Если б заговорил сфинкс... - Аматуни Петроний Гай. Страница 23

Однако Хену, совсем распаляясь от злости, говорил другое:

— Слушайте боги Кемта, меня — Хену, великого мага. Вы исполните мою волю не только потому, что я вас не боюсь... Я не касаюсь женщины положенное время, не ем мяса, не ем рыбы. Я умастил себя бальзамом, положил за уши благовонные вещества, омыл губы свои соляным раствором, обут в деревянные башмаки, я — друг ваш! Я исполнил угодное вам, богам Кемта. Смотрите сюда: в моей правой руке волшебная палочка из слоновой кости, покрытая фигурами и знаками. Повинуйтесь ей! Вот я указываю ею на живот Туанес. Он — ваш. Это говорю вам я, сам Хор! Пусть всегда он будет пустым, не знает детей Мериптаха. Вот груди Туанес, боги. Они тоже принадлежат вам. Пусть сохнут они, чтобы никогда не давать пищу живому. Вот лицо ее — пусть постареет оно раньше времени, чтобы никто не любовался им. Лишите ее сна, лишите ее покоя, досточтимые боги, властители снов, повелители имен! Ниспошлите на Туанес самые страшные болезни, известные вам, пусть она тает подобно воску... Обратите красу ее в безобразие, молодость — в увядание, освободите члены ее от подвижности. Сделайте все это, боги Кемта: вы укрепите нашу дружбу! Еще сделайте так, чтобы жалобы ее Мериптаху на свое нездоровье, жалобы ее друзьям на свои недуги — через слова эти передали Мериптаху свои болезни, передали недуги друзьям ее. Да будет так, великие боги Кемта, как сказал я, ваш друг, великий маг Хену. Я принесу вам достойные жертвы, я прославлю вас на площади Белых Стен, где хранится огонь для жителей столицы, поддерживаемый моими жрецами. Да будет так, сказанное мною, исполните услышанное вами: умертвите Туанес.

Хену вошел в экстаз и стал произносить бессмысленный (для Джаи) набор слов и звуков — сладкий дым курильниц стал гуще и вскоре так окутал зловещую фигуру жреца, будто он исчез, растворился в жарком воздухе храма.

Мальчика трясло от страха, и он, едва владея собой, почти ничего не соображая, обратился в бегство. Но тут он вспомнил о Туанес, перебежал на другую сторону подземелья и с трудом отыскал ее. Молодая женщина лежала на земляном полу в глубоком обмороке.

Напрягая силы, Джаи вынес ее на воздух, положил на густую траву и убежал...

Лишь к самому вечеру он окреп духом и заставил себя вернуться к месту, где он покинул бесчувственную Туанес.

Ее уже там не было...

3

Тхутинахт сперва удивился. Потом — стал нервничать. А последние дни — холодок страха проник и в его душу.

На строительстве Та-Мери начали происходить странные вещи...

Сперва погибло трое рабочих. Кусок скалы упал на них, когда они ровняли край площадки позади каменного льва. Некоторое время спустя во время сна погибло еще девять рабочих. Их укусили змеи, неведомо как оказавшиеся среди спящих.

Затем умерло более ста человек... На этот раз боги отравили воду для питья. Неизвестно, кто пустил такой слух, но об этом вдруг заговорили все.

И наконец, доставая из своей плетеной корзины обед, Тхутинахт вовремя обнаружил трех маленьких змей, маслено блеснувших на ее дне. От их укуса человек умирал через пять минут...

Паника охватила людей, и строительство прекратилось. Все ходили на цыпочках, опасаясь змей, поминутно поглядывая вверх — не упадет ли с неба камень?

Впервые растерялся Тхутинахт, не зная, что предпринять. Только одна фигура рабочего видна теперь на спине Та-Мери, и лишь сейчас увидел его Джаи. Он сидел понуря голову, безучастный ко всему, в глубоком раздумье. Видно, ни змеи, ни камни, падающие сверху, не тревожили его.

Мальчик издал не то крик, не то болезненный стон и чуть ли не бегом вскарабкался на шершавую спину Та-Мери.

— Сенмут! — задыхаясь от бега, волнуясь, проговорил он. — Это я, Джаи. Как рад я видеть тебя...

Рабочий поднял голову, и мальчик содрогнулся, глядя в его асимметричное, такое знакомое ему, а сейчас усталое, изможденное лицо.

— Как ты попал сюда, Сенмут? Ты не уехал в Абу?

— М-мен-ня п-п-риве-езли об-брат-н-но... — сильно заикаясь, ответил рабочий.

— Почему ты говоришь так, спрашиваю я? О боги! Где шрам твой на правом бедре, Сенмут?!

— Я... не Сен-н-м-м-у-ут...

— Так кто же?

— Я Сеп.

Джаи, не веря услышанному, с трудом отрешается от того, что видит сам, своими глазами.

— Но ведь ты... Сенмут, — все еще сопротивляясь действительности, говорит он.

— Нет, я — Сеп, — безвольно и вяло ответил рабочий.

Мальчик вновь всмотрелся в его лицо и вдруг понял: да, это не Сенмут! У того лицо было как бы слегка перекошено слева направо, а у этого... наоборот. У Сенмута глубокий шрам на правом бедре, а у... Сепа — нет его. Сенмут мускулистый, а тело Сепа еще хранило жировые складки. К тому же Сеп почему-то заикается, а Сенмут — нет.

Убедившись в ошибке, Джаи, будто во сне, слез с каменной спины Та-Мери и направился было в грот Мериптаха, чтобы, уединившись, предаться размышлениям, но грота уже не было. Его обрубили по краям и заложили камнем.

Тогда он подумал о Туанес и пошел к ней. Он уже знал, что Сенетанх и Кар нашли ее на траве в саду Хену и отнесли домой.

Она пришла в себя лишь на следующий день. Джаи еще не видел ее. Возле нее часто бывал Кар, а мальчик не мог преодолеть робости при виде фокусника. Но будь что будет: если окажется, что Кар и на этот раз там, он все равно войдет в комнату Туанес.

Но вместо Кара Джаи застал там Сенетах.

— Сегодня я пойду к Хеси... — услышал он ее голос.

Туанес ничего не ответила. Она смотрела в потолок, и только редкий взмах ее густых ресниц давал окружающим знать, что она жива.

Подойдя к ней и посмотрев на ее бледное лицо, мальчик присел рядом на тростниковую циновку и, прижавшись своим горячим черным лицом к ее холодной руке, заплакал.

Пришел Мериптах с врачом. Сенетанх поцеловала подругу, простилась с Мериптахом и, нежно обняв мальчика, отвела его в угол комнаты. Потом ласково и печально провела ладонью по его лицу, осушая слезы, вздохнула и ушла...

Мудрый Тотенхеб, светило врачевания в Белых Стенах, задумчиво стоял у постели Туанес. Внимательно осмотрел ее, нагнулся, послушал сердце. Ощупал живот.

— Сегодня смажьте ее медом, — распорядился он.

Мериптах кивнул.

— Завтра, еще три дня после — свежей кровью быка... Дать ей пить смолу священной акации, разбавленную наполовину водой — для успокоения. Причина заболевания — воля богов... Буду думать я, Мериптах, думать буду я. Основное — разгадать имя болезни, чтобы суметь воздействовать против него! А сейчас помоги мне выпустить дурную кровь...

Джаи плохо слушал остальное. Когда Тотенхеб произносил слова «...причина заболевания — воля богов...», Джаи увидел рядом с собой на тумбочке ту самую фигурку Туанес из глины, что была в руках Хену в храме. Ну, конечно! Только он, Джаи, знает истинную причину болезни Туанес... Но сказать об этом нельзя — иначе и тот, кто услышит подробности, заболеет сам. О себе Джаи почему-то не подумал. Только Джаи знает истину и сумеет помочь Туанес!..

Взрослым было не до него, мальчик зорко осмотрелся, бережно взял обеими руками скульптуру, спрятал ее за спину и, пятясь выбежал из дома...

4

Откинув занавеску, Кар увидел оголенную спину Сенетанх. Красавица сидела на полу у шкатулки, в которой она хранила свою коллекцию. Но, странное дело, браслеты и ожерелья, флаконы для ароматных масел и гребни, подаренные ей многочисленными поклонниками, были свалены кучей в корзинке для мусора...

Все!

Хотя нет...

На правой ее ладони простой камень, подаренный Каром в час их первого свидания. Она пальцем нежно ласкает его отшлифованные Великой Хапи бока.

«Выкинет тоже в корзинку?..» — встревожился Кар.

Дотянувшись до туалетного столика, она положила на него камень и теперь любовалась им издали.

Кар самодовольно улыбнулся. Мужчине лестно видеть себя победителем, особенно имея столько соперников...

«Я хорош, красив я, — с удовольствием подумал Кар. — Девушки ходят за мной, как тень за телом... Пусть Сенетанх тоже воздаст хвалу мне, но пусть похвала ее моим доблестям не отвергает внутренность моего молчания!»