Посмотри, наш сад погибает - Черкасова Ульяна. Страница 74

Издали до реки доносился неясный шум. Некоторое время Велга прислушивалась. Оглянулась и прошла к воде. Гусляр, понурив голову, сидел на борту лодки и чесал за ухом Мишку.

Когда она думала об этом, то всё казалось таким лёгким. Но куда сложнее было на деле.

Велга осторожно нагнулась. Весло оказалось тяжелее, чем она представляла.

– Что ты там…

– А! – взвизгнула она, размахнулась и ударила.

Удар пришёл по подбородку. Гусляр откинул голову назад, грохнулся спиной в лодку. Руки чуть не выронили весло. Велга сжала крепче потными ладонями. Затявкал Мишка.

– С-с-сука…

Она замахнулась снова. Вадзим выставил руку, закрываясь, и слышно стало, как хрустнула кость.

Велга выронила весло, оно упало ей на ногу.

– Ай!.. – запрыгав на одной ноге, она заметила, как Вадзим, стеная, прижимал кисть к груди.

– Ты мне руку… руку! – зарыдал мужчина. – Это же… это рука. Сломанная.

Он распахнул веки, глядя на неё. И в пропитых тёмных глазах смешались чувства. Поражённый, он вдруг оскалился.

– Ах ж ты, маленькая сучка!

И он навалился на неё всем весом.

Завизжал Мишка.

И Велга тоже.

– Войчех!

Изба стояла на берегу, на вершине холма. Белый как пять своих пальцев знал эту дорогу от реки к дому. Знал, что на краю, у самой тропы, его ждёт старая высохшая яблоня. Серо-чёрная, потемневшая, облысевшая от времени, она зорко смотрела по сторонам пустыми глазницами насаженного на ветку черепа. Матушка звала её Ладушкой, говорила, это её дочь. Войчех не верил. Может, она была первым её Воронёнком? Матушка умела смешивать правду и кривду, молола их, как жернова зерно, и всё обращалось в прах.

Всё сильнее пахло дымом. Белый шёл тихо, так, чтобы никто не заметил его раньше времени. Берег по краю тропы утопал в белом тумане. Деревья, травы, кусты и река выплывали навстречу.

Изо всех сил Войчех напрягал слух. Но тихо. Тихо. Только пахнет дымом.

Шаг замедлился.

Слышно было, как скрипели старые петли и далеко, верно в деревне за перелеском, лаяла собака.

Но вокруг дома стояла тишина. Как вдруг раздался ворчливый гогот.

Во дворе деловито прохаживались гуси, кто-то выпустил их из загона. Ни Воронят, ни матушки. Только Ладушка встречала его. Белый по привычке коснулся кончиками пальцев её лба, приветствуя названую сестру.

Что же здесь случилось? За чем ты недоглядела, Ладушка?

Расступился туман, из-за завесы выглянула покосившаяся изба. Войчех замер. Горло пересохло.

От избы той остался только чёрный скелет. Крыша провалилась в потемневший сруб. Сажей и копотью покрылись стены. Его дом сгорел. Это его стены пропахли дымом и сажей. От него поднималась угольная пыль. Это его дом… его…

Сердце забилось непривычно быстро. И где-то в глотке засвербело. Белый сжал кулаки, разжал, так несколько раз. Дом… матушка… Воронята…

Он не позвал, не вскрикнул даже. Молча прошёл к крыльцу. Гуси узнали его, беспокойно загоготали, разводя крылья, точно для объятий. Войчех не оглянулся. Обгоревшие ступени провалились под ним, он вытащил ногу из провала, схватился за поручень, взобрался внутрь. Дверь распахнута. В сенях повалены корзины и мешки. Дым. Вонь. Плоть. Горелое. Мёртвое. Тухлое.

– Матушка, – он не узнал свой голос. – Матушка…

Никто не откликнулся.

Он схватился за ближайший мешок, потянул, и тот разлетелся в труху, посыпались зерно, и сажа, и уголь. С крыши что-то упало, Войчех едва увернулся.

– Матушка, – повторил он тише, не своим дрожащим голосом.

Пальцы слушались плохо. Он выкидывал мешки и корзины, пробираясь в избу, наконец оказался у двери, когда позади послышался голос:

– Войчех.

Лицо у Галки было белее обычного. Острый нос вытянулся, глаза пучились.

– Матушка… на маковом… там…

Она тяжело дышала от бега, махала рукой в сторону.

Белый спрыгнул с крыльца. Они побежали дальше вдвоём. Мимо останков избы, мимо хлева, из которого жалобно мычала запертая корова.

– Я нашла её… она…

– Жива?

– Да. Нет. Не знаю. Всё… плохо. Всё очень плохо. Кто это сделал?

Он не ответил. Сам не знал. Но уже поклялся, что убьёт всех, кто разрушил его дом. Клятва была холодной, как вода в проруби. Решительной, как клинок. Белый дал её самому себе не задумываясь, на бегу от дома к могиле Вороны.

Они ворвались в перелесок, и дальше по нему к маковым полям, откуда начинались Три Холма.

Там, где спала Ворона, там, откуда ей было не выбраться, среди багровых, точно кровь, маков лежала матушка.

Старуха серой бесформенной кучей валялась на холмике, прямо на могиле Вороны. Она обняла холм руками, вжалась в него всем телом и, кажется, не дышала. Из разжатой руки выпал кривой посох, вырезанный из яблони с начерченными знаками госпожи. И даже из них вытекла вся сила.

Матушка казалась серой, пустой.

Войчех упал на колени рядом, бережно взял её лицо в свои руки, теперь наверняка чувствуя огонёк её жизни. Он теплился едва-едва. Матушка цеплялась за нить своей жизни левой рукой, не отпускала. И госпожа ещё не пришла. Значит, у неё оставалось время…

– Матушка, – он склонился ниже.

С другой стороны опустилась Галка.

– Что нам делать?

Войчех нахмурил брови:

– Давай её перевернём.

Осторожно, помогая матушке крепче сжать нить, он вместе с сестрой положил её на спину.

– Ей нужны посмертки, – проговорил он мрачно.

Но свои он отдал Велге и Грачу.

Галка хлопала глазами и кусала губы. Она цеплялась за руку матушки так сильно, что пальцы побелели.

– Вой!..

Они оглянулись разом. Перелесок поглотил голос, исказил его, но Войчех всё равно узнал его.

– Вой!

– Велга…

Ноги уже готовы были сорваться с места. Но матушка…

– Позаботься о ней, – велел он Галке.

– Какого хрена ты, сучка, творишь?

Гусляр был огромным, как медведь. Он мог убить её голыми руками. И всё же остановился в последний миг, точно сам испугался того, что хотел натворить.

Мишка визжал, захлёбываясь лаем, и пытался выбраться из лодки.

Велга попятилась, вытянула руку.

– Если тронешь меня, Белый тебя убьёт.

– Какого хрена ты на меня напала?

– Ты же не отпустил бы меня по-хорошему…

Они кружили по берегу. Вадзим раскинув руки, а Велга пятясь назад.

– Зачем тебе бежать?

– Зачем?! Зачем? Белый хочет убить меня.

– Он всё равно тебя найдёт. Ты – его заказ.

– И твой заработок. Ты же его Клюв, правильно? Ищешь для него жертв по всему миру. Так это у вас работает? Тогда я хочу сделать заказ. Хочу заказать тебе Белого. Договорились?

– Я не ищу жертвы, я… А-а-а! Да какого хрена мы вообще это обсуждаем?

– Такого, что я хочу сбежать. Помоги мне.

– Я дурак, что ли?

– Умоляю, помоги! Они же убьют и меня, и брата. Вадзим, умоляю. Я хочу жить. Мне всего восемнадцать… Хочешь денег? У моего отца целые погреба золота, мехов, каменьев. Хочешь? Я озолочу тебя.

– Ты не понимаешь, я связан клятвой…

– Ты же не такой, как они, Вадзим. Ты человечный. У тебя есть сердце…

– Не пытайся меня разжалобить. Всё равно я ни на что не влияю.

– Тогда… тогда хотя бы скажи мне.

– Что?

– Скажи, кто это сделал? Кто заказал меня с Кастусем Во́ронам?

Вадзим потупил взгляд, покачал головой:

– Зачем тебе это?

– Я всё равно умру. Разве я не заслужила узнать правду перед смертью?

– Это ничего не изменит, – повторил, точно заколдованный, Вадзим.

– Но для меня это изменит всё. Прошу, Вадзим…