Рей и Рита. Прости меня, моя любовь (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна. Страница 42

– Как это себя потеряла?

– А так! Человек, когда предает другого человека, он себя теряет, обесценивается, пустым становится, понимаешь? А Людка предала тебя, кукушка чертова, – бабушка горестно качает головой. – Я так считаю, Рит: люди, неспособные нести ответственность за свои решения, счастья не заслуживают! Жить надо по совести, так, чтобы стыдно не было… Ни перед народом, ни перед собой. Коли наворотил делов, умей принять последствия.

Коли наворотил делов, умей принять последствия.

С тех пор самых эта фраза стала моим жизненным девизом, ведь больше всего на свете я не хотела повторить судьбу своей матери – проститутки и алкоголички, распрощавшейся с жизнью в неполные тридцать пять. Об этом я, разумеется, узнала позже, когда повзрослела.

Безответственность приравнивалась для меня к смертному греху, и я все время старалась жить так, чтобы мне не было стыдно за свои поступки. Ни перед народом, ни перед собой.

Но вот сейчас в ночи я еду в такси, и мне стыдно. Я направляюсь к Мише, в квартиру, в который мы с ним вместе живем. Зачем? Если честно, я не знаю. Просто дальше находится в номере, где любовь всей моей жизни разбилась на кусочки, нет сил.

Коли наворотил делов, умей принять последствия.

Ох, бабушка, знала бы ты, каких «делов» я наворотила… У меня завтра свадьба, я должна видеть десятый сон, чтобы проснуться бодрой и энергичной…

Но вместо этого я рыдаю в такси, чувствуя, как как принципы, которые ты мне закладывала, трещат по швам под напором иррациональных, неправильных, но таких сильных чувств. Во мне рушатся стены моральных устоев, обламываются представления о нравственности, ярким пламенем горят понятия о хорошем и плохом. Мой внутренний стержень, на который я столько лет опиралась, дает трещину.

Денис Рейман. Мое благословение и мое проклятье. Мое счастье и моя беда. Мужчина, которого я так и не смогла разлюбить, хоть и очень старалась… Ведь старалась же, честно, бог тому свидетель. Все силы к этому прикладывала. Душила в себе эту любовь, топила ее, в упор расстреливала, а она все равно жива осталась. Все равно стоит передо мной и в глаза мне с укором смотрит. Мол, трусиха ты, Рита, обманщица.

И вот я еду, и мне стыдно. Не только перед Мишей, которого я унижаю своими страданиями о другом, но и перед собой. Корчила из себя чертову сильную женщину, типа принципиальная, гордая до небес… И чего я в итоге добилась? Стала ли от этого счастливее?

Гордость, принципы, характер – это все красиво только в теории, а на деле – обычная глупость, приправленная идеологическим пафосом. Иногда счастье заключается в простом умении прислушиваться к своему сердцу. Прощать, если любишь. Звонить первой, если скучаешь. И уходить, если чувства прошли.

Такси останавливается у подъезда, и какое-то время я просто смотрю на развернувшегося ко мне водителя невидящим взором.

– Э… Мы приехали, девушка, – замявшись, говорит он, и я выныриваю из омута своих мыслей.

– Хорошо, спасибо, – отзываюсь я, медленно выползая из машины.

Вечерней августовский ветер кажется мне холодным и порывистым, а густая мгла ночи навевает тоску вперемешку с отчаянием. На ватных ногах захожу в дом и, поднявшись на нужный этаж, несколько секунд в замешательстве гипнотизирую взглядом замочную скважину. Мне страшно и хочется оттянуть время, но умом я понимаю, что такого сильного напряжение мои нервы могут и не выдержать – возьму и грохнусь в обморок прямо под дверью.

Захожу в квартиру, и меня тут же поражает увиденное: широкая полоска света тянется по полу из нашей с Мишей спальни. Почему он не спит? Ведь уже очень поздно…

Торопливо скидываю туфли и замираю на пороге комнаты. Миша сидит в кресле с бокалом виски в руках и смотрит в одну точку, расположенную где-то в стене. Он кажется расслабленным и даже каким-то отстраненным, а когда замечает меня, на его лице не отражается ни грамма удивления.

– Пришла? – спрашивает он так, будто мы с ним договаривались о встрече.

– Миш, а ты… Ты чего? – вопросительно тяну я, медленно приближаясь.

– А ты чего? – окидывая меня взглядом с ног до головы, отзывается он.

Да уж. Ситуация максимально глупая. Я как-то не так все себе представляла.

– Миш, – сделав глубокий вдох и присаживаясь на край кровати говорю я. – Тебе не кажется, что мы совершаем ошибку?

Пару мгновений парень молчит, рассматривая содержимое своего бокала, а затем отвечает:

– Должно быть, ты хотела спросить, не совершаешь ли ты ошибку, выходя за меня? Потому что лично я в своем выборе уверен.

Его слова острым лезвием режут мне сердце. Он знает. Он прекрасно знает, зачем я здесь. И поэтому ничуть не удивлен.

– Рейман приезжал, – решив не растягивать боль, говорю я.

– Да? – Миша приподнимает брови, и опять в его лице нет ни капли изумления. – И что, в любви признавался? Просил замуж не выходить?

– Просил, – глухо подтверждаю я, буравя взглядом пол.

– А ты что?

– А я сказала, что не могу с тобой так поступить. Что не по совести это. И что за любовь можно отплатить только верностью, Миш… Я правда так считаю.

Вскидываю глаза на парня, и меня потрясает то, что он улыбается. Не весело и добродушно, а, наоборот, трагично и как-то обреченно. Словно его худшие ожидания оправдались. Его улыбка полна разочарования, грусти, горечи и еще чего-то такого, что мне не удается считать.

– А я с тобой не согласен, Рит, – сделав глоток из бокала, заявляет Миша. – За любовь можно отплатить только любовью. А верность – лишь дополнение к ней.

– Но…

– Я ведь знал, что ты приедешь. Ты вчера во сне его имя повторяла, истерично так, с надрывом… – он качает головой. – Об одном только жалею – что не закончил все это раньше.

Миша замолкает. Наши взгляды встречаются, и в эту секунду я понимаю, что это конец.

– Прости меня, – одними губами говорю я.

– Со временем, может, и прощу.

Глава 40 (неделю спустя)

Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

(с) Новый завет

Денис

Сижу на скамейке детской площадки и с усмешкой на лице наблюдаю за тем, как Миланка лупит пластмассовой лопаткой конопатого мальчика чуть старше нее за то, что он обсыпал ее песком. Характером дочь явно в Дашку пошла, такая же бойкая и вспыльчивая.

– Васенька! – взвизгивает полноватая женщина, судя по всему, мать пацаненка. – Как ты, мой маленький?

Она подхватывает сына на руки и с озабоченным видом принимается его осматривать, будто ему не лопаткой по спине прилетело, а картечью.

– Мужчина! – она переводит недовольный взгляд на меня. – Вы за дочерью-то следите! Чего она других детей бьет?

– Так за дело же, – с трудом сдерживая смех, отзываюсь я.

– Что значит, за дело?! – возмущается женщина. – Ему же больно!

– Ну, раз больно, пусть скажет ей об этом, – улыбаюсь я. – Или сдачи даст.

– Ну вы вообще! – рычит она. – Нарожали, а воспитывать лень, вот и вырастают драчуны и драчуньи!

– А вы сыну побольше в попу дуйте, настоящего мужика вырастите, – беззлобно отзываюсь я.

Она опять разражается руганью, но я отключаю слух и перевожу внимание на Миланку, которая беззаботно наполняет ведерко песком. За неделю почти ежедневных прогулок с дочерью, я убедился, что с разгневанными мамашками лучше в полемику не вступать – загрызут насмерть.

Делаю глубокий вдох, окидывая взглядом аллею, утопающую в сочной зелени, и вдруг мое дыхание обрывается, словно меня резко ударили кулаком в грудь. Я прям так и замираю с открытым ртом и округленными глазами, потому что из-за навалившегося ступора у меня нет сил даже на мимику.

Движущаяся масса прохожих, играющие на площадке дети, цветы, деревья – все это с каждой секундой блекнет и сереет, будто для того, чтобы выделить одну единственную фигуру в васильковом платье, застывшую в десятке метров от меня.

Смотрю на Риту, и слова не идут на ум. Да и ума у меня, кажется, больше нет. Я спятил, свихнулся, чокнулся. Иначе как объяснить все происходящее?