Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталия. Страница 11
А еще здесь были серые тени…
По ту сторону бледно-лиловых лепестков мелькали силуэты людей, которых этот магус отправил к Великому Шторму. Их было много, очень много. Такие тени ей и раньше встречались – острые ножи моряки носили вовсе не в качестве украшений, и всякий раз, после того как лезвие отнимало чужую жизнь, в душе убийцы оставался отпечаток. Даже если он защищался или если его поступок был оправдан иной причиной. Но еще ни разу Эсме не видела, чтобы серых теней оказалось… двадцать? Двадцать пять? Нет, больше. Они множились, кружились, словно танцуя под неслышную музыку, и она не могла их сосчитать.
Магус, да к тому же головорез, у которого руки в крови не по локоть, а по самые плечи.
Руки!
Усилием воли заставив себя не обращать внимания на затаившегося наблюдателя, которого здесь не должно было быть, Эсме принялась за дело. Она пришла, чтобы восстановить целостность сердце-сути, остальное ее не касается. Зашить дыры. Залатать прорехи. Она – игла, она – нить, и больше ничего.
Человек-птица, Плетельщик узлов и двое незнакомых матросов видели, как разверстая рана на руке их товарища заживает сама по себе: тянутся нити сухожилий, кровь наполняет сосуды, новая кожа темнеет, сливается со старой.
Мимо нее проплывали мыслеобразы, серебристые рыбки.
– Высокая темноволосая женщина стоит на балконе и смотрит вдаль. Чайки, пронзительно крича, вьются над прибрежными скалами. На женщине платье изумрудного цвета, она красива, как все небесные дети, и еще она очень несчастна. Ее губы шепчут чье-то имя, а рука невольно приподнимается, словно желая схватить маленький фрегат, идущий прямым курсом на закат, и вернуть домой – туда, где Великий Шторм не будет ему угрозой. Она думает, что рядом никого нет, и лишь поэтому позволяет себе плакать.~
– В ослепительно синеющей дали – тонкая, как лезвие бритвы, граница между двумя безднами. Руки онемели от напряжения и вот-вот упустят спасительное, но предательски скользкое бревно. Над водной гладью парят призраки – прозрачные руки тянутся, так и норовят схватить, утащить за собой. Беззвучно шевелятся тонкие губы: разве ты не настрадался вдосталь? Разве не просил всех богов, своих и чужих, о встрече с нами? Так вот мы, здесь. Просто протяни руку – и все закончится.~
– Площадь, заполненная людьми. Их много – не протолкнуться. Совсем рядом мальчишка-оборванец вытаскивает кошелек из кармана какого-то толстяка, не волнуясь о том, что его заметят, – все взгляды прикованы к возвышению в центре площади. Кажется, там произошло что-то страшное.~
Внезапно Эсме ощутила сильную тревогу. Она огляделась по сторонам: бледно-лиловое полотно магусовской сердце-сути было уже почти целым, и теперь целительница находилась внутри огромного цветка, чьи лепестки пронизывала едва заметная паутина линий, напоминавших сосуды, заполненные золотистой кровью. Эти линии на глазах утолщались, наливаясь силой, и присутствие наблюдателя, непонятной лишней души, становилось все ощутимее.
Тревога сменилась смертельной усталостью. В реальном мире Эсме уронила руки и застыла; здесь же она просто бросила недоделанную работу, ослепла и оглохла, свернулась в тугой узел, плотный сгусток чувств, воспоминаний и всего того, что делает человека человеком. Она знала, что сейчас произойдет. Крылан решит, что момент настал, и напоит ее «смолой». Черное зелье вышибет все преграды на пути мощного потока, освобождать который без нужды равносильно самоубийству. Львиная доля ее жизненной энергии перейдет к этому чужаку, к вероломному потомку пришельцев со звезд, который и так мог бы прожить по крайней мере в пять раз дольше обычного человека. После такого нужно несколько месяцев, чтобы восстановиться, но ей и на это рассчитывать не стоит.
Пробудиловка, «кровь мерра» и теперь – «смола».
Это конец.
«Я бы так не сказал».
Эсме вздрогнула, и во тьме перед ее целительским взором опять возник бледно-лиловый цветок, который теперь казался больше прежнего и как будто светился изнутри. Она еще ни разу не разговаривала с кем-то из своих пациентов в сердце-сути, хотя знала, что такое возможно. Тот, кого она исцелила, обладал очень сильной волей, раз сумел не просто почувствовать ее, а заговорить с ней.
«Твое общество мне приятно, однако я бы не хотел, чтобы ты осталась в моей голове навсегда. Тут, как видишь, и без тебя полным-полно серых жильцов».
За одним из лиловых лепестков возникла тень – не серый призрак, а четкий силуэт высокого широкоплечего мужчины. Он галантно поклонился и правой рукой указал куда-то в сторону. Эсме невольно проследила за направлением его жеста и увидела яркий свет.
Ей туда?
«Безусловно. Ты спасла меня – я спасу тебя. Все будет хорошо».
Она полетела к свету, едва расслышав прозвучавшее вслед слово, всего одно:
«Благодарю!»
Потом она наконец-то уснула, и в этот раз сны обошли ее стороной.
[А сейчас тебе на голову свалится потолок.]
Проснулась целительница внезапно, вздрогнув всем телом, и сразу же села, зажмурившись и схватившись руками за голову. К знакомой боли в затылке прибавилась пульсирующая боль в висках – не очень сильная, но как-то по-особенному неприятная. Что-то случилось. Что-то нехорошее произошло, пока она спала…
[К стенам на твоем месте я бы тоже присмотрелся – мало ли что.]
Она не торопилась открывать глаза. Со всех сторон доносились странные звуки – чьи-то неразборчивые голоса, слишком резкие и громкие крики чаек, шуршание, скрип и стук. Да что же это такое? Совсем близко и как будто бы наверху кто-то запел чистым высоким голосом. Простенький мотив показался Эсме знакомым, хотя она была совершенно уверена, что никогда раньше не слышала этой песни – по крайней мере, своими собственными ушами.
Слова вспомнились сами собой, сплелись с мелодией и чужим голосом:
Интересно, сколько часов она проспала? Отдохнуть по-настоящему не получилось, но не стоило гневить Заступницу – Светлая Эльга подарила ей жизнь, уберегла от Последнего берега и крабов, пирующих во славу Великого Шторма. Надо снова лечь и попытаться уснуть. Придется беречь силы, потому что ни на одном из Десяти тысяч островов не отыскать человека или магуса, который поможет ей, если случится беда.
Лечь и уснуть. Немедленно.
[Потолок, дурочка.]
Таинственные ночные гости исчезли. Она никогда не узнает, кого принес Великий Шторм к ее порогу, как на самом деле зовут Плетельщика, откуда взялся человек-птица с черными крыльями… Впрочем, есть вещи, которых лучше не знать. Ничего страшного, если подозрительная компания удалилась, не заплатив за ее услуги ни гроша. Главное, чтобы от посетителей не осталось следов. Лишние неприятности ей ни к чему.
Эсме медленно выпрямилась, открыла глаза и ахнула.
[Я предупреждал.]
Она сидела на узкой койке в очень маленькой комнате с деревянными стенами и единственным окошком. Большой сундук рядом с койкой служил, по всей видимости, и столом. На крышке сундука стояла чашка с водой, и Эсме словно завороженная уставилась на нее: вода покачивалась… как и вся комната.
Точнее, каюта.
Целительнице показалось, что потолок стремительно ринулся вниз. Днем раньше на набережной Тейравена она почувствовала едва ли десятую долю от того, что ощутила сейчас: сквозь стены рыбокорабля на нее хлынул бурный поток. В нем перемешались бессвязные обрывки чужих разговоров и столько мыслеобразов, что их сложно было отделить друг от друга. Она не могла закрыться, потому что находилась слишком близко к фрегату. Внутри фрегата. Стены каюты подернулись рябью, дерево превратилось в бурую губчатую ткань, весьма неприятную на вид. Поблизости от целительницы в стене появился черный круглый глаз размером с кулак, рядом с ним – другой, а потом глаза начали открываться повсюду.