Боюсь тебя любить (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 6

Поджимаю губы и, краснея еще больше, вкладываю в его руку аппарат.

– Тебе там что-то пришло, – тереблю ногти, – но я ничего не читала, просто…

– Просто любопытства больше, чем ума. Я понял.

Что? Это он меня так дурой обозвал?

Токман негромко ударяет ладошкой по дверному косяку и выходит из комнаты.

Быстренько переодеваюсь в плотную пижаму с непонятным абстрактным рисунком и шлепаю на кухню.

Долго наблюдаю за Ваней, прежде чем заговорить.

Мне все еще стыдно. Ужасная ситуация.

Разглядываю его сосредоточенный профиль и сжатый в руках телефон. Он с кем-то переписывается?

Вздох, сорвавшийся с губ, получается громким и привлекает к себе Ванино внимание.

Меня так и подмывает ляпнуть какую-нибудь глупость. Хотя, задавая вопрос, скорее всего, именно это я и делаю.

– У тебя есть девушка? – забираюсь на стул, подтягивая колени к груди.

– Нет.

– А была?

– Это так важно? – вздергивает бровь.

– Я просто пытаюсь поддержать разговор и быть милой, – выдавливаю улыбочку.

Не знаю, чего я хочу от всей этой ситуации, но меня просто колошматит. Пульс зашкаливает.

– Если помолчишь, будешь самой милой.

Ванька вытаскивает из морозилки пельмени.

– Я такое не ем, – кошусь на пакет, – там куча всякой химии, а еще калорий, – заявляю, понимая, что в моем желудке ничего не было уже почти сутки.

Скребу пальцами по столу и перевожу взгляд к окну. На часах около пяти, а на улице давно стемнело.

Не люблю ночь. И холод тоже не люблю. Зима – не мое время года.

Активность снижается до минимума. Постоянно хочется спать.

Бывает, стоишь у микрофона, поешь, а в голове одно желание – вернуться домой под теплое одеяло и включить какой-нибудь романтический сериал.

– Твои проблемы.

Ваня садится напротив и снова залипает в телефон.

Плита за его спиной шипит от попадающих на раскаленную варочную панель капелек воды, стекающих по внешним стенкам вымытой кастрюли. Раздражает.

Мне очень хочется вывести его на разговор, выяснить, что это было там, в квартире Егора. Кажется, я до сих пор чувствую его прикосновения на коже. Но Ваня всем видом показывает, что говорить он не настроен.

А еще меня неимоверно бесит его переписка. Он с кем-то общается. Это точно девушка. Иначе почему он улыбается?!

Я ревную? Нет. Просто…

Не знаю.

– Пожалуй, пойду. Мне нужно на работу, я уже говорила, – сконфуженно улыбаюсь и вылетаю из кухни.

Очередной позор.

Снова сбегаю.

Тата, уже пора научиться выражать свои мысли и задавать неудобные вопросы.

Ты взрослая! Твержу себе как мантру. Хотя меня так воспитывали, что взрослой я стала относительно недавно. Было сложно учиться самостоятельности, думаю, я до сих пор так до конца к этому и не пришла.

Покидаю временное убежище второпях.

На плече рюкзак с одеждой для выступления. В руке футляр со скрипкой. Несколько остановок на автобусе, потом еще три на маршрутке.

В транспорте холодно. Автобус старый. Дует изо всех щелей.

В ресторан приезжаю раньше обычного. Привычно болтаю с администратором Колей, классный парень. Переодеваюсь и готовлюсь выйти на свою маленькую сцену в углу зала, рядом с огромными панорамными окнами.

«Пряности» – заведение приличное. Цены чуть выше среднего, приятный контингент. Хотя мой отец с пеной у рта доказывает, что «Пряности» – клоповник.

Зал постепенно наполняется гостями. Я отработала уже четыре композиции, впереди двадцатиминутная передышка.

Кручусь юлой на кухне, даже успевая немного перекусить.

В зал возвращаюсь сытой и без заморочек в голове.

Правда, вот под конец вечера все снова катится в бездну. Хлопаю глазами, пытаясь не сбивать дыхание и продолжать петь как ни в чем не бывало. Но как это сделать, если в зале, за самым дальним столиком, сидит моя тетушка? Она, конечно, уже освоила конспирейшен и внимание к себе не привлекает, но я-то ее узнаю.

Музыка стихает. Улыбаюсь, благодарю публику и удаляюсь со сцены. Лавирую между столиками, опускаясь на стул рядом с тетушкой.

– Агата, – шиплю, – ты что тут делаешь?

– Как что? Я уже давно хотела посмотреть, где ты поешь. Выступление было прекрасным. В свое время я пела в таких местах, которые нормальные люди обходили за километры.

Аги улыбается и протягивает руку.

– Ты на сегодня все?

– Да.

– Тогда бери вещи, прогуляемся немного.

Агата в присущей ей манере приподымает подбородок, поправляет выбившиеся из-под шелкового платка волосы и достает сигареты.

– Здесь не курят, – перехватываю ее руку.

– Как скучно, – цокает языком, – тогда я жду тебя на улице.

– Врач сказал, что тебе нельзя курить!

– И жить, видимо, тоже, – качает головой, кривя губы в усмешке. – Не копайся тут. Я не хочу превратиться в ледяную глыбу на этом морозе.

– Ладно.

Агата уходит, а я еще пару минут нахожусь в ступоре. Так, о ее появлении позже, сейчас нужно собрать вещи.

Быстренько переодеваюсь, собираю барахло и с виноватым видом проскальзываю мимо Коли через центральный вход.

– Ага-та...

Застываю, потому что первое, что вижу, так это милую беседу Токмана и моей Аги. Тетушка от него всегда была в восторге.

Ну ему-то здесь что нужно? Так и хочется притопнуть ножкой.

Сначала меня дурой обозвал, а теперь приперся… будто бы его здесь кто-то ждал.

11

Иван

Абстрагироваться. Уйти от проблем.

Я не знал свою мать, она умерла сразу после родов. У нее была большая кровопотеря, началось осложнение, врачам не удалось ее спасти.

Скорая не успела приехать. Я родился дома. Это случилось в сибирской глубинке.

Отец был военным, поэтому, мы постоянно «путешествовали» по гарнизонам. Высококвалифицированной медицинской помощи в тех местах отродясь не было.

Нам всем было сложно.

Меня воспитывала бабушка. Папа большую часть времени проводил на работе, ба говорила, что даже на несколько лет замкнулся в себе, пытался перемолоть горе, в которое его швырнуло.

Я видел маму лишь на фотографиях.

Ее отсутствие в моей жизни заложило огромное количество комплексов, а тяжелые роды – ослабленный иммунитет.

До тринадцати я был хлюпиком. Мальчик-ботаник, таких обычно задирают в школе. Меня и задирали.

Мои лучшие друзья того времени – книги. Учеба и мечты. Планы на жизнь вне военного городка. Там всегда воняло затхлостью, хотелось оттуда вырваться.

Отец погиб за пару месяцев до моего четырнадцатилетия. В горячей точке.

Доблестный офицер с сибирской закалкой.

Я отлично помню его похороны и оружейные залпы в воздух. Выстрелы, а после мертвая тишина.

Его хоронили как героя.

Наверное, именно его смерть стала триггером, отправной точкой. Закалила и взрастила внутри меня стержень. Больше было не обидно и не горько от слов тупоголовых одноклассников. Не было отчаяния.

Сплошные цели. Хотелось стать сильнее. Доказать, что я не забитый уродец, над которым все издеваются.

Мы с бабушкой переехали в Москву спустя год после того, как папы не стало.

Ба часами обивала пороги дяденек в погонах и гоняла по различным инстанциям, как итог выбила квартиру. Ту, где мы с ней живем вот уже восемь лет.

Она мать героя, погибшего  во благо Родины.

Я и в Суворовское-то поступил из-за отца, после уже точно решил, что стану офицером. Почтить память. Бабушка была против военной академии. В период поступления мы не разговаривали с ней почти три месяца. Потом как-то само устаканилось.

Хотя я не думаю, что она смирилась…

Именно в Суворовском я познакомился с Азариным. Генеральский сынок, которого отец засунул туда на перевоспитание.

За школьные годы я привык быть изгоем, но в новой реальности все изменилось.

Серега со всем присущим его эгоизмом, как никто, вписался в мое мировоззрение. У него было чему поучиться… Легкости, отсутствию заморочек. Свободе.