Майнбласт. В бездне тьмы. Часть первая. Двуличие (СИ) - Юст Сайрил. Страница 50

Окружая себя воспоминаниями последних событий, сацер ищет ответы, пытаясь таким образом обрести умиротворение. Всё же, находясь без естественного источника света, он использует специально оборудованный светильник. Смотря на столбик пламени, заключённый погружается в энергию света. Там он находит моменты далёкого прошлого: путешествия на корабле, встречи в таверне; но также находит и события, происходящие совсем недавно.

В ар'амаре, когда он пришёл к Садросу и Найенаару, те говорили о разном, что в некотором роде спровоцировало его на преследование и поиск — на дорогу мести. И всё же, оборачиваясь в прошлое, вспоминается, что говорили они, будто не собираются убивать его, да и двое никак не сопротивлялись. Однако большее, что Майнбласта поражает, так это слова Садроса: "Скоро ты всё узнаешь…" В действительности, оборачиваясь в прошлое, тот понимает, что Карвер оказался настоящей марионеткой, только Старшторм, по всей видимости, решил вырвать все нити, обезоружив, избавил его от кольца, общения и даже света.

Сейчас, ожидая пытки, Карвер даже и не хочет предпринимать какие-то действия. Единственное, что он может, так это думать, думать и думать. Ему хочется верить, что разум и тело уже устали от всего произошедшего дерьма. И лишь потеряв веру, надежду, он сможет обрести второе дыхание. Его очень волнует вероятность не обрести этот ещё один шанс. В большей мере поражает Карвера даже страх того, что он провалится куда-то в неизвестность — тьму, которую ранее не видел. И вот Майнбласт, смотря на пламя и чувствуя исходящее тепло, медленно поднимается с лежанки. Подойдя к источнику света, он проводит над ним рукой, ощутив жар, но не почувствовал боль. Проведя ещё раз, он опускает ладонь ниже и ниже. Гипнотически не отрывая взора от огня, заключённый медленно-медленно, сквозь боль тушит пламя ладонью и остаётся во тьме.

Потеряв возможность чувствовать время, он наконец полностью погружается в думы. Сев на холодный камень, он знает, что теперь света не будет до появления стражи, которые должны будут принести ему уже четвёртую, за всё время пребывания здесь, похлёбку. Померкнув, он склоняет голову. Проведя в темноте некоторое время, даже не хотелось ни о чём думать, пока, совсем не расслабившись, он не начал разговаривать с самим собой. Задавая самому себе вопросы, которых сам даже и не ожидал, тот находит некоторые подводные камни, ранее не замеченные им.

Первое, что тот осознаёт — шрам. Совершенно обыкновенный шрам, оставленный Олафом Кислым во время спарринга. Оставшийся от удара след должен был исчезнуть, полностью раствориться, как и остальные раны, ведь все они заживали чудодейственным образом, не оставляя после себя ни единого следа. Будь то следы от пуль, ссадины, порезы, всё рассосалось.

— Либо же я ещё не имел способности восстанавливаться, либо же клинок представлял из себя нечто большее, чем просто оружие.

— Интересно. Карвер, вспомни, что сказал Ролаф.

— Что именно?

— Говорить о том, что он сказал тебе при самой первой встрече будет глупо, ведь ты и сам вспоминаешь это довольно-таки часто. Всё же несколько дней назад он заговорил об Олафе и Мираэтте, которые пропали из ар'амары. И ладно, если бы эти двое там лежали, но тебя должно немного насторожить то, что они находятся там уже не первую неделю. Их давно уже должны были сжечь, а их некто по-настоящему выкрал. Кто они? Кому они могли понадобиться? Неужели клинок Олафа способен разрубить твою кожу? В смысле, оставить на ней воспоминание? А если так, то эти двое представляют из себя таких же лазутчиков, как представляет из себя Ситилиан Трикст. Они могли быть лишь волками в овечьей шкуре.

— Я не хочу в это верить.

— Придётся, Карвер, придётся поверить в реальность. Поверив в это всё, тебе откроется и то, что кольцо самой Мираэтты было отравлено скверной Винита. Они — подставные фигуры. И пойми, что именно они привели к тебе Садроса и Найенаара.

— Глупости… Они не могут быть…

— Ты слишком слаб, Карвер. Ты слишком слаб.

Дальше он копается в разорванных страницах собственного сознания. Собирая по кусочкам, он находит ещё скрытые детали, связанные уже с аб'биларисами. Удивляет его то, как ловко друг за другом они попали ему в руки. Сначала кольцо от неизвестного, взявшего Карвера на слабости, а далее уже и Оле, взявшего Майнбласта на почти той же слабости. Стрелка даже и не удивит тот факт, что и портсигар с зажигалкой, забранные у двух охотников за головами, были такими же "глазами", благодаря которому за ним следило это нечто. И, лишь коснувшись этой мысли с предметами, он вновь начинает диалог с самим собой:

— Ты был отравлен именно в этот момент. Вспомни.

— Я уже не хочу ничего вспоминать. Просто скажи.

— Стоя меж домами, ты только тогда впервые увидел растения цветущими, бегущими к небу. К чему они взывают? Если вспоминать слова Келемдара, то, наверное, Винит как-то связан с солусом. Ты марионетка. Все знали всё заранее. Всем было известно твоё будущее.

— С какой всё это целью? Если это всё в действительности какие-то действия Винита, то почему оно лишь наблюдает? Почему преследует меня? Что оно хочет? Силу? Если так, то почему оно касается и других, как говорил Кондор? Такое ощущение, будто меня просто тянут в бездну, заведомо зная, на какие больные места давить…

Слушая биение сердца, Майнбласт концентрируется теперь на тьме. В невидимости Стрелок отключает сознание, оставив разговоры с самим собой. Только, сколько бы он ни старался, к нему в голову всё равно заглядывают события, которые он считает для себя важными. Идя друг за другом, они терзают его вапор, давя своим содержанием. Столкнувшись с воспоминанием, где неизвестный в саване говорит о страданиях и ответах, таящихся в них, заключённый приходит к одной отчаянной идее — испытывать смерть раз за разом, пока ответов не будет достаточно. Полностью отдаться по воле случая, не сопротивляться и принять всю боль, которая может прийти. Вернуться в тот момент, когда Келемдар говорил о выстреле. Повторять опыт шаг за шагом, искать ответы в собственных муках.

— Всё-таки об этом мне намекали видения. Я готов, — ему хочется найти ответ на один важнейший для него вопрос, который сможет поставить все точки над "и", — были ли Олаф и Мираэтта настоящими? — усомнившись в лицах, он вспоминает моменты знакомства. Быстрое и нелепое, опьянённо поработившее Карвера. Он поднимается. Хватается за голову и слышит, как за непроницаемой дверью кто-то скребётся. Дверь быстро распахивается.

Яркий свет ударяет по глазам. Закрывая ладонью источник света, щурится, понимая, что настал этот момент. Он поднимается и выходит из клетки. Та самая девушка, которая посадила заключённого в кандалы, стоит, держа подготовленные наручники. В коридоре стоят ещё двое с пистолетами наготове.

— Без глупостей, — выдаёт один из них.

"Как же… — думает он. — Впереди меня ждут испытания", — Карвера волнует не пытка, а именно её способы. На него надевают наручники за спиной. Он бросает взгляд на солдата, явно уставшего, который сразу же отворачивается, видимо, понимая, что смотреть чудовищам в глаза не стоит.

Четверо двигаются по подвальным каменным помещениям. Молчание, зависнув в воздухе, подогревается навалившимся напряжением. Карвер всё же, хоть и сомневается, но знает, что сделанный им выбор приведёт его к правде. К тому же, сама судьба привела к этому, ведь сам Старшторм решил предать его этой пытке. Пребывая где-то в воспоминаниях, в размышлениях идёт следом за главным, никак не реагируя на окружающую обстановку. Увязнув в астрале, всё повторяет самому себе, что путь его праведный, что нужно лишь пройти через огонь, чтобы истлеть и воскреснуть, подобно фениксу. Перед лицом Стрелка показывается дверь. Массивная, деревянная с железными вставками, так и предупреждает своим видом, что за ней обычно все заканчивают свои дни.