Терновый Король - Киз Грегори. Страница 9

– Эй, привет, – заметив Эспера, крикнул один из мужчин, узкоплечий и долговязый парень. На первый взгляд ему можно было дать лет тридцать, но Эспер знал: внешность обманчива, и на самом деле этому человеку далеко за сорок. Эфаса он знал с детских лет, и тот был несколькими годами старше.

– Никак к нам пожаловал Ублюдок Грязной? – громогласно осведомился сефри, выпрямившись и положив на землю молоток.

Эспер спешился. Ублюдок Грязной. Нельзя сказать, чтобы это прозвище было ему по душе.

– Привет, Эфас, – откликнулся он, стараясь скрыть свое раздражение. – Рад видеть тебя.

– Явился, чтобы прогнать нас?

– С чего это ты взял? Не скрою, я предпочел бы, чтобы вы разбили свой лагерь в другом месте, вне моей юрисдикции. Но я просто заехал по пути.

– Это великодушно, – сефри склонил голову в поклоне. – Она сказала, что ты непременно явишься сегодня. А она никогда не ошибается.

– Кто, она?

– Матушка Килт.

– Клянусь Мраком! Она еще жива?

– Они редко умирают, эти старухи.

Эспер отступил от Эфаса на несколько шагов. Они были примерно одинакового роста, но на этом сходство кончалось. Крепко сбитый, широкоплечий Эспер походил на кряжистый дуб, а тонкокостный Эфас казался рядом с ним гибкой ивой. К тому же вблизи кожа Эфаса напоминала карту – сеть вен и багровых прожилок покрывала ее, подобно паутине рек и ручейков. На узкой волосатой груди виднелись шесть сосков – в точности как у кошки. Волосы, черные как вороново крыло, были схвачены золотистой лентой.

– Откуда ты явился на этот раз? – спросил Эспер.

– С юга.

– Шел через лес?

Ярко-синие глаза Эфаса буквально полезли на лоб.

– Как же ты плохо о нас думаешь, королевский лесничий! Мы никогда не входим в леса короля Рэндольфа, не получив на это разрешения.

– Король Рэндольф скончался тринадцать лет назад. Нынешнего нашего короля зовут Уильям.

– Не имеет значения.

– Хорошо, попробую объяснить. Я направляюсь к Таффскому ручью. Прошлым вечером один мальчуган заявил, что всю его семью убили поблизости от этих мест. Буду признателен, если ты со мной поделишься сведениями. Допытываться о том, кто тебе об этом рассказал и где, я не собираюсь.

– Очень благородно. Но я ничего не знаю об этом, и вот что я тебе скажу: на твоем месте я бы в этот лес вообще не совался. Наоборот, бежал бы оттуда со всех ног.

– А куда вы сейчас направляетесь?

– Несколько дней отдохнем здесь, пополним запасы. А потом? Куда-нибудь. Может, в Теро Галле, может, в Виргенью.

– Почему?

Эфас кивнул головой в сторону самого большого шатра, украшенного флагом.

– Потому что она так сказала. Что до меня, я ничего больше не знаю и знать не хочу. Но ты можешь спросить у нее сам.

– Хм-м. Думаю, придется.

– Что ж, это здраво.

– Хорошо. И без неприятностей, да? У меня хватает своих проблем, и я не хочу потом ловить еще и вас.

– Конечно. Ничего такого, Грязный.

Много лет назад, когда Эспер был мальчишкой, матушка Килт уже казалась ему глубокой старухой. Сейчас она превратилась в подобие призрака, стоящего на самом пороге небытия. Старая сефри восседала на куче подушек, с ног до головы закутанная в черное покрывало. Лишь лицо ее, бледное, точно украшенная сапфировыми прожилками костяная маска, выглядывало из складок ткани. Прозрачные золотистые глаза матушки Килт пристально наблюдали за каждым движением гостя. У Джесп были глаза в точности такого же странного оттенка. И у Керлы тоже.

– Вот и ты, – раздался дребезжащий голос матушки Килт. – Джесперед сообщила мне, что сегодня ты непременно явишься.

Эспер хотел возразить, что Джесп давным-давно мертва, но вовремя прикусил язык. Для старухи это не имело ровным счетом никакого значения. Эспер никогда не мог понять, кривят ли сефри душой или искренне верят в собственную ложь. Впрочем, это тоже не имело значения – в любом случае их обыкновение сообщать о беседах с мертвыми, как о самом заурядном деле, действовало ему на нервы. Мертвецы мертвы и хранят безмолвие; разговаривать с ними невозможно.

– Ты хотела меня увидеть? – произнес Эспер, пытаясь скрыть охватившее его раздражение, но не слишком в этом преуспев.

– Я вижу тебя теперь. Я хотела поговорить с тобой.

– Я здесь, матушка. И внимательно тебя слушаю.

– Так же груб. Так же нетерпелив. Я думала, моя сестра воспитала тебя лучше.

– Может, она добилась бы больших успехов, если бы все остальные хоть чуть-чуть ей помогали, – процедил Эспер, уже не пытаясь скрыть раздражение. – Принимай меня таким, каков я есть, или не принимай вовсе. Не я хотел говорить с тобой.

– Да, это так.

До определенной степени слова старухи были правдой, однако Эспер не желал признаваться в этом даже самому себе. Он резко повернулся, намереваясь уйти.

– Терновый король просыпается, – раздался ему вслед хриплый шепот матушки Килт.

Эспер замер на месте, ощущая затылком какое-то неприятное покалывание. Потом он медленно повернулся и уставился прямо в лицо старухи.

– Что ты сказала?

– Терновый король. Он пробуждается.

– Чушь, – отрезал Эспер, чувствуя при этом, как земля уходит у него из-под ног. – Всю свою жизнь я странствую по королевским лесам. Я приникал в самые темные, непроходимые чащобы, поднимался высоко в Заячьи горы, туда, куда не забредают даже олени. И нигде я не встречал никакого Тернового короля. Вы, сефри, любите сочинять глупые сказки.

– Ты сам знаешь, что это правда. Он спал и потому был невидим. Сейчас он пробуждается. Есть признаки. Наверняка Джесп учила тебя, как их определить.

– Она учила. А еще она учила меня мошенничать при игре в кости и говорить голосом духа на ее сеансах.

Лицо старой женщины стало еще более непроницаемым и суровым.

– Тогда ты должен различать, – прошипела она. – Чувствовать разницу между холодом и жарой, между легким ветерком и бурей. – Она подалась вперед, чтобы быть к нему ближе. – Загляни мне в глаза! Загляни туда!

Эспер не имел ни малейшего желания повиноваться ее приказу, но глаза матушки Килт неодолимо приковывали его взор. Наверное, нечто подобное ощущает мышь, которую гипнотизирует змея. Золотистая радужная оболочка, окружавшая зрачки старухи, все расширялась, пока Эспер не утонул в ней окончательно. И тогда…

Все деревья в лесу превратились в виселицы, гниющие трупы болтались на каждом суку. Да и сами деревья гнили на корню, стволы их покрывали острые черные шипы, а на голых ветвях, лишившихся листьев, сидели привыкшие питаться падалью птицы – вороны и грифы, жирные, раздувшиеся от сытости.

В гуще леса меж деревьями мелькали какие-то причудливые тени, словно там двигалось нечто громадное. Эспер попытался разглядеть, что это такое, но движение, которое он замечал краем глаза, немедленно прекращалось, стоило ему повернуться.

А потом он присмотрелся к трупу, висевшему ближе остальных. Веревка, стягивающая шею женщины, почти сгнила, да и от самой повешенной остались лишь кости, на которых лишь кое-где держались куски почерневшей плоти. Но глаза по-прежнему были живы и горели огнем – холодным золотистым огнем…

Как и те, в которые он смотрел сейчас. Глаза матушки Килт.

Сделав над собой усилие, Эспер медленно отвел взгляд. Матушка Килт разразилась коротким хриплым смехом.

– Ты видел сам, – изрекла она.

– Ерунда, – попробовал возразить Эспер, хотя ноги его дрожали мелкой дрожью, а по спине стекал холодный пот. – Обычный фокус.

Матушка Килт откинулась назад.

– Ладно, хватит. Я думала, ты тот, чье появление было предсказано. Возможно, я ошиблась. Ты ничего не знаешь и не желаешь знать.

– Я могу лишь надеяться.

– Позор. Стыдись. Если я в тебе ошиблась, значит, избранный еще не родился. А если он еще не родился, значит, твой народ – и мой тоже – скоро будет сметен с лица земли, и от нас не останется даже следов. Только тупицы могут сомневаться в этой части предсказания. Но ты, как я вижу, и есть тупица, упорствующий в своей тупости. Моя сестра зря погубила свою жизнь. – С этими словами матушка Килт опустила черную ткань себе на лицо. – Я сплю, – раздалось из-под покрывала. – Оставь меня.