Рей и Рита. Прости меня, моя любовь (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна. Страница 17
Он листает фотки, демонстрируя мне снимки очаровательного пухлого младенца. У девочки на голове светлый пушок, а глаза кажутся небесно-голубыми. Такими же, как у папы. Я, конечно, не знаю, как выглядит ее мать, но сходство Миланы с Денисом невозможно отрицать.
– Красивая, – улыбаюсь я. – И на тебя похожа.
– Все так говорят, – усмехается он. – А Дашка бесится. Говорит, мол, я мучилась рожала, а дочь – копия папашки, ну и где здесь справедливость?
– Генетика – штука непредсказуемая, – вздыхаю я, возвращаясь к бутербродам. – А вы… Вы с Дашей вместе, да?
– Нет, мы расстались сразу после… После… Ну, выпускного, короче, – запинаясь, сообщает Денис. – Но я решил послушать твоего совета и не отказываться от ребенка. Ходил с Дашкой по больницам, помогал ей всячески, даже пуповину на родах перерезал.
– Ты принял правильно решение.
– Знаешь, Рит, а ты ведь оказалась права. Я к Миланке такое чувствую… Блин, даже не знаю, как описать. Обожаю ее. Она мой лучик света, как улыбнется, я все проблемы забываю, – откровенничает Рейман.
– Я рада, что все так сложилось, правда, – говорю я, глядя в окно. – У твоей дочери будет отец, Денис. И это прекрасно. Я вот вообще своих родителей не знаю, и это меня до сих пор травмирует. Да, конечно, у меня бабушка есть, и я ее очень люблю, но родители – это все же родители. Ребенок может считать себя полноценным только тогда, когда в его жизни есть и мама, и папа.
– Да, наверное, это так, – задумчиво тянет он. – Иногда мне кажется, что моя жизнь сложилась бы иначе, будь у меня отец. Я бы рос, видел перед глазами мужской пример, и, наверное, это помогло бы мне избежать многих ошибок.
Мы с Денисом завтракаем, обсуждая его Милану, мою работу и наших общих знакомых. Разговор протекает непринужденно, и между нами совсем нет неловкости, будто мы вернулись назад в прошлое, когда в наших отношениях все было безоблачно.
Допив кофе, Денис благодарит меня и выходит в прихожую. Обувается, облачается в ветровку и останавливает на мне внимательный взгляд:
– Спасибо, Рит, ты как всегда воплощение доброты и человечности. И еще раз извини за вчерашнее.
– А ты больше не садись пьяным за руль, – прошу я. – Это ведь не шутки. Тебе только кажется, что ты неуязвимый. А на самом деле жизнь может взять и оборваться.
– Ладно, – кивает он, прокручивая замок и открывая дверь.
Денис перешагивает порог квартиры и уже движется по направлению к лифтам, как вдруг резко замирает и, оглянувшись, спрашивает:
– Скажи, Рит, ты его любишь?
– Люблю, – без колебаний отвечаю я. – Поэтому, пожалуйста, перестань меня преследовать.
Несколько мгновений он молчит, с болезненным напряжением всматриваясь в мое лицо, а потом вздыхает. Тяжело так, обреченно.
– Мне так плохо без тебя, Рит. Не просто как без любимой женщины, как без друга. И пускай нам не суждено быть вместе, ты ведь знаешь, что мы родственные души. Знаешь, да?
Я ничего не отвечаю. Тут и без слов ясно, что он прав. Ведь другого объяснения тому, что мы, несмотря на годы разлуки, предательство, боль и обиды, все еще небезразличны друг другу, просто нет.
– Ведь когда ты рядом, у меня душевные раны затягиваются. Я прям чувствую, что легче становится. Даже когда ты просто молчишь. Мне никогда и ни с кем не было так уютно, молчать, Рит, – Денис потирает веки и качает головой. – Черт… Прости, что я все это говорю. Опять надоедаю тебе своими тупыми признаниями. Я понял, что у тебя с этим Мишей все серьезно, что ты счастлива, и я не хочу тебе мешать… В общем, ладно. Я пошел. Пока.
Он вновь устремляется к лифтам, а я чувствую, как внутри болезненно поскуливает то давно умершее, несбывшееся, несложившееся.
– Денис, – окликаю я его, и когда он оборачивается, говорю. – Если тебе вдруг будет плохо или нужно будет дружеское участие.... Позвони мне, и я обещаю молчать.
Он усмехается, благодарно кивает головой и скрывается из виду. Такой далекий, но по-прежнему такой родной.
Глава 18 (полгода спустя, ноябрь)
Денис
Вы знаете, что означает слово "дно"? Не то дно, когда тебе просто плохо и хочется забыться, а то дно, находясь на котором, ты задираешь голову вверх и уже не видишь просвета, не видишь смысла своего дальнейшего существования. Тьма засасывает так глубоко, что лучи света не способны пробиться сквозь смолянистый мрак, из которого фактически состоит вся твоя жизнь.
Последние полгода или, может, даже год я плавал на этом самом дне. Вонючем, затхлом, гнилом. Бесконечная череда одноразовых женщин, литры спиртного, килограммы травы, проблемы с ментами и провалы в памяти – вот так кратко можно охарактеризовать это время.
Просыпаясь, я с трудом понимал, какое время суток на дворе: поздний вечер или ранее утро. Я потерял счет дням, путался в датах и стал еще больше ненавидеть солнце. Пропадал в клубах, вдыхал никотин, кокаин, амфетамин, соли (группа наркотических веществ – Прим. автора) и сорил деньгами, которых, к слову, у меня опять было навалом.
Это все, кстати, благодаря Пеплову, который пару лет назад предложил мне вложить бабки в бизнес его приятеля. Поначалу это была просто шиномонтажка с толковым мастером, но постепенно дело стало набирать обороты и превратилось в крупнейшую сеть СТО по всему региону.
Однако в последние месяцы деньги вообще перестали меня резонировать. Они доставались мне слишком легко и из-за этого теряли свою ценность, ведь в управлении бизнесом я не участвовал, просто получал свою долю как инвестор.
Единственным источником радости для меня была Миланка, милая розовощекая красавица, в которой я отчетливо видел свои черты. На самом деле это настоящее чудо – смотреть в глаза другого человека, как в зеркало.
И, несмотря на то, что дочь была совсем еще малышкой, я явственно понимал, что она как две капли воды похожа на меня. Не знаю, почему, но это осознание грело душу. Возможно, поддерживало мою периодически угасающую веру в то, что я могу сотворить что-то прекрасное.
Милана росла не по дням, а по часам, постоянно училась чему-то новому и звонко хохотала, когда я целовал ее в нежные розовые пяточки. Я ощущал счастье каждую минуту, проведенную с ней, но проблема в том, что в последнее время таких минут становилось все меньше.
Наши с Дашкой и без того непростые отношения трещали по швам. Все началось с того, что у нее появился хахаль, с которым она бегала на свидания. Затем пару месяцев назад, забирая Миланку на прогулку в парк, я заметил в Дашкиной квартире мужские вещи. Стало ясно, что она съехалась с этим хреном, и меня эта новость совсем не обрадовала. На Дашку, по большому счету, мне было плевать, но вот осознание того, что какой-то чужой мужик будет воспитывать мою Миланку, неприятно царапало.
Умом я понимал, что не имею права высказывать недовольство, ведь Дашка как могла налаживала свою личную жизнь, которую я сломал, отказавшись на ней жениться, но в душе все равно ревела буря и клокотало сопротивление.
Дальше стало только хуже. Дашка стала ограничивать мое время общения с Миланкой под разными тупыми предлогами: то загород они уезжают, то Володя (так зовут ее хахаля) в санаторий их увозит, то Миланка неважно себя чувствует. Один раз вообще заявила, что от меня несет перегаром, и в таком состоянии ребенка она мне доверит. Словом, Дашка, которая поначалу радовалась моему интересу к дочери, стала всеми силами отталкивать меня.
С одной стороны, я могу ее понять: она хочет построить свою семью с этим Володей, и мое постоянное присутствие в ее жизни напоминает ей кость в горле. Но с другой – я ведь никогда не отказывался от своих отцовских обязанностей, всегда был рядом с Дашкой, когда ей было это нужно. Привозил корнишоны среди ночи, когда она была беременная, сопровождал ее на всех УЗИ, сидел с Миланкой, пока изможденная Дашка дрыхла в соседней комнате.
А сейчас она просто выталкивает меня из своего мира и мира моего ребенка. Нагло, бесчеловечно, жестоко.