Жозефина - Сьюзанн Жаклин. Страница 27

Дошло до того, что она стала избегать Моппет. Завидев бывшую подругу, бегущую к ней с вершины холма, Жози симулировала близорукость и тянула меня в другую сторону.

Мне было жаль, что Жози лишилась подруги, но обычно в трудные для нее моменты вмешивалась судьба и что-нибудь подворачивалось. Так случилось и на этот раз.

В восемь утра меня разбудил телефонный звонок. Звонила Джойс Мэтьюз Роуз.

– У меня новая собака!

Было еще темно. Я нашарила сигарету и попыталась придать своему голосу оттенок бодрости.

– Вот здорово! А как к этому отнесся Тулуз?

– Тулуза больше нет.

С меня разом слетели остатки сна. В голову лезли страшные мысли. Ведь Тулуз – не такая собака, которую можно было бы запросто кому-нибудь подарить. Неужели…

Джойс поспешила меня успокоить:

– Билли просто не мог больше видеть его. Поэтому, когда мама сказала, что знает в Хантингтоне, Лонг-Айленд, одну семью, которая мечтает завести собаку, я отправила его туда.

– А вдруг они вернут его?

– Нет, – убежденно заявила Джойс. – Внешность не имеет для них значения. Им была нужна хоть какая-нибудь собака, а в Тулузе, при всех его недостатках, все-таки есть что-то собачье. Я говорила с ними: они от него в восторге. Тулузу будет хорошо. Теперь у меня замечательная такса.

– Желаю удачи.

Я собиралась закончить разговор и спать дальше. Рядом заворочался Ирвинг. Кроме того, я никогда не питала особой симпатии к таксам. Но Джойс была расположена поболтать.

– Ты не представляешь себе, какая это прелесть!

– Не забывай, Джойс: все маленькие дети очаровательны!

Ирвинг сел на кровати.

– У кого маленькие дети?

– У Джойс. Новая такса. Ирвинг зевнул.

– Который час?

– Десять минут девятого.

– Утра?!

Вы не можете себе представить, каким тоном это было сказано.

– Джойс, я тебе попозже перезвоню.

– Не клади трубку, а то снова позвоню, – пригрозила она.

Из-под кровати показалась Жози. Она немного постояла, потом, ничего не соображая спросонок, прыгнула на кровать и принялась целовать Ирвинга.

– Иди спать, Жози, – простонал он. – Еще ночь.

– Джойс, – прошептала я. – Не могу сейчас разговаривать. Ирвинг с Жози еще спят.

– А мы давно встали, – радостно сообщила Джойс. – Билли уже успел позавтракать.

– Ну дай хоть таксе поспать. Маленькие нуждаются в продолжительном сне.

– Да она не маленькая. Ей два года. На этот раз Билли решил не искушать судьбу. Ее зовут Тони. У нее, то есть у него, во-от такая родословная. Ему сделаны все прививки. На этот раз мы гарантированы от неожиданностей.

– Всего хорошего, – я снова собралась положить трубку.

– Мы через час приедем в гости.

– А мы будем спать.

– Да ну, брось, – взмолилась Джойс.

Разве я не помогала тебе пичкать Жози пепто-бисмолом?

– Ты же сказала, что Тони здоров.

– Но он жаждет с ней познакомиться.

– А он не может потерпеть до вечера?

– Через час мы будем у вас.

Джойс дала отбой, прежде чем я успела возразить. Но это уже не имело значения. Ирвинг окончательно проснулся, а Жозефина притащила к нему на постель уже третью резиновую игрушку.

Должна признаться, это была потрясающая встреча! Тони влюбился с первого взгляда. Он никогда не видел пуделя и замер от восхищения.

До сих пор контакты Жози с таксами сводились к нескольким случайным встречам в Центральном парке. Всякий раз она изумленно пялилась вслед. Наверное, Жозефина понимала: все мы – твари Божий, природа не всегда бывает щедра, поэтому ее сердце открылось ему навстречу. Она видела множество собак, но не было похожей на эту.

Тони отдавал себе отчет в том, что он далеко не так красив, как Жозефина. Но он также знал, что он – собака. Полноправный представитель той же расы. Тони вырос в питомнике вместе с другими таксами. Он все еще оставался девственником-холостяком, но вполне созрел. Ведь Тони рос на природе. Он видел, как занимались любовью птицы, белки и даже насекомые. «Будем любить!»– как говаривал Коул Портер.

Конечно, Тони знал, что жук влюбляется в жука, а белка в белку. Но он любил Жозефину! Он понимал, что ему, в его теперешнем виде, не на что рассчитывать, но это его не смущало. Ведь Тони рос на природе, а у природы бывают циклы. Все течет, все меняется. Он наблюдал за превращением гусениц в прекрасных бабочек и, обожая Жозефину, терпеливо ждал своего превращения в пуделя.

Он не сомневался в том, что однажды случится чудо, и этой уверенности в грядущем блаженстве было достаточно, чтобы он мирился с настоящим. Он не сводил с Жозефины глаз и перенимал все ее несомненные достоинства. К примеру, отверг свою плетеную корзинку и перешел спать к Джойс. И даже перещеголял Жози по части аппетита. Это было что-то ужасное. Сначала он съедал все, что давала Джойс. Потом вкатывался в кабинет Билли и клянчил остатки с его стола. Его дальнейший маршрут пролегал через кладовку. Джойс с Билли тщательно следили за своим весом, так что настоящие трапезы Тони имели место в обществе кухарки и лакея. Блины, например. Или колбаса. Тони пользовался всеобщей любовью. И раздулся, как бочка.

Когда для Жози подошла пора профилактического осмотра, я предложила Джойс составить нам компанию. При виде Тони весь персонал клиники доктора Уайта просто остолбенел. Они даже не обратили внимания на продолжавшее пухнуть брюшко Жози (теперь она весила семнадцать фунтов). Один доктор Блэк беспомощно развел руками (самого доктора Уайта мы не видели: он был в операционной). Но когда доктор Блэк увидел Тони, его глаза стали огромными и круглыми, как колеса. Он опустил его на пол, чтобы посмотреть, как он ходит. Тони не ходил – он ковылял! Его ног почти не было видно. Доктор Блэк познакомил Джойс с некоторыми особенностями анатомического строения такс. У этих собак удлиненный корпус и четыре коротенькие, слабенькие ножки, так что основная нагрузка приходится на позвоночник. Если вес превышает норму, может произойти смещение диска, а неосторожный прыжок способен повлечь за собой переломы и даже паралич.

Мы заплатили по пять долларов каждая и ушли. Потом, в тишине нашей квартиры, мы обсудили ситуацию за бокалом скотча, а Жози с Тони радостно урчали возле тарелки со сладостями.

– Ты только посмотри, как они довольны жизнью, – просияла Джойс. – По-моему, это одни теории. – Она бросила Тони земляной орешек. – В наши дни считается, что быть худым полезно для здоровья. А всего поколение назад думали, что чем человек упитаннее, тем здоровее. Кто знает, какая будет мода еще через десять лет, на новом витке общественной мысли.

Я поинтересовалась, к чему она клонит.

– А вот к чему. Чего ради Тони с Жози должны отказывать себе в удовольствии вкусно поесть, если в современной ветеринарной науке сейчас господствует именно это течение? – она бросила своему любимцу еще один орешек. Жози завистливо покосилась на меня.

Я продолжала стоять на своем.

– Но страховые компании утверждают, что худощавые люди живут дольше. Это уже не ветеринары. Обычные врачи также придерживаются этой теории. Почитай об ожирении и холестерине.

– Я встречала уйму толстых врачей и страховых агентов, – не уступала Джойс.

Этот довод был не лишен оснований. И вообще, возьмите Эдит Пиаф. Она весила девяносто фунтов, а не вылезала из больниц. Зато Софи Таккер, отнюдь не худышка, до сих пор цветет.

Я начала сдавать позиции. Наверное, Жози прочла мои мысли, потому что принялась жалобно скулить и пускать слюнки.

Я еще несколько секунд поколебалась, а затем снова наполнила наши бокалы, поставила на пол тарелку с арахисом – под экстатический визг обеих собак – и бодро воскликнула:

– За счастливую, сытую жизнь!

И пошло-поехало. Я выбросила собачьи консервы, а Жози вернулась к восхитительным бифштексам от Дэнни. Леденцы и прочие сладости сыпались полными пригоршнями. Следующие полгода ознаменовались бесчисленными эпикурейскими радостями.

О Тони говорили, что он – вызов Девяносто третьей улицы королю Фаруку! Еще через полгода, в свой четвертый день рождения, Жози весила восемнадцать фунтов. А на следующий день Тони не стало.