какая-то девица, и он без зазрения совести сваливает на свидание. Хотя вряд ли эта встреча имеет с ним что-то общее. Переспали – разбежались больше подходит.
Защелкиваю замок на двери и плетусь в спальню. Заваливаюсь на кровать, пялясь в телефон, но, так и не дождавшись звонка от Вани, засыпаю.
Утром очень долго решаюсь «набрать» ему первой. Сейчас все мое прошлое поведение кажется мне до безумия глупым. В какой-то момент понимаю, что сама не вывезу, и зову Соньку.
Комарова прилетает почти как на ракете. Полчаса – и она у меня.
– Звони давай, – шумно хлюпает чаем и закидывает в рот конфету. – Звони, или я тебя ударю. Кружкой.
– Ой, все, – встряхиваю головой и прикладываю телефон к уху, слушая гудки.
Ваня отвечает не сразу, но, как только я понимаю, что абонент на связи, выпаливаю глупое:
– Привет.
– Чего тебе? – звучит резковато, но я все еще надеюсь на нормальный диалог. Зря.
– Ты не звонишь… И я подумала, может быть, что-то случилось? У тебя все хорошо? – продолжаю, крепко стискивая Сонину руку, что она протянула через стол.
– Лучше, чем ты можешь себе представить. И да, в твой маленький мозг не приходило, что ты меня просто достала? Не звони сюда больше.
Ваня кладет трубку, а я... я впадаю в ступор.
– Ну, что он сказал? – вклинивается Сонька.
– Что у меня маленький мозг.
– Что?
– То.
Комарова начинает ржать, а мне все сильнее хочется ее стукнуть, да побольнее.
Честно, я ожидала всего, но такой реакции в моем воображении не возникало. Токман обиделся. Злится или я действительно встала ему поперек горла?