Колумбарий - Подольский Александр. Страница 58

Забавного вида старичок-толстячок с седым казацким чубом повел гостью вдоль разномастных творений творческого люда столицы. Акварель, гуашь, уголь, масло – техники и способы рисования на любой вкус. Прекрасные работы сменялись бездарной мазней, присутствие которой здесь приводило Иру в недоумение. Игорь Степанович усадил гостью на складное кресло, налил чаю из термоса и принялся изучать картины.

– Что, совсем плохо? – грустно спросила Ира, прочитав на лице Игоря Степановича знакомое выражение.

– Да нет, почему же. Техника у тебя отменная. Но… – Он вздохнул. – Опять они? Зачем? Мы же с тобой говорили на эту тему.

Ира непроизвольно затеребила рукава куртки. Действительно, зачем? Как объяснить, что она рисует не обычные стекляшки, а будто бы людей из другого мира? Которые чувствуют ее, общаются с ней, которые без нее умрут.

– Игорь Степанович, мне очень нужны деньги. Уже и есть нечего, про оплату квартиры я вообще молчу…

– Дорогая моя, я все понимаю. И сочувствую. Но ведь и себе в убыток работать не хочется. А ты зациклилась на своих стеклянных человечках… Неужели больше рисовать нечего?

– Больше ничего не рисуется, – сказала Ира. – Физически не могу. А они для меня как родные… Сама это объяснить не в состоянии. Но я точно знаю, что рано или поздно они мне отплатят.

– Ну, скорее поздно, уж прости за откровенность. Народ этих чудиков-юдиков не покупает. Кто автор, спрашивают часто, но не берут. Как ни играй с ценами.

– Игорь Степанович, может, в последний раз? И больше не буду с ними к вам приставать. Честное пионерское.

– Прости, Ирин. Ну не пойдет так. Игрушки возьму, под Новый год спихнуть должны. Денег могу одолжить немного. Но картины не приму. Мой тебе совет: меняй профиль. Работу еще какую-нибудь найди, чтобы, так сказать, увереннее на ногах…

Старик еще что-то говорил, но Ира его уже не слышала. Телефонный звон опять ворвался в мозг, уничтожая последние крупицы самообладания. Окружающие никак на звук не реагировали, и Ира, пошатываясь, побрела в сторону метро. Несуществующую трубку никто не брал.

В этот раз удалось присесть. Ира лишь надеялась, что место ей уступили не потому, что она похожа на старуху. Когда поездка завершалась удачной сделкой, обратная дорога казалась короче. Другое настроение, другие перспективы. Теперь же состав еле плелся в темной кишке подземки, словно собирался умереть прямо в туннеле. Ира плохо помнила, как покинула галерею, хотя сейчас ее это мало заботило. Участившиеся приступы ничего хорошего не сулили. Теперь она хотела только одного – попасть домой. Подальше от людских взоров, под защиту своих стеклянных друзей.

Снег под ногами превращался в серое месиво. Ира шагала к дому мимо детского садика, в котором давным-давно так любила играть. За обросшими морозной коркой прутьями забора вдруг что-то мелькнуло. Ира остановилась и прильнула к холодному железу. На территории садика находился живой уголок, целиком сделанный изо льда. Ира понятия не имела, когда успели создать всю эту красоту. Белые медведи, пингвины, олени и зайцы тесным кружочком скучились неподалеку от карусели. Но не эти скульптуры заставили застыть в изумлении. Посреди зверей стоял высокий человек, чье движение и померещилось Ире. Скорее всего, ее внимание привлек отблеск солнца на ледяной поверхности, но сейчас это не играло никакой роли. Ира узнала заколдованного принца – образ, засыхающий на холсте в ее квартире. Бледно-серая фигура, деформированное тело, пустые глазницы. Очередной стеклянный человечек, которому Ира еще не успела дать имя.

Она очнулась, только когда поняла, что превращается в сосульку. Перчатки прилипли к забору, ноги ниже колен практически не ощущались. Ледяной человек стоял всего в нескольких шагах поодаль. Ира была обязана хотя бы прикоснуться к нему. Она повернула голову в сторону калитки, зажмурилась, сбрасывая с ресниц прилипшие снежинки, а когда вновь открыла глаза, в мир пришла тьма. На улице густела ночь, за забором в свете фонарей блестели лишь одинокие сугробы.

Ноги сами несли Иру, словно пьяницу, по ночным переулкам. Прохожие сторонились ее, предпочитая не встречаться взглядом. Ира ничего не понимала. Все грани ее маленького мирка потерли огромным ластиком. Явь, сон и бред слепили в грязный снежный комок и выбросили с крыши небоскреба.

В квартире холод ощущался не так сильно. Закрыв дверь, Ира бросилась на кухню. На заветной полочке ждали своего часа таблетки. Набрав из крана воды, Ира трясущимися руками стала заглатывать содержимое пузырька. Сбивавшиеся в кучки таблетки царапали горло, но ей было плевать. Когда безумие стучится в черепную коробку, на лекарствах можно не экономить.

Отправив пустой пузырек в ведро, Ира вошла в комнату. Как всегда, безмолвно приветствовали хозяйку стеклянные человечки. От одного взгляда на эти фигурки у девушки наворачивались слезы. Что за навязчивая идея? Почему именно они? Мрачные людские карикатуры подчинили себе все ее существо. Но Ира по-настоящему любила их и не могла представить другой жизни. Или стеклянные человечки не хотели другой жизни для нее.

Ира подошла к мольберту. Запах краски немного приводил в чувство. На нее смотрел ледяной человек с игровой площадки детского садика. Заколдованный принц.

– Я не сумасшедшая… – сквозь слезы пробормотала Ира.

Лампа под потолком загудела сильнее, и болезненный свет выхватил ползущие по стене трещины.

– Я не сошла с ума.

Вязкий пол, напоминающий снежное болото, медленно засасывал Иру. На ковер сыпалась штукатурка, хрустели оконные рамы. Ветер трепал края холста. Стеклянные человечки двигались сами по себе.

– Как же я буду скучать по вам, ребятки, – сказала Ира под легкий звон фигурок.

Ее глаза лопнули, тело раскололось и брызнуло стеклянными крошками. Вторгнувшаяся через окно стужа взяла умирающую Иру в свои объятия. В ее странный мир окончательно пришла ночь. Теперь уже навсегда.

Когда Оля вошла в комнату, кот с блестками на шерсти вылетел оттуда как ужаленный.

– Зараза-ты-такая-я-тебе-сейчас-хвост-оторву! – злобно протараторила она.

Паршивец уже второй раз опрокинул елку. У Оли и так не оставалось времени, муж с дочкой должны были вернуться через час, на кухне дел невпроворот, а тут еще этот вредитель…

Она подняла елку и стала сметать разбитые стекляшки в совок. По счастью, пострадали только странноватые фигурки, которые дочка упросила купить в переходе метро. Пузатый старик, мужик с разводным ключом, девушка с мольбертом…

В дверь позвонили, и тут же заверещал телефон на тумбочке возле елки.

– Да вы издеваетесь!

Оля на мгновение застыла посреди комнаты с совком, потом оставила его на ковре у тумбочки и пошла открывать.

– Кому надо – перезвонят, – пробурчала она.

Наступал Новый год. Елка мигала всеми цветами радуги. В совке умирали стеклянные человечки.

Телефон звонил и звонил.

Черепаший архипелаг

Берег пропал в туманной дымке минут десять назад. Пока моторка прыгала по волнам, Глеб смотрел на небо. Тяжелые тучи опустились еще ниже, едва не касаясь кромки воды. Плохая видимость играла на руку, хотя солнечные просветы оставляли место для тревоги. Давно прошли времена, когда блюдца путались в облаках.

Скляр, как обычно, бубнил под нос, держась за борта лодки. Море пенилось и брызгалось, стараясь залезть в моторку и добраться до людей. Прямо по курсу показались контуры Черепашьего архипелага.

– Прилетит вдруг волшебник, – пропел Скляр, поднимая голову. – В голубом вертолете…

Темные облака, взявшись за руки, плыли к границе неба и воды.

– Чего? – спросил Глеб отца.

– Глуши мотор. Быстро.

Глебу два раза повторять не потребовалось. Зрение отца было каким-то аномальным, казалось, он и без бинокля все видит. И если ему почудилось, что лодку лучше остановить, испытывать судьбу не стоило.

Посудина перестала хрипеть и поддалась течению. Глеб вскинул бинокль и далеко в небе рассмотрел темное пятнышко.