Кошки-мышки (СИ) - Флёри Юлия. Страница 47

— У тебя богатое воображение.

— Нет, Дементьев, богатая у меня фантазия, а воображение — больное, так что не стоит с ним связываться. Давай уже, отпусти мне все грехи и верни прежнего Дементьева, который хотя бы изредка улыбался, забавно щурился и искренне пытался быть ко мне равнодушным.

— Какого интересного ты обо мне мнения! — Хлопнул он ладонями по столу и действительно глянул с интересом.

— О-о! Ещё не то услышишь, если будешь таким букой. Ты знаешь, я, как артист. Хочет чувствовать от зрителя отдачу. Причём не шелест пачки из-под чипсов, а живых эмоций: охи, вздохи, шумное дыхание или искренний смех. Ты сейчас так смотришь, будто хочешь встать и уйти.

— Ты просто читаешь мои мысли. — Ядовито оскалился он, но не сдвинулся с места.

Мне тоже стоять надоело, только вот ни единой табуретки поблизости я не нашла, а пристроиться к Дементьеву на колени просто не рискнула.

— Слушай, а ты есть не хочешь? — Обрадовалась я дельной мысли, но по суровому лицу, поняла, что обрадовалась одна. — А я бы перекусила. Между прочим, я тебе вчера салат приготовила. Ты же видел. — Уличая, я ткнула в Дементьева пальцем. — Сейчас бы я его и сама съела. А ты как? Не голоден? Долго молчать собираешься?

— Я позавтракал. — Сообщил Дементьев как бы между делом и снова уставился в окно.

— Я тоже голодна. — Полное отсутствие реакции заставляло раз за разом проявлять инициативу. Я обернулась, пошарила взглядом по всем поверхностям. Посторонних запахов тоже не обнаружила. — Дементьев, ты не хочешь меня покормить?

— Не хочу, но, так понимаю, придётся. — Устало выдохнул он и достал из подозрительного ящика банку говяжьей тушёнки.

Я нервно сглотнула, но промолчала. Послушно уселась на предложенный стул. Огромным охотничьим ножом Дементьев эту банку вскрыл. Тем же ножом на весу откромсал кособокий ломоть чёрного хлеба. Плюхнул это богатство на предусмотрительно расстеленную газетку, которая местами светилась от некогда попавшего на неё жира. Перед носом звякнула ударяющаяся о стол ложка. Сам Дементьев устроился на кровати, подпирая затылком стену. Длинные ноги разъезжались едва ли не на половину дома.

— Не нравится? — Презрительно хмыкнул он, и я вспомнила о еде. — Конечно, хорошенькие девочки такого не едят.

Пересиливая себя, я попыталась ложкой сковырнуть слой жира, но тот не поддавался, лишь крутился по периметру банки, каждый раз увиливая. Дементьев наблюдал за этим не без интереса, я чувствовала это, но не отвлекалась. Наконец, слой твёрдой белой массы поддался и раскрошился, раскалываясь пополам. Теперь справиться с ним было гораздо проще. Я отломила небольшой кусочек хлеба, выкладывая жир, и снова взялась за ложку. По телу прошлась неприятная дрожь. Я сглотнула, сосредоточилась на проделанном, и готова была закрыть глаза, только бы проглотить злосчастный кусок мяса, но ложка так и зависла у рта. Первую тошнотворную волну удалось перетерпеть. Я укусила кусок хлеба побольше, в надежде, что так получится организм обмануть, но как только почувствовала знакомый вкус, пулей метнулась на улицу, выворачивая наизнанку содержимое желудка.

Небольшой навес спасал от дождя. Чтобы отдышаться, ещё некоторое время я стояла на свежем воздухе, справляясь с охватывающим, окутывающим холодом, с подступающей сыростью. А когда вернулась в дом, наткнулась на весьма недружелюбный взгляд исподлобья. Банка тушёнки, стоящая на столе, спровоцировала новый рвотный позыв, в этот раз болезненный, мучительный, ведь я не успела сделать даже глотка воды… Дрожащей рукой я пыталась уцепиться за толстые деревянные столбы, удерживающие навес, только разогнулась, как услышала скрипящий звук открывающейся двери. Обернулась, но тут же хотелось назад попятиться.

Дементьев смотрел на меня, приподняв и изогнув одну бровь. В правой руке тлела сигарета, взгляд колючий, улыбка паршивая.

— Тошнит тебя, красавица? — Кивнул он на землю и странно фыркнул. Было видно, что злится, только вот я не понимала почему, а он объяснять не торопился. Затянулся поглубже, и выпустил дым мне в лицо.

— Ты мог бы не курить?

— С чего бы это вдруг? — Резко склонил он голову набок, меня рассматривая с каким-то непонятным упорством.

Разговаривать не хотелось, я приблизилась к входу в дом, а Дементьев, этот вход загораживая, упёр ногу в дверной косяк и наклонился ко мне ближе.

— Дай пройти. — Нахмурилась я и нервно сглотнула, когда он усмехнулся. Ногу и не думал убрать.

Я глотнула воздуха, судорожно пытаясь что-то придумать, что-то ответить, а он для себя всё решил, за шею меня схватил и к своему лицу притянул.

— А ты, девочка, часом, не залётная, а? — Оскалился он, сжимая руку на моём затылке.

— Отпусти меня.

— Так всё-таки отпустить или пропустить? Ты определись! Здесь — за мою спину кивнул, — ты пташка свободная, а там, — повернулся он в сторону дома, — там как в клетке. А золотая она будет или каменная, ты для себя сама решить должна. — Шумно выдохнул он, но захват ослабил, а затем и вовсе руку убрал. Сигарету щелчком пальцев отшвырнул в сторону, за плечо своё сплюнул. — Я хочу тебя. — Сообщил так, словно перед фактом поставил. Глянул искоса, снизу вверх, с неприятной ухмылкой. — А то, что я хочу, я всегда получаю. Твоя задача сделать так, чтобы потом меня не разочаровать.

— Велика потеря… — растерянно пробормотала я, на что Дементьев ожидаемо остался недоволен. Правда, промолчал. Губы только скривил.

— Если ты беременна от какого-то ублюдка, лучше сразу проваливай. — Вызверился он, но смолк на полуслове. — Я никому не позволяю портить то, что принадлежит мне. — Гневно прошипел Дементьев и сжал пояс моих шор так, что пуговица со звоном отлетела. Я пошатнулась, оступилась, а он меня на себя дёрнул, чтобы с порога не упала. Насмешливо глянул.

— Знаешь, что, Дементьев, наверно, очень хорошо, что ты позволил себе произнести подобное вот здесь, в лесу, потому что иначе, это стало бы последними словами, которые ты сказал мне в лицо.

— Тебе дорогу показать? — Верно растолковал моих слов он и весьма недружелюбно хмыкнул. А потом ещё раз. Уже громко и уверенно, потому что я осталась стоять. — Иди в дом. — Прорычал он, вдруг разозлившись, ногу убрал и вошёл первым.

Злосчастную тушёнку Дементьев со стола убрал, вместо неё поставил видавшую виды алюминиевую кружку, с размахом швырнул в неё жменю заварки. На стоявшей в стороне и прежде непримеченной мной плитке, вскипятил воду. Рядом с куском хлеба брякнулась пачка масла, которое я осторожно отодвинула, опасаясь того же фокуса, что и с тушенкой.

— Вегетарианка, что ли?

— Просто не могу масло есть… — Тихо отозвалась я и проигнорировала громкий раздражительный вздох.

— Хотя бы хлеб ешь… Совсем худая. — Хмыкнул он и плюхнулся на кровать, на этот раз, отвернувшись лицом к стене.

Дальше было сложно. Долгое молчание я ещё вытерпеть могла, а вот пробирающий до костей холод в мой курс молодого бойца как-то уж совсем не вписывался. Чтобы привлечь внимание Дементьева, я изощрялась, как могла. И, несмотря на то, что обратиться напрямую, словами, было бы куда проще, я продолжала извиваться. Зубами постучала, в конце концов.

— Дементьев, мне холодно, у меня нет тёплых вещей, а ты делаешь вид, что так и надо! — не сдержалась я.

— Не выдавливай из меня слёзы, вещи я тебе предлагал, но ваше высочество предпочитает что-то более изысканное. Если хочешь, можешь укутаться во второе покрывало, я его здесь где-то видел, — он даже изобразил попытку найти ту ветошь, которую называл покрывалом, правда, быстро поисками сдоволился и снова уставился в стенку.

— Ты мог бы растопить печь. Ведь умеешь?

— Умею, вздохнул Дментьев.

— Так, растопи…

Он развернулся, чтобы лучше меня видеть, а потом и вовсе устроился на кровати сидя, мило улыбнулся.

— Нинуль, я тебе вчера объяснял, что дров нет.

— Я видела там небольшие пеньки. — Метнулась я к окошку. — Ну, вот же, возле крыльца. — На Дементьева обернулась, а тот плечами пожал. Вполне себе безразлично. — Если их поколоть, получатся отличные дрова. — Я снова обернулась на окошко и присмотрелась. — А вот там, под навесом, такие же пеньки, только сухие. Как специально выложенные, смотри.