Шпион - Брэдли Селеста. Страница 34

Большой балдахин над кроватью выглядел внушительно, но назвать ее уютной было нельзя. А уж о комфорте и говорить не приходится. В сумеречном свете, пробивавшемся из освещенного холла через открытую дверь, комната выглядела весьма уныло.

А как выглядела его собственная комната, когда он был ребенком? Насколько Джеймс помнил, она была полна игрушек, блестящих камней и вообще всякой всячины, вплоть до коллекции птичьих гнезд, которая представляла для юного Джеймса огромную ценность.

В комнате Робби не было ничего, что указывало бы на то, что здесь живет мальчишка. Величественные тома на полках огромного книжного шкафа, дверцы которого не открывались уже лет сто, большая щетка для волос, одиноко красовавшаяся на сверкающем комоде, тяжелое и громоздкое кресло, массивный напольный канделябр и в довершение всего огромное, чуть не во всю стену зеркало в великолепной резной раме.

Спальня выглядела солидной и основательной, тогда как ее обитатель казался случайным гостем, которому в скором времени предстоит покинуть эти стены.

Когда Джеймс еще раз взглянул на спящего мальчика, то заметил, что из-под подушки что-то торчит. Он протянул руку и осторожно вытащил нечто, бережно завернутое в льняную салфетку. Оказалось, что это букварь, который составили они с Филиппом. Денни наверняка заметит пропажу салфетки, рассеянно подумал Джеймс и сжал в руках маленькую книжицу. Кто-то – вероятно, Филипп, – проделал в страницах отверстия и перевязал их. Джеймс задумчиво потрогал обрывок шелковой женской ленточки.

Видно было, что книжкой пользовались очень аккуратно. Одна страница, судя по заломам, особенно нравилась Робби.

«Зап [5]» обозначает букву «Зед».

Джеймс улыбнулся, вспомнив, как долго они с Филиппом подбирали это слово. Он бережно завернул книжку и снова сунул ее под подушку. Возможно, в комнате все-таки была частичка Робби. Частичка их всех.

Джеймс вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь, хотя крепко спящего Робби сейчас не смогла бы, наверное, разбудить и вся английская артиллерия. При мысли об этом Джеймс хмыкнул себе под нос и отправился на поиски пропавшего гувернера.

Глава 18

Комната Филиппа находилась недалеко от спальни Робби и через несколько комнат от спальни самого хозяина. Не было смысла селить Филиппа на третьем этаже, в той части дома, где располагалась прислуга, гораздо разумнее, чтобы гувернер жил рядом со своим воспитанником.

Джеймс постучал в дверь, но ответа не получил. Он вошел. В хорошо протопленной, даже немного душной комнате было темно, лишь в камине тлели последние угольки.

– Филипп? – Никто не ответил. Джеймс повернулся к выходу. Куда же запропастился Филипп?

– Я здесь, сэр, – раздался со стороны камина тихий голосок.

Джеймс подошел ближе и увидел, что Филипп, съежившись, сидит в большом кресле, буквально утонув в широкой изогнутой спинке. Вид у него был неважный – спутанные волосы, болезненно бледное лицо. Несмотря на духоту в комнате, Филипп вздрагивал, словно от холода.

– Бог мой! Ты выглядишь ужасно!

– Да, сэр.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Может, послать за врачом?

– Нет, сэр. – Голос Филиппа звучал хрипло. – Получил плохие известия.

– С почтой?

– А… да, пришло письмо.

Джеймс хорошо знал, какие отвратительные новости может принести лондонская почта.

– Что-то случилось?

– Нет, сэр. Я кое-что узнал, но не хотел бы говорить об этом, если не возражаете.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Филипп повернулся к хозяину и впервые за время разговора посмотрел на него. Даже в скупом свете, проникающем из коридора, Джеймс разглядел припухшие глаза юноши и красные пятна на его щеках. Подвинув стул, Джеймс сел подле Филиппа.

– Сэр… Джеймс. – Филипп упрямо мотнул головой. – Думаю, тут ничем не поможешь. По крайней мере, это не в моих силах.

Несколько секунд Джеймс пристально смотрел на Филиппа. Ему очень не хотелось, чтобы юноша, к которому он успел привязаться, страдал. Да, это Флип, его немного странный, но все же разумный не по годам компаньон. Флип, чей добродушный характер помогал развеять самое черное настроение Джеймса и чьи такт и доброжелательность смогли превратить этот унылый особняк в настоящий дом. Слово «компаньон» в данном случае не годилось, если учесть, кем стал Филипп Уолтерс для Джеймса Каннингтона.

Семья.

Конечно, это все не совсем верно, ведь Филипп Уолтерс всего лишь хороший работник, возможно, самый ценный из его домочадцев. И Джеймс как хозяин этого дома просто обязан сделать все возможное, чтобы поддержать его. Но ничего более.

– Если ты отказываешься от моей помощи, позволь хотя бы дать тебе совет. Ты парень умный, находчивый, сообразительный. И способен многое преодолеть.

Филипп хрипло рассмеялся. Джеймс изумленно моргнул.

– Что смешного в моих словах?

– Ничего, сэр. Я искренне ценю ваше желание помочь, но в данный момент предпочел бы побыть один. – Филипп тяжело вздохнул и устало потер глаза. – Если не возражаете.

Джеймс кивнул и вышел из комнаты.

Когда шаги мистера Каннингтона стихли, Филиппа вскочила на ноги, не в силах сдержать бушующую в душе ярость. Как он мог с такой искренней заботой смотреть ей в глаза и одновременно замышлять убийство ее отца? Каким же монстром нужно быть, чтобы под внешней добротой скрывать жажду убийства?

Сдерживая душившие ее слезы, Филиппа металась по комнате, потом наконец взяла себя в руки. Хватит слез! Она прибережет этот гнев на будущее, сохранит его, чтобы пресечь интриги этого низкого человека.

Филиппа прижалась щекой к холодному оконному стеклу. Теперь она с удвоенной силой будет сражаться за жизнь отца и свою собственную.

Свою собственную. Боже правый, что предпримет этот страшный человек, если узнает, кто она на самом деле? Ни малейших сомнений, что и в отношении Филиппы Этуотер будет отдан приказ: ликвидировать.

«Ликвидировать!»

«Я остановлю тебя, Джеймс Каннингтон, можешь в этом не сомневаться».

Поздний вечер давно сменился глубокой ночью. Филиппа обдумывала различные планы, но так и не решила, как помочь отцу. Она ведь даже не знает, где он сейчас.

А вот Джеймс знает.

Видимо, находясь в Испании, отец работал на британцев, а Джеймс и его шайка узнали об этом. И тогда в Ариете появились французские солдаты, которые забрали отца. Что же, война есть война.

А ведь Джеймс ей нравился. Она восхищалась им. Желала его. Эта мысль ужаснула Филиппу, и она постаралась прогнать ее прочь.

Девушка устало прикрыла глаза. Как может женщина противостоять целой когорте шпионов?

«Ты способен на многое».

Филиппа с горечью рассмеялась, вспомнив слова Джеймса. Она умирала голодной смертью в холодной комнатенке Чипсайда. Была на краю гибели. То и дело попадала в ситуации, из которых нет выхода. Видимо, только на это она и способна.

«Власть женщины заключается в ее теле. Она может так окрутить мужчину, что он становится рабом ее прихотей».

Голос Джеймса звучал у нее в ушах. На какое-то мгновение Филиппе показалось, что Джеймс готов раскрыть перед ней свою душу.

Филиппа подняла руки к лицу, потом коснулась своей груди, туго затянутой полосами материи. Ее плоть при ней, пусть даже и скрытая. Она может соблазнить Джеймса Каннингтона и выведать у него нужную информацию?

Бунтарская, жаждущая мести часть ее души сразу же ухватилась за эту идею. Да. Пробудить в нем желание. Перехитрить его. Пусть заплатит за все, в том числе и за разбуженное в ее теле желание.

И все же другая ее часть, возможно, та, в которой до сих пор жила благовоспитанная девочка, спасовала при мысли об этом. Ведь она всегда была покладистой и спокойной.

«Очень удобно для твоих родителей, – язвительно прошипел поселившийся внутри бунтарь. – У них была их благородная страсть, их прочная любовная связь. И ты. Ты была идеальной дочерью, ты могла приспособиться к любому миру, ухаживала за ними, заботилась о них, берегла их».