Мама, это ты? (СИ) - Соломахина Анна "Fjolia". Страница 21

Долго не могла понять, сон то или взаправду. Несколько раз украдкой щипала себя за руку, и каждый раз было больно. Значит не сон, значит, я действительно сидела за одним столом с князем Репниным, княгиней Козловской и двумя самыми очаровательными детьми в мире!

Уф, надеюсь, я не опозорилась. Старалась вести себя сдержанно, подобающе высокой компании, но нет-нет да срывалась. Впрочем, когда первое волнение прошло, я заметила, что никто не сидит чинно, словно проглотив палку. И Олег Степанович, и Алевтина Алексеевна смеялись, переживали, когда приходилось пропускать ход, а то и вовсе шагать назад.

Удивительно. В фильмах-то показывали, что князья все из себя чинные, благородные, громко не смеются. А где ещё я могла видеть их вживую в своей провинции? Правильно – нигде. Потому сидела и изумлялась, в том числе тому, что взрослые князья играют в игру по детским сказкам.

После нескольких раундов мы разошлись. Сначала солдат Павлуши первым добрался до дома, потом мой (хотя я всеми фибрами болела за Людмилу), а в конце выиграла Алевтина Алексеевна. Людочка, конечно, расстроилась, но когда Олег Степанович пообещал, что завтра мы снова в неё сыграем, только без тётушки, успокоилась. Это что получается, я завтра снова проведу вечер вместе с князем и его детьми?

С ума сойти!

Губы так и разъезжались в улыбке, стоило мне вспомнить чудесный вечер. Да что там вечер – весь день был прекрасен, начиная с утреннего посещения Аннушки. И сейчас, расчёсывая волосы перед сном, я не могла не хихикать. Перед глазами вставал то Акита с его шалостями, то встрёпанная шевелюра Павлуши, то радостно смеющееся личико Людочки. Шляпка Алевтины Алексеевны, которую я подобрала с травы. Пронзительный взгляд Олега Степановича, от которого мурашки скакали по рукам и спине, словно табун миниатюрных лошадей.

— Так не бывает, — вздохнула я и провалилась в сон, стоило голове коснуться подушки.

А ведь думала, что ещё долго буду ворочаться, перебирая воспоминания дня, словно драгоценные бусины ожерелья. Нет, сон поглотил меня мгновенно, а потом принялся показывать такие дивные картинки, что я полностью погрузилась в мир грёз.

Вот Павлуша лихо скачет верхом на Аките, отвлекая внимание гувернантки, а Люда в это время с хитрым выражением лица подкладывает кнопку на её стул. Я не выдаю их, лишь наблюдаю со стороны двери. Понимаю, что это не по-взрослому, но так не хочется портить им шалость. К тому же Генриетта может и вовсе не почувствовать кнопку, ибо зад у неё выглядит воистину железным. Как и взгляд, которым она одаривает детей. В голосе тоже сквозит металл, отчего самой хочется спрятаться, лишь бы не попадаться ей на глаза.

Неожиданно мои плечи обхватывают сильные руки, разворачивают к себе, и я смотрю в серо-голубые глаза Олега Степановича. Их взгляд завораживает, хочется смотреть в них вечно. Так же вечно хочется ощущать его губы на своих губах… Его объятья, которые становятся всё сильнее. Руки, которые укутывают, блуждают по всему телу, останавливаются ниже спины, обхватывают ягодицы…

Голова кружится, дыхание срывается, и вот я уже на кровати да не одна. Ух, какой он, оказывается, горячий, какой тяжёлый. А ещё крепкий, твёрдый, словно и не из мяса состоит.

— Ты очень красивая, — шепчет он мне на ухо и тут же прикусывает его, отчего становится ещё жарче. — Столько лет прошло, а я не могу тобой насытится. Как насчёт ещё одного ребёнка, дорогая?

И так многозначительно смотрит, а потом…

Потом я просыпаюсь в своей постели с грохочущим сердцем и тянущим чувством внизу живота. Фух, надо умыться! Встаю с постели, накидываю халат, которому сто лет в обед. Он у меня ещё со времён жизни в монастыре, новый некогда было купить. Всё же это не та одежда, которую надеваешь часто. Не предмет первой необходимости. А зарплата у прежней хозяйки оставляла желать лучшего.

Крадучись выхожу из комнаты, двигаюсь в сторону ванной комнаты. Плещу в лицо холодной водой, пью прямо из-под крана. Вода чистая, да такая холодная – аж зубы ломит. Зато прихожу в себя.

Взгляд зацепляется за ванну, в которой я с удовольствием бы полежала, но… повязка на рёбрах. Как назло, кожа тут же начинает зудеть, требуя свободы и чистоты. Хм, а может всё-таки… Только сходить сначала к себе за полотенцем и шампунем с мочалкой. Размотать бинты, а утром попросить Глашу снова их намотать. Да, так и сделаю!

Стоит мне войти в свою комнату, как небо раскалывает жуткой молнией, а потом раздаётся оглушительный гром. Вздрагиваю всем телом, что-то странное мелькает в голове.

Нужно идти наверх.

Зачем? Что-то важное, связанное с грозой. Грозы важны для дома, нужно…

Надо заполнить резервуары.

Какие резервуары? Понятия не имею, но забываю о планах на ванну, вновь выхожу из комнаты и иду наверх. Ступени поскрипывают в тишине, здесь не слышно, как на улице бушует непогода. Второй этаж с хозяйскими комнатами, третий технический…

Тёмный коридор пугает, но стоит мне ступить на ковровую дорожку, как мигом зажигается свет. Множество дверей с двух сторон, одна из них так и манит её открыть. Осторожно нажимаю на ручку, толкаю её и с удивлением обнаруживаю, что она поддаётся. Внутри какие-то странные конструкции, которые светятся в темноте. В центре комнаты что-то вроде кафедры, на которой мигают разноцветные огоньки. Множество кнопок, рычажков, шкалы каких-то индикаторов. Уф, как всё сложно!

Очередная вспышка молнии ослепляет, притягивает меня к окну.

Всегда боялась гроз. Казалось, что это гневаются небеса, очищают воздух от скверны, которую изрыгают злые люди. С одной стороны, дело нужное, с другой – страшное, величественное, могущее убить.

Но сейчас почему-то не так страшно. То ли дело в стенах дома, то ли ещё в чём.

Сколько я так простояла около окна – не могу сказать. Глядя на буйство стихии за стеклом я забываю о том, как здесь оказалась. Я вообще ни о чём не думаю, только наблюдаю, как молнии вспарывают небеса, озаряют их, расцвечивают небывалыми красками.

В какой момент в комнате появляется мужчина – я не помню. Она пока меня не замечает, ловко управляется со всеми этими рычажками и кнопками, всматривается в шкалы. А я стою, завороженная красивыми рельефами обнажённого торса, отмечаю, с какой хищной грацией движется мужчина, который оказывается… Олегом Степановичем! И он таки замечает моё присутствие.

Мамочки…

— Полина? — спрашивает он, удивлённо приподнимая бровь.

Горящим взором скользит по моему лицу, фигуре. Меня бросает в жар от его взгляда, кажется, словно в глубине его очей сверкают молнии. Или то отражение молний реальных? Трудно сказать, я вообще сейчас на редкость плохо соображаю.

Наконец мой язык, который до того буквально прилип к нёбу, обретает подвижность.

— Олег Степанович? — растерянно бормочу. — Как я здесь очутилась? Что произошло?

Он шагает ко мне, тянет руки, чтобы что? Неужели обнять? Или схватить, как нарушительницу? Ведь эта комната явно не для посещения простыми слугами. Возможно, что-то тайное…

— Вам не кажется, что эти вопросы должен задавать я? — вновь изгибает бровь Олег Степанович, убирая руки обратно к бокам.

В отличие от разума, моё тело явно расстроилось, что к нему не прикоснулись. Глупое, разве можно такое желать? Хотя… возможно это сон. Или всё-таки явь? Пальцы в очередной раз за этот вечер тянутся ущипнуть руку, но на половине пути останавливаются. Потому что все мои чувства вдруг резко обостряются, я не могу оторвать взгляда от его лица, от мускулистого торса, по которому текут несколько капелек влаги.

Сглатываю, еле удержавшись, чтобы не подойти и не… Ох, даже конкретизировать не буду, что же я хотела с этими капельками сделать. Потому что стыдно…

Внезапно раздаётся спасительный удар грома, который немного приводит меня в чувство. Я вспоминаю, что он задал мне вопрос, на который надо отвечать.

— Я… — снова сглатываю, облизываю вмиг пересохшие губы, словно и не пила некоторое время назад. Решаю, что это всё же сон и выдаю первое, что приходит на язык: — Мне приснился странный сон, я шла по коридору, вошла в эту комнату. Она такая необычная и в то же время красивая…