Да запылают костры! (СИ) - Литвин Вальтер. Страница 27
Иона тайком наблюдал за его противостоянием с Абрихелем и точно знал, что дядюшка способен на многое. Почему же он позволяет так с собой обращаться?
Неспешно и робко, люди начали стекаться на Музейную площадь, чтобы самолично узреть казнь пророка. Багровники обступили Куову с Артахшассой со всех сторон, не давая подойти ближе, но и не прогоняли никого. Над головами горожан затянулась скорбная песнь.
Шажок за шажком. Иона осторожно вынырнул из своего укрытия и пошёл в сторону толпы. Если сегодня и суждено случиться чему-то ужасному, он должен это видеть.
***
Из всех виденных мест в Алулиме эта площадь меньше остальных отзывалась в памяти — сплошная равнина из камня и железа, окружённая бездушными ликами серых зданий с мелкими окнами и бесформенными рельефами. Если здесь и росли цветы, то многие годы назад.
«Невш — не из тех игр, к которым ты привык, — сказал он когда-то. — Люди одержимы одними лишь победами, причём здесь и сейчас. Но чтобы победить в невш, нужно мыслить иначе. Не лететь напролом, даже если путь впереди открыт. Помнить, что не все фишки должны дойти до конца».
Гафур ответил тогда: «Я понял. Я могу потерять одну фишку, и эта потеря станет мостом остальным».
Он никогда не стремился к сложным решениям. Но в его простоте таилась своя мудрость…
Куова стоял, плотно прикованный к холодному столбу, со связанными за спиной руками. Всё тело горело от боли, затмевая прочие чувства.
— Ты верный друг народа, — прошептал он в пустоту.
Уже очень давно он не произносил подобных слов.
— Ты не умрёшь, пока люди помнят о тебе и о твоей жертве.
Крохи солнечной энергии внутри пробудились на миг, но тут же потухли, унося за собой остатки сознания.
Он запрокинул голову.
…Куова стоял на морозной вершине, обдуваемый всеми ветрами.
Он стоял по колено в снегу.
Бескрайняя белизна.
Пик.
Чья-то громадная ладонь врезалась в спину, схватила за ноги и плашмя бросила в глубокий сугроб. Кожу обожгло морозом, но Куова всё же встал и обнаружил, что кругом лишь темнота. «Я должен видеть!»
Он попытался разомкнуть веки, но ничего не изменилось.
«Я ослеп? Больше не вижу дороги. Лес поглотил меня?»
— Прислушайся к сердцу. Только так ты выберешься из тьмы.
Холодная вершина, чёрные клыки гор.
«Где я… Где? Это место…»
Слепота ушла.
«Это… Охотничий пик? Что я здесь?.. Нет! Что со мной происходит?»
Силуэт впереди, тёмный в сравнении с яркими звёздами. Развевающиеся чёрные волосы. Направленный к небу взгляд.
«Архипредательство… Это свершается вновь. Я должен остановить это!»
Каренасс.
«Я — верховный маг Круга…»
Куова ощущал его душой — саму жестокую суть мятежного мага с огнём страсти к запретным знаниям в изумрудно-зелёных глазах.
«Я должен остановить его!»
Тяжело идти… Каждый шаг забирает столько сил! Каждый шаг забирает жизнь…
— Каренасс, стой! Ты не ведаешь, какую силу хочешь выпустить на волю! Ты… Ты не сможешь её контролировать!
Лицо такое бледное, излучающее холод, как будто принадлежащее мертвецу. Что может чувствовать такой человек?
— Глупец… Ты действительно думаешь, что дело в силе?
— О чём ты говоришь?!
— Я говорю о богах, Куова. О богах, которыми грезит человечество.
— И этим богом будешь…
— Страсти людские. То, что движет ими и даёт смысл существования.
— Нет… Ты осознаёшь, что собираешься натворить?
— Я открою врата в новую эпоху.
Мир вокруг рухнул, и Куова провалился в его глубины; пепел с золой закружились вихрем, облепили израненную кожу.
Вдали зажглись тусклые огни. Показался ландшафт погибшей цивилизации.
Древние руины, растянувшиеся вдоль горизонта, словно роскошный пояс на животе царя.
За ними — неистовая гроза, освещающая чёрное небо яркими всполохами.
Над разрушенными стенами поднялось светило, обрамлённое тёмным диском с оранжево-красными мигающими капиллярами.
Послышались звуки, словно стальные лопасти рассекали воздух — то были вращающиеся вокруг светила исполинские чёрные кольца.
На каждом кольце — жёлтые глаза, попеременно моргающие через секунду.
Куова смотрел на это порождение, но не мог пошевелиться. Словно всё зло, какое только могло родиться в смертной душе, уже столетиями произрастало в этой сущности.
Существо приблизилось, наполняя эфир шумом вращающихся колец, обдавая потусторонним холодом, и заговорило в сознании миллионом голосов…
«БОЛЬ… СКОРБЬ… СТРАДАНИЯ… СМЕРТЬ… ВОТ ВЕСЬ СМЫСЛ».
Капилляры вокруг светила зашевелились, словно тысяча пальцев.
«Я ЕДИН И НЕДЕЛИМ!»
Весь мир затрясся от чудовищной вибрации.
Куова зашатался, пытаясь устоять на ногах; вновь открывшиеся раны на теле кровоточили и горели.
Он нашёл в себе силы поднять глаза к светилу.
— Что ты такое? Бог? Но если я вижу тебя…
Тысячекратный смех. Каждый приступ срывал с него кожу и плоть, будто желал добраться до самой души.
«ТЫ ПРОИГРАЛ».
Глава VII
Всё тело болело так, будто по нему проехался автомобиль с шипованными покрышками. Виски отозвались болезненным спазмом, и ноги подкосились, но ему удалось устоять, цепко ухватившись за край стеллажа. Он всё ещё был жив.
«Я ошибался».
— Как такое возможно? — прошептал он.
Он оттолкнулся от стеллажа и, пошатываясь, словно в дурмане, сделал несколько шагов в сторону ванной. Пальцы левой руки стискивали рукоять окровавленного ножа. Он шёл аккуратно, стараясь не споткнуться о лежащий посреди комнаты труп, и только на последнем шаге буквально ввалился в пахнущую сыростью и мылом комнатушку. Некоторое время задумчиво смотрел в своё отражение в зеркале, а затем поднял руку.
Сверкающее холодное лезвие коснулось зудящей кожи лба и плавно скользнуло вверх…
На пол упала длинная прядь.
Он взглянул на себя в зеркало и на том месте, где полагалось находиться лицу, увидел израненную смугло-золотистую маску, почти матовую от безразличия. Скрежет металла по коже. Вновь и вновь пряди сползали на плечи, на грудь и ниже. Из-под спутанных косм показались острые края бровей. Под ними — глаза с покрасневшими веками, мутные от лихорадочного жара. Скрежет металла по коже. Незамысловатый ритуал избавления от прошлого.
Ещё недавно мысли то и дело кружились вокруг того, чтобы прилюдно свергнуть Калеха, уничтожить его.
И вот ради уличного проповедника он отрекается от своих прежних господ.
Кто бы мог подумать?
От колкой боли в горле он закашлялся и сплюнул в раковину липкий кровавый сгусток. Слишком много потрясений. Всё явственнее становилось ощущение, будто весь город поразил яд безумия, а противоядие находилось в руках одного-единственного человека. Голова закружилась. Он упёрся правой ладонью в зеркало.
— Я недооценивал тебя, считая меньшим, но теперь понимаю…
«Ты — нечто большее. И я не могу позволить твоей тайне уйти вместе с тобой».
Плотная вереница событий. Раскол монашеских братств. Забастовка лавочников, переросшая в антиправительственный бунт, и первая пролитая кровь. Создание и возвышение Багровой десятки. Удар за ударом расшатывал влияние первосвященника. Слишком превосходные совпадения.
Ещё одно движение ножа… Лезвие соскочило, оставив тонкий порез. С кровью неизбежно приходит осознание.
— Я приму твой путь, — пробормотал он.
— Господин, что вы?.. — раздался за спиной женский голос.
Реха — незаменимая помощница, когда нужен некто чуткий, как рысь, и безжалостный, как гюрза.
Он повернулся к ней. Реха была высокой и тонкой, словно трость, женщиной; под серым плащом она носила расшитую бордовую блузу. Из-за энергично блуждающего взгляда и закушенной губы создавалось впечатление, будто она готова вот-вот вцепиться кому-нибудь в глотку. Диковатую внешность дополняли коротко подстриженные красные волосы. Если кому-то и можно было довериться, то именно ей.