Кто убил Оливию Коллинз? - Спейн Джо. Страница 7

Однако со временем это прошло — то ли она решила задержаться в юности, то ли вернуться в нее. Одно из двух.

Элисон подняла глаза и встретилась с Джорджем взглядом. Тот сразу отвернулся и покраснел.

Дверь дома Оливии Коллинз распахнулась, и из нее показались двое детективов. Мужчина и женщина: он средних лет, массивный, как танк, рыжая щетка волос и усы; напарница — молодая крашеная блондинка, на лице такой слой штукатурки, что хватит на пару домов с запасом. В этот момент появился и Рон Райан из №7.

Крисси и Мэтт Хеннесси из №5 сидели дома. Крисси еще не отошла от шока, как сообщил Дэвид, — он заходил к ним вчера с пакетиками травяного чая, утешениями и извинениями: ах, какой ужас, что именно вам пришлось вызывать полицию, как же это никто раньше не заметил… Ну конечно, зеленый чай сразу успокоит нервы, мало ли что по соседству мухи только что поедали разложившийся труп.

Ведь именно Крисси и Кэм первыми заметили неладное.

Если бы это был не Кэм, а любой другой одиннадцатилетний мальчишка, Джордж задумался бы о возможных последствиях подобной психологической травмы. Но за этого парня он не беспокоился. Как-то раз Джордж застал его притаившимся на стволе упавшего дерева у себя за домом с пластмассовым автоматом «узи», нацеленным на Лили-Мэй на соседнем участке.

— Ты что делаешь, Кэм? — спросил Джордж.

— Тихо. Спугнешь.

А Джорджу-то казалось, что это у него проблемы.

— Леди и джентльмены, — произнес полицейский постарше. Все взгляды обратились на него.

— Я детектив Фрэнк Бразил, а это моя коллега, детектив Эмма Чайлд. Спасибо, что пришли, мы хорошо понимаем ваше беспокойство в связи с тем, что случилось с мисс Коллинз.

Джордж приподнял бровь. Детектив явно проявлял снисходительность — несколько месяцев про Оливию никто и не вспоминал.

— Понимаю, это серьезное потрясение для всех и в первую очередь для вас, соседей. Мы в курсе, что наше здесь присутствие тоже создает определенные неудобства, к тому же вам еще придется иметь дело с прессой, которая уже ждет своего часа за воротами. Мы знаем, что некоторые взяли отгулы на работе. Принимая во внимание все эти осложнения, постараемся завершить расследование как можно быстрее.

«Что ж он теперь скажет? — заинтересовался Джордж. — С Оливией произошел несчастный случай? Или это самоубийство?»

— Я не могу в данный момент обсуждать обстоятельства смерти мисс Коллинз, но довожу до вашего сведения, что начато расследование. Мы хотели бы переговорить с каждым из вас отдельно, поэтому обойдем все дома по очереди. Постараемся завершить всё сегодня, чтобы вы могли поскорее вернуться к нормальной жизни. Если у кого-то неотложные дела, прошу сообщить — можно перенести беседу на вечер или на выходные. Тем не менее прошу всех напрячь память и мысленно вернуться на три месяца назад, а точнее — в третье марта. Проверьте свои ежедневники, телефоны, записи в социальных сетях и тому подобное. Если вы в тот день находились дома, возможно, вы видели или слышали что-то необычное? Может быть, кто-то заходил к мисс Коллинз, или на дороге стояли незнакомые машины, или еще что-то подобное.

— Минуточку, — прервал Дэвид. — Вы хотите сказать, что произошло что-то противозаконное? Разве она не своей смертью умерла?

«Противозаконное» — ну и сказанул, нахмурился Джордж. Детектив, скорее всего, уже составил мнение о жителях Долины, исходя из размеров домов. Как ни глупо, Джорджу не хотелось, чтобы этот коп, которого он никогда раньше и в глаза не видел, считал его придурком, баловнем судьбы. К нему, сыну самого Стю Ричмонда, относились так всю жизнь. Джордж, мелко перебирая ногами, переместился подальше от Дэвида Соланке, поближе к Рону, который прямо-таки искрил от нервного напряжения.

— Я уже сказал, что пока не могу обсуждать обстоятельства смерти мисс Коллинз. Итак, может, кто-то знает, остались ли у мисс Коллинз родственники? Миссис Хеннесси из дома №5, которая вчера обнаружила тело, слишком нервничала и не смогла сообщить, с кем нам следует связаться.

— Никого у нее не было, — проговорила Элисон. Бледная, с настороженным взглядом, — копия своей дочери, только постарше, элегантно и строго одетая, безупречная прическа и макияж. — Она была единственным ребенком, родители умерли.

Джордж обратил внимание, что Лили передернуло. Подруга явно не в своей тарелке.

Элисон тоже нервничает, но за ней такое и раньше водилось. Эта постоянная нервозность не гармонировала с ее образом успешной бизнес-леди, да и с кукольной внешностью тоже. Одно с другим как-то не вязалось.

Джордж подозревал, что ей есть что скрывать. Но сейчас Элисон, похоже, совсем расклеилась.

— Понятно, — сказал полицейский. — Что ж, спасибо за ценную информацию. Итак, господа, предлагаю всем разойтись по домам, а мы приступим к опросам. Может быть, мисс?..

Он вопросительно посмотрел на Элисон.

— Элисон. Элисон Дэли.

— Может быть, с вас и начнем, если не возражаете, мисс Дэли?

Элисон неохотно кивнула.

— Я живу в доме №3.

И они стали расходиться по домам.

Всех остальных сверлила мысль: а когда моя очередь?

Лили

№2

— Давай уже решим, что скажем детям.

Как только они вернулись домой, Дэвид немедленно продолжил прерванное звонком Джорджа занятие — отмывать надерганную на огороде морковку от жирного чернозема. Лили совершенно не хотела выходить из дома, но Дэвид сказал, что важно продемонстрировать соседскую солидарность… хотя бы постфактум.

А теперь выясняется, что полиция собирается всех опросить.

Лили разнервничалась не на шутку.

— …может, она упала, и у нее случился разрыв аневризмы, или типа того? — продолжал Дэвид. — Не удивлюсь, от этой дуры всего можно было ожидать.

Лили сжимала и разжимала кулаки, пытаясь сбросить напряжение. Она молча принялась собирать стопки отчетов со стола, надеясь, что муж почувствует ее нежелание продолжать разговор. На любую тему, а о смерти тем более.

Дэвиду никогда в жизни не приходилось переживать потери. Его родители, как и все многочисленные братья и сестры в Нигерии, пребывали в добром здравии. С точки зрения невестки, иногда казалось, что даже в слишком добром, хотя благодаря расстоянию общение сводилось к телефонным разговорам, электронной почте и периодическим мучительно неловким сеансам связи по Skype.

А вот Лили приходилось.

Впервые это случилось в семилетием возрасте, когда родители вывезли ее на море, купили мороженое и сообщили, что она им не родная дочь.

Лили всегда понимала, что не такая, как все, с того самого момента, как осознала, что девочка в зеркале — черноглазая, чернокожая, кучерявая, ничуть не похожая на белокожих голубоглазых прямоволосых подружек — это она. Да, сколько она себя помнила, Лили ощущала себя иной.

Еще ребенком она донимала родителей вопросами, почему у них кожа другого цвета и почему она ни на кого не похожа. Когда ей исполнилось семь, они наконец решили объясниться, хотя Лили уже и сама начала догадываться, в чем дело.

— То есть, — спросила она их тогда, — моя мама от меня отказалась?

— Я твоя мама! — тут же возмутилась мать, что еще больше осложнило и без того непростой разговор.

В тот день в ней умерла наивная девочка.

Пережив первый шок, она припомнила все мелкие детали обмана. Удивительно, как старательно все вокруг поддерживали ложь, окружавшую ее приемную семью. Все эти тетушки, повторявшие: «Ах, прямо копия отец!» Или соседи, авторитетно заявлявшие: «Вся в мать».

Сначала, по наивности, Лили предполагала, что все знают ее настоящих родителей и имеют в виду ее кровную наследственность.

Уже потом до нее дошло, что взрослые ничуть не менее убедительно рассказывали и о Санта-Клаусе, и о зубной фее, и о Боге. Они отлично умели обманывать детей, даже в том, что касалось самого главного в жизни. Этот обман возмущал Лили еще многие годы.

Тем не менее после периода фантазий о богатой и знаменитой матери, вынужденной бросить свою дочку из-за происков врагов, и нескольких лет мрачных подозрений, что приемные родители выкрали ее из нищей африканской деревни, Лили осознала, что не могла желать ничего лучшего, чем ее вторые мать и отец.