Кошки-мышки (СИ) - Флёри Юлия. Страница 52

Вряд ли он хотел унизить, скорее… скорее, удовлетворить похотливый нрав. Его шумное дыхание пересекалось с моим отчаянным стоном сопротивления. Бёдра в характерном движении вжимались в мои ягодицы так, чтобы я могла явно ощутить возбуждённый член, чтобы безысходность положения почувствовала. А меня не останавливала даже мысль о том, что Дементьев банально сильнее физически. Он что-то шептал. Не успокаивал, нет, и в мыслях не было. Что-то вроде того, что шансов у меня нет. Шептал, ровно до того момента, как не задохнулся, получив ощутимый, пусть и случайный удар между рёбер. Тогда прорычал, с силой сжал мои плечи, а чувство было такое, что не просто сжал, а кожу содрать пытался. И мой болезненный крик подавил, жадно впиваясь в губы.

Мог бы просто оттолкнуть, отшвырнуть от себя, но не позволил, сам себе не позволил, не сделал этого, уж не могу точно сказать: унизительным посчитал или боялся силу не рассчитать. Но и отступить не подумал. Локоть на моей шее сжал сильнее, практически полностью перекрывая доступ кислорода, и ударил по ногам. Вот теперь не больно, просто знал, куда бить, чтобы на колени поставить. Сам опустился следом, навалился сзади, заставляя руками в землю упираться, и замер на какое-то время. Мне эта передышка показалась бесконечной, но вполне допускаю, что длилась не более нескольких секунд.

Сопротивление, больше походившее на бессмысленную возню, теперь Дементьева не смешило, а начало раздражать. Всё так же, навалившись со спины, он будто жал меня к земле. Всё ещё страшно. Всё ещё есть надежда. Сильными руками он обхватил мои ладони, прижимая их к мокрой траве, к редким, не вовремя опавшим листьям в ней, дышал на ухо, что-то соображая, а затем замер. Точно статуя, остановился.

— Ломаешься?! — Прорычал он, самодовольно усмехнувшись. — И оттого что?! Изменилось что-то?! Всё равно под меня ляжешь. А если прогнуться не умеешь, ломаться продолжай. Как надоест, сам твой хребет в бараний рог согну и на полке поставлю рядом с сотней таких же. — Грозно шипел он, бросаясь словами, переполняя эти слова эмоциями, смыслом. — Потому что не умею по-другому. — Прошептал Дементьев и задержал дыхание. — Давно не умею, Ни-на… — Затрясся он от напряжения, впиваясь в землю ногтями.

Я молчала, и Дементьев это молчание воспринял по-своему. Щекой о моё плечо потёрся, попытался заглянуть в лицо. Губами прижался к виску и принялся ими возить по скуле, по щеке, по подбородку. Не противно, только как-то странно, как котёнок слепой, который тепло ищет, отзыва, отдачи. Движения резкие, порывистые, с надрывом, а как я дёрнулась, пытаясь вырваться, закончилось всё. Каменное тело, стальная хватка. Частые удары его сердца. Такие сильные, такие мощные, что в мою спину вколачиваются, передавая пульсацию.

Спустя несколько мгновений все силы уходили на то, чтобы удержать голову на весу, когда Дементьев больно давил на шею, её к земле прижимая. Свободной рукой он легко задрал на спину короткую юбку, бельё резким движением сдёрнул к самым коленям и к бёдрам прижался жёсткой, грубой тканью своих брюк. Одно плавное движение не лишённое силы, когда он ладонью по моей спине, по ягодицам прошёлся вроде и поглаживая, а вроде внимательно исследуя. Всего на мгновение рука задрожала, этой дрожью демонстрируя напряжение, тут же пальцы впились в кожу, а та рука, которая удерживала шею, двинулась к подбородку и потянула на себя, выворачивая моё лицо в нужную Дементьеву сторону.

Я только тогда поняла, что боюсь встретиться с ним взглядом. Но и возразить не могла, язык будто прирос к нёбу и отказывался ворочаться. Только дышала шумно, сопротивляясь, а он всё равно на себя тянет, понимая, что это лишь вопрос времени и применённой силы.

— Посмотри! — Жёстко приказал он. Его пальцы соскользнули с подбородка, но Дементьев упёртый, ловко перехватив, добавил усилие, ломая сопротивление. — Посмотри на меня.

И я посмотрела. Не знаю, что он пытался разглядеть на моём лице, а вот в его глазах страсть кипела. Не злость, которую я ждала, и не азарт, к которому привыкла, а именно желание. Такое, что стирает перед собой все границы.

— Ты всё равно сломаешься. — Прошептал он. Теперь за подбородок лишь придерживал, знал, что взгляд отвести не в силах. Большим пальцем по моим губам скользнул и судорожно втянул воздух. — Под меня сломаешься, Нина. И больно тебе будет вполне реально. Ты это понимаешь? — Я попыталась сглотнуть: вроде как нужно ответить, а сказать нечего. Дементьев грустно улыбнулся, глядя на меня, и снова погладил. Теперь по щеке. Устало выдохнул. — А ты ведь меня не слышишь. Просто потому, что не хочешь. — Головой покачал, будто с сожалением.

А потом, словно прерывая свой гипноз, он с силой в меня толкнулся, заставляя задохнуться. Только в первый момент прищурился так, точно пытался запомнить, а потом сам же лицо моё в сторону отвернул и всё-таки прижал к земле, видимо, о каких-то своих фантазиях заботясь. И я подчинялась. Не от боли и не от отвращения. От шока. От понимания того, что хотела его. То есть, я думала… мне казалось, что это будет насилие, а вот тело решило иначе. Произошло что-то, что заставило возбудиться, заставило подготовиться к нему. Вот такому: агрессивному и жёсткому. И пусть руки, управляемые сознанием, сжимались в кулаки, подвластное ему тело плыло на своей волне. Это не был секс в общепринятом смысле. Наверно, больше подойдёт слово «имел». Когда учитываются желания и прихоти лишь одного человека. Я не улетала и не плавала в сознании. Я всё понимала, всё чувствовала, даже мысли… они складывались в логическую цепочку, не терялись и не путались.

Если бы я могла кричать, я бы кричала. Не от удовольствия, конечно, а, возмущаясь, протестуя. Лишь осознание того, что, открой я рот, туда набьётся и листва, и обрывки травы, и земля, отдающая сыростью, останавливало. И приходилось молчать. Да, и, не молчать, конечно. Я шипела, я рычала, потом, правда, приходилось отплёвываться от того, что оказывалось на зубах, а Дементьев продолжал трахать с завидным усердием, с напором. Иногда его хватка ослабевала, иногда усиливалась. Тело затекло, мышцы, уставшие от сопротивления, всё чаще поддавались чужой силе. Он это чувствовал и дозволенным распоряжался по своему усмотрению. Иногда поглаживал кожу, иногда сжимал, мог себе позволить стянуть волосы, сжимая их в кулаке. Не больно, а лишь демонстрируя власть.

Всё в один момент изменилось. Он не стал нежным, чувственным и ранимым, и в помине нет. Как я поняла чуть позже, о своём обещании вспомнил. А ведь о том, что я кричать буду, действительно обещал. Осознавая это, я сжалась, когда влажные пальцы скользнули между моих ног. Я дёрнулась в его руках и застыла, ожидая ответного движения. Кожей чувствовала, как он улыбается, широко оскаливая белые зубы. Была уверена, что смотрит надменно, высоко задрав подбородок. Следующее движение было другим. Точным, грубым, целенаправленным, а моё тело, как заговорённое, отзывалось даже на его грубость. И плевать было на боль, всё внутри пульсировало, заставляя сжиматься. Дементьеву не было интересно моё удовольствие или его отсутствие. Ему был нужен только оргазм. И крик, который я, сцепив зубы, удерживала в себе.

Не могу точно сказать, в какой момент я сдалась. Просто включилась, когда горло охрипло и сил кричать не оставалось. Буквально через секунду билась, именно билась в оргазме, а, сволочь Дементьев, отпустил, уже не себе, а мне эту победу демонстрируя. Сам кончил чуть позже. Не в меня — на спину. Не отпустил сразу, а по бедру небрежно похлопал.

— И если ты сейчас что-нибудь вякнешь, на этом месте, — снова хлопнул он с лязгающим звуком, привлекая внимание, — будет твой рот. Очень уж он мне нравится.

И вот тогда действительно заколотило, а он поднялся легко, пару секунд отдышавшись. Громкий звук бегунка молнии на брюках я слышала, а вот того, чтобы ремень звякнул — нет. Я усмехнулась, осознавая всю фатальность ситуации. Прижалась лбом к земле, уже не боясь ни холода, ни сырости, ни влажной травы.

Не знаю, наверно, Дементьев наблюдал за мной со стороны. Зрелище то ещё! Едва ли произошедшее он считал ошибкой, но какую-то степень неудобства всё же испытывал. Именно поэтому стянул с себя майку, чтобы обтереть мне поясницу. Бельё тоже сам на место вернул. За шиворот, как щенка, на трясущиеся ноги поставил и в лицо заглянул, наспех оценивая мою реакцию. Реакция, к слову, его вполне устроила. Потому что он тут же развернулся, наклонился чуть в сторону, чтобы поднять ружьё и, пусть не спеша, но пошёл. Я даже подозревала, что пошёл в сторону избушки. Что делать, потопталась следом, сильно сомневаясь в том, что он меня станет искать, если вдруг заблужусь. Точнее… точнее, станет, но блудить я точно не хотела, вот и плелась следом.