Фармацевт 2 (СИ) - Санфиров Александр. Страница 19

— Видела, Нина Ивановна, парень, красавец, кровь с молоком, на вид хоть куда. А болячек выше крыши. Надо же в школе получить такую тяжелую травму. Куда катится мир, не знаю. На магнезию давление снизилось, но не намного. И ведь в карте ни одной записи с позапрошлого года нет. Совсем не хочет лечиться мальчишка.

На работе у меня первым делом начали спрашивать, как прошла приписка. Когда я сообщил, что завтра ложусь в психиатрическую больницу на обследование в ассистентской наступило молчание.

Пришлось разрядить обстановку и пояснить, что направили меня туда по направлению военкомата для уточнения возможности призыва на военную службу.

Коган, узнав об этом, вызвал меня в свой кабинет и сразу начал с упреков.

-Витя, я же предлагал тебе решить вопросы с призывом. Ты же вроде умный парень, разве можно симулировать психическое заболевание? Во-первых, при обследовании все выяснится. Но еще хуже, если тебя признают больным.

Столько последствий сразу нарисовывается. Ну, почему ты со мной не посоветовался?

Вместо оправданий я протянул ему амбулаторную карту с эпикризом и направлением на госпитализацию.

Провизор внимательно её прочитал и облегченно вздохнул.

— Мда, а я даже не подозревал, что у тебя такая травма в анамнезе. Ну, судя по моему опыту, тебя, скорее всего, признают негодным к военной службе в мирное время. А диагноз умственной отсталости, конечно, снимут. Над Кацманом и так все коллеги смеются. Так, то он неплохой доктор. Но любит подросткам диагнозы легкой дебильности ставить. Подозреваю, комплексы у него. Видимо, в детстве поколачивали его в школе. Вот он, таким образом, мстит за прошлые обиды.

Глава 10

Следующим днем я путешествовал на автобусе через весь город, приближаясь к берегу озера. Наконец, автобус притормозил у нужной остановки, улица Еремеева, о чём неразборчиво прохрипел водитель в динамик.

Кто такой Еремеев я не знал в прошлой жизни, не удосужился узнать и в этой. Единственно знал точно, неподалеку от этой остановки вдоль Онежского озера тянется другая улица, Военная, на которой расположены здания психиатрической больницы. Куда я и направил свои стопы. Вроде бы это должен быть центр города, но казалось, что я попал на век назад. Куда-то пропали обычные городские пятиэтажки. Кривые покосившиеся домишкигромоздились вдоль речки Неглинки, перемежаясь деревянными зданиями покрепче. Мороз для начала марта стоял приличный и сейчас из многочисленных кирпичных труб поднимался темный дым, на морозе моментально приобретающий белый цвет. Людей на улице практически не было видно.

Около огромного штабеля осиновых бревен два мужичка в больничной одежде и телогрейках пилили на козлах дрова на чурбаки.

Рядом с ними покуривал санитар, которого можно было отличить лишь по грязно-белому халату под телогрейкой и потому, что он стоял без дела. Вернее караулил больных, чтобы те не сбежали.

Подойдя к ним, я спросил, как пройти к приемному покою.

— От военкомата направили? — поинтересовался санитар, дыхнув перегаром.

— От него, — вздохнул я и потопал к указанному зданию.

Когда подошел к приемному покою, туда же подъехала скорая помощь. Из нее выскочили два амбалистых фельдшера и на руках вынесли извивающееся в смирительной рубашке, тело.

Связанный больной в это время не молчал, а громко орал, обещая мужикам всяческие кары: оторвать яйца, выколоть глаза и намотать кишки на шею. Видимо, на всякий случай пообещал и мне при встрече выбить зубы. Я же, рассеянно глядя на него, размышлял и пытался вспомнить, когда же у нас должны запретить смирительные рубашки, и этим запретом очень усложнить работу персонала. Но сейчас такие рубашки еще использовали во всю ивановскую, не боясь обвинений в карательной психиатрии.

Зайдя вовнутрь здания и скромно посидев в уголке кабинета, дождался, когда буйного товарища уколют аминазином и слегка затихшего унесут в отделение.

После этого подсел к дежурной медсестре и протянул ей свои документы.

-Ёшкин кот! Людка, к нам еще одного солдатика прислали. Все шлют и шлют, как будто у нас больница резиновая, — ворчала старуха, записывая мои данные.

-Небось, тоже будешь девок на кухне драть? — добродушно спросила она. — Как призывное время наступает, наших дурочек только успеваем на аборты отправлять. Смотри, будешь плохо себя вести, мигом сульфазин в задницу получишь. — строгим голосом добавила она.

По-моему в голосе медсестры звучала легкая зависть. Причина для меня была неясна, то ли она завидовала девицам дорвавшимся до парней, то ли хотела засадить мне в ягодицу шприц с сульфазином. Моего ответа она не ждала и продолжила свою писанину. Заполнив историю, она хотела отправить меня в душ, но удалось, отговорится тем, что я буквально сегодня утром мылся дома.

Перешерстив авоську и не найдя там ничего криминального, кроме учебника по органической химии, медсестра вызвала санитара первого мужского отделения, чтобы тот проводил меня на койку.

-Куришь, — первым делом спросил санитар. Я отрицательно мотнул головой.

Мужик явно расстроился, видимо, рассчитывал выклянчить на шару у меня пачку папирос.

Дальше мы шли молча. В принципе мне было интересно. В прошлой жизни, будучи психиатром, я работал уже в новой больнице, а об этой слышал только рассказы. Зато сейчас появился шанс увидеть старую больницу и побывать в шкуре пациента.

Мы снова вышли на улицу и направились к ближайшему бараку.

Старое деревянное здание было построено еще при царе, когда за качеством еще следили,поэтому еще не рухнуло под натиском времени. Внутри было достаточно уютно, и даже тепло. От только что протопленных круглых печей пыхало жаром.

В большой палате, где стояло пятнадцать кроватей, тоже было тепло. Весеннее мартовское солнце ярко светило в окна, создавая праздничное настроение. И даже металлические решетки на окнах его не портили.

Вот только народ в палате радостным не выглядел. Двое больных привязанные к кроватям сладко храпели под аминазином. Еще четверо играли в карты. Мое появление особого оживления не вызвало. Только трое парней призывного возраста радостно заулыбались и направились в мою сторону. Я в это время убирал в тумбочку содержимое авоськи.

— Эй, ты чо жратву прячешь? У нас так не принято, давай, выкладывай обратно, — заявил рослый парень с татушками на пальцах.

Я огляделся. Санитар, приведший меня, уже вышел из палаты. Картежники не обращали на нас никакого внимания. Лишь один дедок с трясущейся головой сидел на кровати напротив меня и наблюдал за ситуацией.

Ничего, не говоря, я продолжил свое занятие, не обращая внимания на троицу.

Потоптавшись около меня, перейти к более серьезным методам воздействия ребята не решились и от расстройства ушли покурить.

Ну, а если они решат в мое отсутствие проверить тумбочку, то их ждет большое разочарование. Кроме мыла, зубной пасты и учебников они ничего не обнаружат.

Только я закончил с тумбочкой и хотел прилечь, как нарисовался знакомый санитар и повел меня к врачу. Увы, без санитара уйти было невозможно, все двери были на замках.

В небольшой ординаторской было прохладно, из открытой форточки прилично задувало. Но даже этот поток свежего воздуха не мог выветрить запах перегара распространяемый докторами. Их было всего двое, и обоих я прекрасно знал.

Оказывается, заведующий отделением Николай Григорьевич Капустин и ординатор Лева Голиков уже в это время изрядно квасили. Но сейчас они еще не были похожи на тех хронических алкоголиков, какими я увидел их десятью годами позже, придя на работу в больницу.

— Молодой человек, присаживайтесь ко мне, — предложил Голиков.

В следующие полчаса он дотошно выяснял подробности моей биографии, затем начал проверять психический статус.

Капустин, тем временем, интенсивно заполнял гору историй болезни, лежащих перед ним.

На нас он обратил внимание, когда его коллега начал задавать мне различные загадки и поговорки, пытаясь определить степень дебильности.