Он почти изменил мiр (Acting president) (СИ) - Марков-Бабкин Владимир. Страница 11
Вашингтон, округ Колумбия, САСШ,
восточная лестница Капитолия. 14.06.1920г.
Две пары мужчин скромно сидели без дам в третьем ряду на трибуне у Капитолия. Каждый из них мог бы сесть и во второй ряд, но в силу скромности и стечения обстоятельств они предпочли остаться за шляпами и шляпками сидящих впереди.
— Эдвард, мне показалось, что Маршалл сегодня репетировал речь на демократическом конвенте? — спросил высокий сухой мужчина с моноклем.
— Нет, Герман. Мне показалось, что он хотел сказать что-то большее,— ответил сидящий рядом усач в котелке.
— В свете того что Вы мне сказали по поводу субботнего осмотра президента, думаю что нам надопереговорить с вице-президентом. Он не хочет быть «Калифом на час», но к нам он прислушается.
— Согласен полковник. Если не возражаете, я приглашу и брата. Думаю, что Томас не будет язвить советнику Хаусу и двум Барухам — согласился высокий бородач.
По другую сторону ряда ворковали голуби попроще, но именно их перьями и словами писались сейчас строчки государственных писем и указов.
— У нас есть обязанности за границей, которые давно отложены и которые могут быть выполнены только в благородном и великодушном духе флага. Идеалы Америки завернуты в его складках. Он посвящен подвигам и жертвам наших лучших и храбрейших людей. Это не флаг для эгоистичной нации. Это не флаг для малодушного народа… — воодушевлённо заливался с трибуны госсекретарь Колби.
-Сегодня Бейбридж велеречив и старается не сказать ничего лишнего. Не ты писал ему речь, Полк? — спросил соседа неприметный ирландец со свойственным его народу юмором.
— Джозеф, это не моя работа речи писать, мои таланты только для переписки, твою-то руку в извинении президента не только мне видно — вернул шутку почти весь седой американец.
— Хотя, по сути, мы с тобой оба «первые заместители», но обязанности у нас разные, да и не дружу я со своим боссом Колби, как ты с Вильсоном —
— Бэйб ни с кем не дружит. Но всегда прибивается к сильному. Ты заметил, как госсекретарь тепло сегодня поздоровался с вице-президентом, сменяя его на трибуне?
Тумолти госсекретаря недолюбливал, впрочем, и Маршалл с его шутками не был ему приятен.
— Заметил, Джозеф. Я тебе больше скажу. Вчера он приезжал к Томасу домой поговорить. Со слов водителя он после встречи выглядел очень довольным… —
Госсекретарь закончил вещать, уступив трибуну военно-морскому министру. Джозеф молчал. Похоже, ему нужно будет кое-что уже сегодня уточнить и после сразу переговорить с Эдит Вильсон.
Глава 3. Охота на кугуара
Озеро Мичиган, территориальные воды штата Висконсин, САСШ, 14.06.1920г.
Большие озёра — маленькие моря. Второй и третий день плавания по Мичигану не раз заставили Энеля в этом убедится. Пока невозмутимый Ольсен, дымивший на пару со своим паровым катером настоящей капитанской трубкой, и вечно находивший себе работу корабельный матрос и кочегар негр Брайн привычно вели сою «Литл Брейв» на север, их пассажира успела снова посетить морская болезнь. Но она не стала единственным незабываемым впечатлением. После Манивока движение стало оживлённым, и они приняли мористее. Смотря на проплывающую по траверзу Ту-Риверз Майк вспоминал Невский проспект в будний день, когда ломовые телеги и господские экипажи, а в последние годы и автомобили почти толкались меж собой и с трамваями. Там он был за рулем, первым из немногих. Конечно, с тем что он увидел здесь в Детройте и Нью-Йорке, то Петербургское столпотворение в сравнение не шло. Здесь авеню уже почти сплошь наполняли автомобили, полностью перебивая конские запахи. Впрочем, каждый третий самоходный экипаж не чадил. Именно электромобили в начале века потеснили в «Большом Яблоке» лошадь.
Говорят, что у императора в Константинополе теперь так же: пассажирские автомобили только от «Электрической Ромеи». Грузовики и трактора правда на нефтяных двигателях. Но для простого люда почти везде провели трамвай. Ну и лошади, куда же от них денешься. Эх, взглянуть бы. Он, Михаил Скарятин, и в родном Питере то, почитай два с половиной года не был. Берег мой, хоть ненадолго…
Протяжный гудок вырвал Энеля из ностальгии. Между ним и берегом проплывал золотистым айсбергом в лучах вечернего солнца «J. B. Ford», закрывая полгоризонта. Их «Маленький Смельчак» смотрелся перед этим лейкером как Давид перед Голиафом.
Старый Ольсен ответил на гудок величавому озерному балкеру.
— Цемент везет. В Милуоки. Что раньше таких не видели? — спросил датчанин пассажира
— Таких нет. В Кейпе или Ливерпуле встречал и крупнее, но этот другой какой-то — ответил Майкл
— Так это наш «озёрник». Они и крупнее есть, но на тех в море не выйдешь, — со знанием дела сказал старик
— А строят так что б в шторм не топило. В наших водах пострашнее чем в море бывает.
Старый капитан завел свою любимую историю о коварном треугольнике, что одной вершиной упирается в спешно пройденный Манивок и о Великом шторме 1913 года который застал его в примерно в этих широтах. Айдж любил рассказывать свои «озерные истории». Пассажира вроде полдня уже не укачивало, и он пришел в нужную степень задумчивости. Вот и сменил Ольсен датские песни и бурчание на просвещение этого странного африканского голландца.
Что-то было в нем неправильное. Голландцев Айдж знавал. Его гость был явно не моряк, а загар вполне объяснялся солёным солнцем Кейптауна. Но на простака или коммивояжера он тоже не похож. Чувствуется какая-то внутренняя стать, военная выправка и при этом осторожность. Впрочем, Майк отрекомендовался как охотник. И плывут они не только на рыбалку, но и за какой— то большой кошкой. Впрочем, не всё ли равно кто ему за рейс платит хорошие деньги? Да ещё и слушает с таким вниманием.
Энель слушал. Но давно уже был в своих мыслях. С самого того момента как капитан стал расписывать снесенную ледяным штормом набережную Милуоки и то, как он сам грелся у собственного котла. Как-то само собой вспомнилась метель в Троицком, потом ранение на Северном фронте и бои за Царьград. Одна половина его внимала неспешной каркающей сказке американского скандинава, а вторая уже переходила с русского на древнегреческий, а с него на язык Египта.
Он влюбился в пески Нила ещё в детстве. Глотая все книги их фамильной библиотеке к двадцати годам освоил пять древних языков. С его здоровьем ему был рекомендован сухой климат и до университета он почти два года прожил в Стране пирамид. Его отец, орловский помещик и ЕИВ Двора егермейстер, заботился о будущем наследника. Потом был холодный Санкт-Петербург с юридическим факультетом и службой в кавалергардах. Но главное, в столице было много древних манускриптов и мистических обществ. Великая война сначала забраковала его, но настоящий военный юрист и потомственный дворянин не мог не попасть на фронт. Ранение, госпиталь, краткая служба в Константинопольской комендатуре в отделе древностей… Наследственное звание егермейстера... И снова Египет — страна его мечты. Правда в марте 1918-го в Александрии сошел с трапа не полковник Михаил Владимирович Скарятин, а поверенный в делах нескольких американских фирм южноафриканец Мичил Виллем ван Энель. Но разве это важно, если иностранец богат, а его доверители заинтересованы во вложениях в Египте и покупке древних манускриптов и артефактов?
Собственно, ни чиновники султана, ни англичане долго ему не докучали. Бизнес любит тишины. А уж бизнес на древностях тем более. Ему приходилось встречаться с многими египтянами, как правило влиятельными и состоятельными. Встречался он и с людьми попроще, но знающими историю своей страны и разбирающимися не только в её археологии. То, что они через одного оказали фаронистами (1), не его вина. И уж тем более не его вина в том, что их устремления не совпадают с интересами английских захватчиков. Но сколько веревочке не виться… После убийства англичанами делегации Саад Заглюля (2) в стране стали вспыхивать открытые восстания. И трудно долго не замечать, что исследовательские маршруты одного бура совпадаю с появлением оружия у повстанцев. Не удивительно, что в январе его новый связной «Поводырь» передала ему пакет с приказом срочно убывать, а также средства и документы. Повезло Тахе Хуссейну с его француженкой (3). Что ж, пусть самые яркие события пройдут без него. Но он уверен, что князь Арвадский нашел на его место хорошего охотника. Ему же самому завтра предстоит своя большая и тихая охота.