Дети Великой Реки - Киз Грегори. Страница 81

Глупцы, подумала Хизи. Я уже не могу ему приказывать.

Тзэм подтвердил это, прыгнув на стражников. Один отшатнулся и взмахнул мечом. Удар пришелся на левую руку, из которой тут же полилась кровь. Другой стражник подскочил со спины и тоже занес свой меч.

Хизи взвизгнула и метнулась вперед, с кулаками, прижатыми к бокам. Мысленно она представила, что ее крик – это копье, которое пронзает сначала одного стражника, а потом другого.

Тут же стражник за спиной Тзэма выронил свой меч и скорчился. Второй, отпрянув от Тзэма, согнулся и изрыгнул сначала свой завтрак, а потом поток крови.

Поневоле она задела и Тзэма: слуга пошатнулся и упал на колени, лихорадочно блестя глазами. Кровь лилась из его руки.

– Тзэм! – едва не задохнулась Хизи.

– Со мной все в порядке, – пробормотал он, поднимаясь на ноги. – Идем, надо торопиться.

– Я не хотела тебя задеть.

– Ничего. – Тзэм тупо взглянул на свою раненую руку. – Идем.

– Перевяжи руку.

– Потом.

– Сейчас же перевяжи! А не то все будут глядеть!

Понимание промелькнуло в глазах у Тзэма, и он оторвал длинный лоскут от плаща стражника. Стражники были еще живы, но оба в агонии. Сожаление шевельнулось в душе у Хизи, но девочка тут же вспомнила, что они хотели убить Тзэма. Чувство вины исчезло, едва появившись.

Чешуйка на руке болела, как если бы кто-то жег кожу раскаленным железом. Тзэм перевязал раненую руку и обнял Хизи свободной рукой за плечо. Вместе они прошли в никем теперь не охраняемые ворота, и впервые в жизни Хизи вступила в город Нол.

Гхэ уставился на убитых жрецов с отвращением и ужасом. Они даже не поняли, что умирают: это было видно по их тупым, застывшим лицам. Гхэ понимал, что отчасти виноват в их смерти. Он слишком много потерял времени, пока следил за стариком и телохранителем. Пока он выяснял, что они затевают, и отдавал распоряжения задержать лодку, он потерял из виду Тзэма. И потом, он позволил себе отвлечься на мальчишескую дерзость, а теперь вот жрецы убиты. Все же он достиг невозможного: поцеловал принцессу, дочь самого Шакунга. Какая бы вонючая крыса из Южного города не отдала бы за это свою правую руку? Уж он то знал…

Во дворе стояла старуха и держала в руках ножницы – он и их не сразу заметил. Она двинулась прочь, пошатываясь; ударив ребром ладони по затылку, он повалил ее и забрал ножницы. Удар был не очень силен, она еще будет жить и на дыбе расплатится за свою глупость. Он этим займется.

Гхэ надеялся, что беглецов уже задержала стража у ворот, если же нет, то уплыть им все равно не удастся: вооруженные воины наверняка уже задержали лодку.

Гхэ убедился, достаточно ли остро наточен его меч, и, не удостаивая убитых жрецов повторного взгляда, заспешил вдоль по коридору. Ему еще предстояло оправдать себя перед другими джиками и перед жрецами. Ему следовало покончить с Хизи сразу же после того, как их губы встретились, когда она была еще счастлива, а коридоры дворца не наполнились трупами жрецов. Но сентиментальность и неуверенность помешали ему это сделать. Вернее сказать, надежда. Надежда на то, что эта глупая девчонка не решится бежать, а останется во дворце и примет любую участь, которую бы ни послала ей Река. А сейчас не избежать ему объяснений…

Перкар сидел на краю пристани и смотрел, как вода набегает на сваи. Вдруг Цэк пронзительно завопил. Перкар оглянулся. Цэк, в ужасе выпучив глаза, вглядывался в конец улицы. Перкар также взглянул туда.

Восемь вооруженных воинов маршировали по направлению к пристани. Они были одеты в одинаковые юбки в черную и синюю полоску и голубые плащи поверх кольчуг. Черные волосы были заправлены под стальные шлемы.

– Кто они? – спросил Перкар у Цэка.

– Нунвэги, – процедил Цэк. – Отборная гвардия Короля.

Воины не делали попыток начать переговоры или как-то объясниться. Перкару было все понятно: Шакунг послал гвардейцев, чтобы отыскать свою дочь. Служа Королю, они служат Реке. Уж они-то, без всяких сомнений, враги Перкара. И все же они были люди, и потому Перкар с неохотой шагнул на сходни корабля Цэка и вытащил Харку.

Старший воин – он шел впереди остальных – взглянул на Перкара и сказал сухо:

– Варвар, я предоставляю тебе единственную возможность не стать призраком. Мы Нунвэги, Королевские гвардейцы, и мы здесь по делу Короля.

– Что это за дело?

Старший воин взглянул на него с отвращением.

– Если ты тут замешан, варвар, тебя следует арестовать. Ясно?

– Мне ясно только, что хозяин лодки не разрешает вам прикасаться к ней, – как можно спокойнее сказал Перкар. Он знал, что, если будет спокоен, ему удастся протянуть время. И потом, он ожидал, что скажет ему Харка, как уже бывало не раз.

Старший воин сделал знак – и воины рассыпались, намереваясь окружить Перкара, хотя для этого им пришлось бы перескочить на борт корабля.

– Дай им бой, – посоветовал Харка. – Не позволяй зажать себя на корабле. Там они запросто окружат нас. А на пристани у нас будет место, чтобы маневрировать.

Перкар подождал, пока воины не подойдут к кораблю вплотную. Тогда, издав воинственный клич Ворона, с которым побеждал его отец, Перкар спрыгнул на пристань.

Старший воин первым встретил его и первым погиб. Харка, отразив удар второго воина, выбил из рук меч и прорубил доспехи. Смертельно раненный воин был потрясен не столько тяжестью раны, сколько ловкостью и неожиданностью удара. Перкар увернулся от рухнувшего на него тела и бросился к двум другим воинам, которые еще не успели вступить в бой. Один из них упал, когда споткнулся первый, а Перкар в это время отрубил голову третьему. Что-то холодное и тяжелое коснулось его поясницы. Противнику удалось его ранить. Перкар зарычал, обернулся и снес воину голову.

Если бы все они кинулись на Перкара разом, для него настал бы конец. Но он с рычанием уворачивался, отпрыгивал и крушил. Пусть он пошатывался от боли, не чуя под собой ног, – противники ничего не замечали, кроме того, что он все еще держится, а трое из них убиты.

Перкар, вместе с нахлынувшей болью, ощутил, что силы его восстанавливаются. Воины окружили его, но он уже был готов к нападению.

Направив Харку на самый опасный участок, Перкар, отчаянно крутя мечом, бросился вперед. Он перерубил меч и отсек руку одному воину, ранил в бедро другого, хотя тот пронзил ему ребро, и кровь потекла теплой струйкой. Перкар пожалел, что на нем нет кольчуги, которая отразила бы удар.

Теперь их осталось трое. Это были самые упорные бойцы, один из них даже ухитрился ранить Перкара в грудь, но он и их прикончил и только потом уже склонился над досками пристани, кашляя кровью. Обернувшись к Цэку, чтобы попросить воды, Перкар увидел, что корабль уже отчалил от пристани: Цэк в безумной спешке устанавливал парус.

– Подожди! – позвал его Перкар.

– Прости, дружище, – крикнул ему Цэк. – Я ничем не могу тебе помочь! Ты убит, хоть и сам пока не знаешь.

– Я не собираюсь умирать! – настаивал Перкар. – Возвращайся!

– Я с тобой не договаривался! – кричал Цэк. – Великан с девочкой уже, наверное, схвачены. Все кончено, варвар! Я расскажу всем, как ты сражался!

– Не надо рассказывать! Возвращайся!!!

Но Цэк не ответил. Парус его наполнился береговым бризом, и маленький корабль стал набирать скорость.

Перкар чуть не завопил от ярости, но только выплюнул сгусток крови.

– Осторожнее! – предупредил Харка. – У тебя пробиты легкие.

– Я скоро поправлюсь?

– Довольно скоро. Нас связывают еще пять душевных нитей. Если ты подождешь хоть немного – их станет шесть.

– Долго надо ждать?

– Еще полдня.

– Я буду ждать здесь, – сказал Перкар. – Столько, сколько смогу. Если сюда придут еще пятеро воинов, я буду биться и с ними.

Прислонясь к свае и положив Харку на колени, Перкар настороженно ждал. В нескольких шагах от него толпа зевак глазела и на Перкара, и на убитых им королевских воинов. Двое еще были живы и стонали, и прохожие перевязывали им раны. Перкар сомневался, что они выживут. Позднее Перкар удивлялся, почему ранее он никогда ни с кем не вступал в бой. Он слышал, что убивать становится легче, когда к этому привыкаешь. Но еще легче убивать, когда на тебя нападают бесчестно: восемь против одного. У Перкара, конечно, был Харка – и гвардейцы даже не подозревали об этом. Они думали, что перед ними одинокий варвар с обыкновенным мечом. Что ж, тем хуже для них – они не имели Пираку, они вели себя бесчестно.