Колумбарий - Подольский Александр. Страница 80

Демьян подошел, выудил из внутреннего кармана пиджака договор и показал мне:

– Подпись узнаете? А кровь? Впрочем, в крови вы и не должны разбираться, но уж поверьте Демьяну, который на скупке душ собаку съел. Вы ведь любите собак, молодой человек?

– Я просто… просто смотрел кино.

– Все верно. Вы просто смотрели кино. Кино, которое никто и никогда больше не увидит. Это дорогого стоит, согласитесь?

Я судорожно мотал головой из стороны в сторону, отползая к своей комнате.

– Ох, бросьте, это был риторический вопрос. Вы посетили три положенных по договору сеанса. Заглянули в нашу маленькую потустороннюю киностудию. – Он улыбнулся. – Теперь ваша душа переходит в собственность Демьяна и будет использована для создания новых фильмов. Да что там, вы сами станете героем одного из них!

– Я же… я просто…

– Вот поэтому всегда нужно читать бумажки, которые подписываете. Безусловно, это не самое выгодное соглашение, однако наше дело предложить. Есть товар, есть цена. Все просто. Вам еще повезло, молодой человек, мои коллеги работают куда жестче. Да будет вам известно, начальство не одобряет самодеятельность Демьяна. Ну, знаете, растрату энергии души на материализацию страхов, на скрещивание реальностей и прочие чудеса. И уж тем более начальство не одобряет сотрудничество с руководством ТРЦ «Подмосковье». Вы знаете, сколько эти люди берут за аренду зала? Немыслимо! Но ничего не поделаешь, фильмы – слабость Демьяна. Должно же быть у человека хобби, не правда ли? Впрочем, у какого еще, к Иисусу, человека…

Меня колотила дрожь. Пол стал

(кладбищенской землей)

сырым и холодным, очертания квартиры съедал туман. Свет уходил отсюда. За Демьяном шевелились высокие тени.

– Я же просто смотрел кино… Даже не сказал никому, а эти водили чужих… Почему именно я?

Демьян засмеялся. Туман сожрал все пространство вокруг, подо мной чавкала жижа. Неведомо откуда дул ветер, парализуя холодом. Вдалеке что-то протяжно заурчало.

– Да нипочему. Во-первых, договор есть договор. А во-вторых, Демьян не выбирал вас, ваша душа сама отозвалась на предложение кинотеатра. – Он наклонился ко мне и шепнул на ухо: – Но в том же договоре указан пункт, по которому можно получить отсрочку.

Его смрадное дыхание валило с ног. Склизкий язык проник в ухо и пополз глубже, к мозгу. За россыпью огней перед глазами я увидел схему работы кинотеатра, изуродованные зрительские души, увидел черную зависимость, пожирающую изнутри… И узнал условия.

Мы шли к торговому центру, держась за руки. После недели извинений и ухаживаний Катя простила меня. Дулась еще, но на предложение посетить ночной сеанс необычного ужастика согласилась сразу. Мы даже целовались как прежде, со странными объятиями: засунув руки в задние карманы джинсов друг друга.

Я по-джентльменски пропустил Катю вперед и убрал красную карту. Зрительский абонемент на месяц, на три десятка фильмов, после которых все-таки придется расстаться с душой. Или найти еще одного близкого человека и принести его в жертву кинотеатру.

Робокоп выслеживал Маньяка-полицейского, но я почти не смотрел на экран. Зал был полон. Люди наслаждались зрелищем, заплатив страшную цену. По крайней мере, на пару часов они становились счастливыми.

Я думал, как это произойдет. Если Катю заберут

(что ты наделал?)

прямо из кинотеатра, как мне объясняться с родителями и полицией? Какой облик будет у ее страхов? И как теперь с этим жить?

А еще я вспоминал вспышки. Знания, полученные в тот раз от Демьяна. Сами по себе его фильмы не калечили души, они лишь обнажали человеческую сущность. Они не могли сломать сильного, по щелчку превратив белое в черное, но с легкостью добирались до гнили внутри слабых.

Обратно мы шли в потоке зрителей. Задумчивых, потерянных. Загнанных. Я взглянул на Катю. За неделю она немного похудела, стала

(ЧТО)

симпатичнее. Несмотря на простую одежду, она

(ТЫ)

все-таки следила за собой. От нее по-прежнему вкусно пахло. И никаких усов у нее не было, просто так падала тень от носа. Катя простила меня после всего того, что я

(НАТВОРИЛ)

сделал. Мы понимали друг друга, нам нравилось быть вместе. И у нас могло все получиться.

– Давай я?..

Катя выдернула у меня карту и сама приложила ее к магнитному датчику. Шагнула за порог торгового центра, и дверь захлопнулась перед моим носом. Я оглянулся. Люди, помещения, эскалаторы – все исчезло. Мир с этой стороны провалился во мглу.

Катя плакала. Она положила руку на стекло.

– Прости. Я же пыталась тебе сказать.

Ранка на ее ладони выглядела еще больше моей.

– Но, если ты решил отдать меня ему, пропадай сам. Я подменила карту. И месяц засчитали мне.

За спиной раздался пробирающий до костей вой. Туман окутывал стеклянную дверь, стирая город позади Кати. Я пытался найти слова, попросить прощения, но выдавил лишь жалкий всхлип, когда рядом заурчало нечто. Я протянул руку к Кате, к своей девушке, но серое марево разлучило нас навсегда.

Я пробирался по тропинке наугад, выплевывая в холодный воздух облака пара. Туман понемногу рассеивался, открывая мне ночное болото в свете луны. Это оно урчало, будто подзывая кого-то. Под ногами хлюпало, чахлая растительность льнула к земле, а в темноте вырисовывались очертания холмов.

Чудовище завыло в нескольких шагах позади меня, и я остановился. Застыл на месте, как тогда, в детстве. Ноги больше не слушались. А вот тварь приближалась. Я слышал ее тяжелую поступь, дыхание. Чувствовал запах мокрой шерсти.

Время пришло. Дин-дон, дин-дон.

Не в силах обернуться, я смотрел вперед. Там, на вершине холма, из тумана показались двое. И человек со знакомым с детства голосом возвестил:

– Ватсон! Это собака!

Трюк с фонарем

Выступали азиаты-карлики в пестрых пижамах блевотного цвета. Недомерки показывали карточные фокусы, дурачились, дрались, но публика никак не реагировала. Жалкое зрелище.

– А что полиция? – спросил я, выдыхая дым.

– Да срать им, – сказал Боров. – Оформили самоубийство, мол, никаких вопросов, чего, мол, тут голову ломать. Разбираться не стали. Им висяки не нужны. Как и мне – проблемы.

Десять минут истекли, и платформа поползла вниз, забирая карликов под сцену. Народ лениво похлопал – скорее скрипящим механизмам, чем циркачам. Сегодня людей было мало, сотни три. Но вечерний куш никто не отменял.

«Платформу» придумал Боров. Я никогда не понимал прелести этого местечка, но оно понравилось очень многим. Идея была в том, чтобы собрать в одном заведении кучу разномастной творческой живности, выделить каждому время для выступления, а лучших потом наградить. Сцена тут располагалась в здоровенной раковине, выглядывая в зал, будто глаз из дырки в черепе. Пола не было – его заменяли многочисленные платформы, которые тащил наверх подъемник. Пока выступали одни умельцы доставать кролика из шляпы, готовились следующие, и так три часа подряд семь вечеров в неделю. Безостановочное шоу на потеху зрителю. У каждой команды была своя платформа, которую она разрабатывала, обставляла и готовила к номеру. Отсюда и пошло название. Взнос участника, конечно, кусался, но шанс тем же вечером получить в десятки раз больше привлекал куда сильнее. Плюс к тому здесь частенько практиковалось поощрение отдельных удачных номеров неплохой денежкой. Победителя выбирали зрители, и он заграбастывал половину банка. Посетителей тянули сюда иллюзия власти, возможность решить чью-то судьбу. Ну а вскоре «Платформа», укрывшаяся от больного города в промзоне, стала любимым местом для представителей мира криминального. Полиция сюда не заваливалась, Боров платил исправно, так что публика собиралась соответствующая. Хотите снять бабу на ночь, заказать соседа или прикупить таблеток? В «Платформе» всегда отыщется нужный человек. Главное – знать, к кому подойти.

– Тогда зачем тебе копать?

Боров с трудом перекинул ногу на ногу и отхлебнул пива, расплескав его по второму подбородку. Кличку он оправдывал на все сто.