Вечник - Кирпичев Вадим Владимирович. Страница 32

Венценосец запомнился белокурой бородкой, ярким точечным румянцем на скулах и блеском заблуждения в глазах. Само выступление было небогатым по мысли набором идей из теории венца истории. Стена — защита от грязи Настоящего и угроз грядущего. Надо различать стены полезные и вредные, свои и чужие. Жизнь есть война времен. В этой войне победило Будущее и гуманно отгородилось от Настоящего, позволив ему самоуничтожаться. В заключение белокурый и вовсе без затей обвинил предыдущего докладчика в прямом пособничестве Северу. Ведь уничтожение защитного панциря Будущего есть давняя мечта имперского Хатускона.

Пока высокоранговые ученые с присущим им блеском развивали идею очередного докладчика, визкап лихорадочно искал причину столь нежданного поворота в ходе Совета. Все чаще он поглядывал в сторону своего научного руководителя, а тот довольный, отсуетившийся, благостно внимал звучащим речам.

Ловок и опытен в науках был мэтр Слотисий, и там, где визкап увидел благодушные улыбки членов Совета, мэтр заметил нюанс. С таким благодушием здоровяки-мясники могли бы улыбаться на лекции тощего вегетарианца. Совет не хотел помогать представителю чужой башни. Слотисий это понял первым и выпустил подготовленного на такой случай венценосца.

Совет с удовольствием занял место над схваткой. Нехитрая комбинация — столкнуть пришлого фанатика с фанатиком доморощенным — пришлась тогам по душе. Зазвучали предложения дать еще год-другой противнику Стены и ее адептам поработать под руководством мэтра Слотисия, после чего заслушать их вновь.

Глаза Бруно стали пустыми, как были когда-то у Серебра, лицо каменело на глазах. Начинался приступ, только не было в зале Линки и некому было испугаться.

Ничего не подозревающие тоги продолжали говорить.

Слова, слова. Царство слов. Царство снов. Бессмысленные слова ученых давили, душили визкапа паутиной из канатов, и он никак не мог вырваться из них. Мир вовсю полыхал чернотой.

Он понял, в чем загадка яйцеобразной бороды мэтра. Понял смысл слов Боно о большом теле, которое вмещает любые идеи. Очередной выход оказался тупиком.

Мудрецы Юга, служители истины, ловкачи, умельцы, как же они были слепы. Слепые мудрецы. Темнота швырнула Бруно к кафедре. Выступавший, заглянув в глаза визкапа, шарахнулся в сторону.

Зал мертвецов загудел.

Светлые тоги гасли, превращаясь в темные пятна. Мертвецов становилось все больше, они — все ближе. Сотни ученых мертвецов наступали на него.

Бруно с ревом принялся выворачивать кафедру из пола. Рубоновая махина не поддавалась, скрипела, боролась мощным Хорогом. И все-таки Бруно выворотил ее, приподнял и швырнул в подступающие тени мертвых, после чего бросился к выходу.

Он уже не видел, как отшатнулись первые ряды Совета, а рубоновая кафедра, несколько раз тяжело кувыркнувшись, медленно завалилась и замерла, упершись под углом в непробиваемую трапецию окна.

— Ой, что ты натворил! Разве так можно? Такие дядечки солидные, ученые — а ты? Молодец, что не убил никого.

Вцепившись визкапу в рукав, еле успевая семенить своими ножками, Линка тараторила без умолку:

— А если наши нобили смотрели в фано трансляцию Совета? Что я говорю? Завтра весь Столп будет смотреть эту запись. А что скажет Тэт? Мне уже страшно. Но ты не бойся. Только глупостей не наделай сгоряча.

Линка стала подпрыгивать в попытках заглянуть другу в лицо.

— Не молчи, Бруно. И посмотри наконец мне в глаза. Опять у тебя эта гримаса. Бруно! Что ты задумал? Бруно, что бы ты ни задумал, я, как начальство, тебе это запрещаю!

Судя по всему, она всерьез испугалась за его жизнь, решив, что он собрался покончить с собой.

Самое удивительное: Линка почти угадала. Визкап действительно торопился на свидание со смертью. Только руки он собирался накладывать не на себя…

У лифта Линке показалось, что Бруно сейчас ее оттолкнет. Она ошиблась. Он вызвал индивидуальный лифт. Это было очень дорого, но в данном случае весьма удобно. Шагнув в кабину, он сел в единственное кресло, и створки захлопнулись. А Линка, впервые после похода в музей, расхохоталась. Она представила, как после всех ее криков он лихо мчится в какое-нибудь питейное заведение Йозера Великого, чтобы по-мужски залить неудачу. Снующие вокруг тоги испуганно поглядывали на девушку.

В зале боев шла обычная работа.

На рингах, расположенных по периметру зала, возились новички. Опытные межевики тренировались ближе к центру. В середине зала работали мастера. Там вел занятия сам Гериад. В учениках у него были лучшие кулачищи Юга.

Вдруг молодые межевики посыпали с рингов. За ними потянулись опытные бойцы. Живая стена у входа в зал образовалась очень быстро. Опоздавшие и самые любопытные вовсю старались протолкаться в первые ряды. Там было на что посмотреть. Такого наглого чужака в логове межевиков еще не видывали.

Широко расставив ноги, скрестив руки на груди, высокомерно выпятив подбородок, в дверях зала боев стоял монах-вечник.

Куда ж ты пропал, монашек?

А где твоя юбка? Неужели до сих пор девчонки не научили тебя носить юбку?

Не было лидеров, поэтому толпа не знала, что делать с нежданным гостем, и только поддразнивала его.

— Опять он язык проглотил. Стеснительный. Бруно молчал. Он считал.

Сорок. Пятьдесят бойцов. Мало. Пусть подойдут еще. Семьдесят. Сто. Рано. Надо ждать. Сто пятьдесят бойцов. Двести. Пора!

И тогда вечник прыгнул.

Одним ударом он сбил транспарант «Сила превыше всего». Кромсая, разрывая голыми руками металл, стал пробиваться через стену бойцов. Они его не интересовали. Цель была в центре.

Спокойный, как властелин мира, Гериад восседал на высоком ринге, словно на троне. Глаза его были закрыты. Он их не открыл даже тогда, когда искореженное железо полетело ему в лицо.

Зал охнул. Кто-то из стоящих внизу бойцов со знанием дела осенил себя знаком семи.

Гигант поднялся, спросил:

— Без правил?

— Без правил.

Им было достаточно двух слов, чтобы обговорить правила поединка «без правил», которые разрешали убивающие удары.

Гериад мягко, крадучись шагнул из угла вперед. Бруно не отступил. Как тогда, на крыше Столпа, он был уверен, что на этот раз его никто и ничто не остановит. Хватит с него слов. Но под канаты уже лез и спешил к ним лысоватый толстенький коротышка.

— Погодите, ребятки, не торопитесь. Какое здесь может быть убийство без папаши Дона?

Коротышка был из категории обаятельных уродцев. Вид папаша Дон имел всклокоченный и счастливый, будто он только что вырвался из ручищ ревнивой толстухи-жены.

— Хочу вас успокоить, ребятки: вы еще покалечите друг друга самым лучшим образом. Почему нет? Но все стэлсовые права на проведение боев «без правил» выкуплены мною на семь лет. Я отвалил за них кучу стэлсов и должен на вас хоть чуточку отбить.

Кулаки Гериада опустились.

«Стэлсовые права» — здесь, на юге Юга, перед этими словами отступал даже сверхчеловек.

Началась торговля, во время которой Бруно благоразумно отошел в сторонку. О семираундовом формате боя, форме ринга, вознаграждении для победителя, страховке для побежденного договорились быстро. Папаша Дон требовал на раскрутку боя семь дней, Гериад давал семь стэлсов, то есть драться они должны сегодня.

К удивлению визкапа, гигант умудрился переспорить прожженного дельца. Бой назначили на вечер. Но прежде чем Бруно ушел готовиться к поединку, папаша Дон, уважительно поглядывая на Гериада, успел визкапу сказать:

— Трудновато тебе придется, сынок. Прошу: продержись хотя бы два раунда, тогда получишь отдельное вознаграждение. А я попытаюсь договориться с Гериадом, чтобы два раунда он тебя не убивал. Ну а в третьем, сынок, прыгай. Ни о чем не думай, а просто прыгай через канаты. Главное, остаться живым. Понял, сынок? Не простит он тебе плакатика.

Сверхчеловек против черного джагрина! Гериад против сумасшедшего! Юг против Востока! Милые дамы и отважные гозты, делайте ваши ставки сейчас!

Фаноэкран занимал весь громадный потолок зала боев. По его периметру вспыхивали строки текста, а на самом экране беспрерывно показывали интервью участников боя, организаторов, специалистов, ветеранов и просто болельщиков. Только с энергией папаши Дона и йозеровской расторопностью можно было за считаные стэлсы трансформировать тренировочный зал в зал для зрелищ и собрать в него почти семьдесят тысяч зрителей.