Устанавливая правила (СИ) - Люкс Сагара. Страница 24

— Мне нужно знать, Рулз. Ты это сделал?

Она расстроена, хотя и не должна. Шэрон знала, что я опасный человек, а позволив мне играть с ней, согласилась на своё разрушение. Она предложила мне всё, что у неё было, и я это взял. Я пообещал, что взамен дам ей всё, что она захочет. Теперь Шэрон просит рассказать правду, но я могу прочесть внутри неё.

Она не хочет знать, что произошло.

Ей нужен монстр, которого можно ненавидеть.

Она хотела его ещё до того, как начала расследовать исчезновение сестры. Возможно, с тех пор как чёртова автокатастрофа унесла её родителей, или когда спецслужбы установили за её голову награду, заставив сменить имя и скрываться.

Я знаю о ней всё.

Кто она. Откуда родом. На что способна.

Однако с тех пор, как Шэрон появилась в моей жизни, она ни на минуту не переставала удивлять меня.

Она не заслужила потерять свою сестру, как не заслужила и встречи со мной.

Но это случилось.

Я не могу изменить прошлое, не могу сказать ей, что со временем боль от потери утихнет, потому как это не так. Я не собираюсь извиняться перед ней, но я могу взять на себя её боль и стать тем монстром, которого она ищет.

Её монстром.

Я поднимаю подбородок и безжалостно смотрю на неё.

— Её убил я.

— Почему?

Разум изо всех сил пытается придумать оправдание, но я не могу думать; не сейчас, когда по её лицу текут слезы.

— Она увидела слишком много.

А я сказал слишком много.

Прежде чем Шэрон успевает спросить о чём-то ещё, я поворачиваюсь к ней спиной и закрываюсь в ванной. Прислоняюсь спиной к двери и закрываю глаза. Чувствую, как на грудь давит огромная тяжесть.

«Неправильно».

Снимаю брюки и иду в душ. Теряя счёт времени, я вновь и вновь намыливаю тело, пока не исчезает её запах.

Когда выхожу, Шэрон уже нет. Моя пижамная рубашка лежит на полу посреди коридора. Я понимаю, что она снова трогала мой мобильный, потому что он лежит не там, где оставил, но мне всё равно.

«Она ушла».

Единственное, о чём могу думать.

Я должен этому радоваться, но вместо этого я сажусь на диван и зажимаю ладонями голову.

Пятнадцать лет тому назад

Сын никогда не должен осуждать своих родителей.

Я поступил хуже: подслушав разговор Бейли с матерью, я нанял детектива, чтобы тот следил за ней и составил список всех, с кем она встречалась чаще.

Читая отчёт, я наслаждаюсь глотком бурбона. За последние несколько недель у меня вошло в привычку заходить в кабинет отца и припадать к спиртному. Прошло три месяца с тех пор, как он застрелился. Я до сих пор не перестал чувствовать запах его крови на себе, но я научился с этим жить.

Когда вспоминаю парня, каким я был до той ночи, то едва узнаю себя. Я бросил колледж и нанял учителей, чтобы они помогли мне закончить учёбу как можно скорее. Я перестал тусоваться с друзьями и встречаться с женщинами. Рана, которую нанесла Оливия, предав моё доверие, побудила меня пересмотреть все привычки.

Мать тоже изменилась. Она перестала разговаривать со мной и стала всё чаще выходить из дома. Обычно она уходит до того, как я проснусь, и её не просто увидеть до ужина. Иногда она приходит поздно вечером, иногда вообще не возвращается.

Как выяснил детектив, она проводит свои дни между салонами красоты, шопингом, обедами с подружками и за ужином в компании вечно разных мужчин. Не удивляюсь, когда узнаю, что в последние недели она встречалась с политиками, актёрами, спортсменами… Даже судьями и полицейскими с высоким званием.

Пока удерживаю во рту глоток бурбона, меня снова начинают преследовать воспоминания о ночи, когда умер отец. Вспоминаю Бейли и то, что он сказал мне по дороге домой. Он сказал, что расследование скоро будет закрыто, поскольку кто-то оказал давление. Так и случилось.

Я долго гадал, кто этот «кто-то». Не найдя ответа, я попытался подумать, кто мог оказать такое давление.

«Моя мать».

Но зачем ей это?

Обхватив руками голову, я вздыхаю.

«Видимо, ей было что скрывать».

Чем больше думаю обо всём этом, тем меньше мне нравится.

Я поклялся себе узнать правду о смерти отца, но чем больше узнаю, тем меньше мне хочется продолжать. Наливаю себе ещё бурбона. И пью до тех пор, пока обо всём не забываю… ничего не чувствовать, кроме сладкого вкуса во рту, и полностью потерять сознание.

Но я не успокаиваюсь даже во сне.

Я слышу голос отца, который шепчет мне, чтобы я открыл глаза.

Чтобы увидеть.

Когда просыпаюсь, я понятия не имею, который час. Но мне не нравится то, что слышу. Мама смеётся. Она не одна. Ещё один голос (мужской), вздыхает.

Или, может быть, стонет.

Я выхожу из кабинета и направляюсь в холл. Должно быть, я проспал несколько часов, потому что в доме темно и пусто.

— Нет. Не здесь!

Мать снова смеётся. Меня передёргивает, но я иду вперёд.

— Не хочу, чтобы Роберт проснулся.

Но я уже проснулся и как только увидел их в коридоре, сразу понял, что происходит. Мужчина трогает её повсюду. Она отталкивает его, только для того, чтобы взять за руку и потащить к комнате, которую почти двадцать лет делила с моим отцом.

Уверенным жестом открывает дверь и включает свет.

— Мама! — кричу из коридора.

Целовавший её мужчина резко вздрагивает и поспешно застёгивает брюки. Как только я узнаю его, у меня округляются глаза. Это адвокат Доусон, партнёр Бейли. В отличие от Бейли, который специализируется на корпоративном праве, он занимается частным правом.

Моя мама заталкивает мужчину в комнату и прежде чем закрыть дверь, шепчет, чтобы он подождал. Приблизившись ко мне, она фыркает, постукивая каблуками по полу, а потом скрещивает перед собой руки, обращаясь ко мне.

— Я нахожу твоё вмешательство совершенно неуместным.

Чувствую, как меня охватывает гнев.

— Хочешь знать, что я нахожу неуместным? Присутствие адвоката, курирующего наследство моего отца со спущенными штанами, пока моя мать, трётся о него.

— Не будь ханжой. Никто из нас не невинен, даже твой отец!

— Он любил тебя. — Понимаю, для неё неважно, но я чувствую себя обязанным сказать это. — Он дал тебе дом, семью и возможность иметь всё, что ты захочешь. Он был богатым и привлекательным мужчиной. Если бы отец захотел, он мог бы иметь любую женщину. Но он никогда не изменял тебе.

— Не в физическом смысле этого слова.

Я едва моргаю, не понимая.

— Что ты имеешь в виду?

Мать фыркает, качая головой.

— Он бы не хотел, чтобы ты знал, но теперь, когда мёртв, его желания больше не имеют значения. Я вышла замуж за твоего отца не потому, что любила его, а потому, что мы заключили договор. Я обязалась родить ему сына, а он взамен взял на себя бизнес моего отца, который терпел крах. Он пообещал мне, что не будет заставлять меня делать то, чего не хочу, и я буду вольна вести свою жизнь так, как заблагорассудится. Но он солгал.

В памяти всплывает далёкое воспоминание. Однажды вечером, вернувшись домой, я услышал, как родители ссорятся. Это случалось и раньше, но в тот раз они позволили себе что-то другое.

«Ты установил правила, Роберт.

А ты заставила меня их нарушить».

Я прислоняюсь к стене, не уверенный, что смогу выдержать тяжесть того, что она мне только что открыла. Я всегда считал, что отец был хорошим человеком, а мать — алчной нахлебницей. Мне всегда было интересно, почему отец продолжал прощать её, несмотря на многочисленные предательства с её стороны.

Это было потому, что он предал её первым.

— Вот почему вы всегда ссорились, — понимаю я.

— Я хотела, чтобы он сдержал своё обещание и отпустил меня. Но, к сожалению для меня, это не входило в его планы.

«Если хочешь получить розу, ты должен принять и её шипы».

Отец повторял эту фразу, когда говорил о матери. Я думал, это метафора, чтобы объяснить мне, что любить человека — значит принимать и прекрасное, и безобразное в его душе.