Любовь сквозь мрак (СИ) - Шатз Ардана. Страница 16

— Эйден.

— Да?

Сердце заколотилось. Сейчас или никогда. Максимум он не ответит. Ну, наорёт ещё. Ничего страшного. Но я боялась услышать ответ, поэтому медлила.

— В тот день… ночь…

— М?

Я собралась с духом и выпалила.

— Как ты меня нашёл? Это ведь было далеко от твоей спальни. Как ты оказался в нужном месте в нужное время?

Сжала кулаки, опуская взгляд. Толчок сердца, ещё один. Эйден протянул руку, прикасаясь к бокалу и осторожно высвобождая его из судорожно сжатой кисти.

— Это не совпадение.

К горлу подкатил комок. Это он виноват в том, что я оказалась здесь? Как иначе…

— Это мой дар.

— Что? — Я подняла глаза. Эйден смотрел спокойно, с лёгкой улыбкой.

— Ты невнимательно читала или в твоих учебниках этого не было? У каждого мага есть своя особенность. Кроме родовой печати, как, к примеру, легенды о сотни жизней у семьи Янгов, каждый, в чьих венах бежит хоть малая частичка магии, одарён чуть больше, чем обычный человек. — Он посмотрел в мои загоревшиеся глаза и усмехнулся. — Нет, это не чтение мыслей, не умение проходить сквозь стены. Просто чуть большая чувствительность в какой-то области. Иногда это бывает полезно, как умение чувствовать опасность у боевых магов, но бывает и наоборот. Например, слишком сильное восприятие чужого настроения может однажды сломать человека. Если маг рано понимает свой дар и находит возможность его развивать и использовать, ему не будет равных в его сфере. Возьми того же Морта — он настолько неорганизованный, что с трудом может дождаться окончания лекции. Но ему просто нет равных в нашем деле. Чутьё на алхимические элементы и их реакции ставит его на голову выше всех, кто бросает на это все свои силы и время. А он всё делает играючи. Просто потому, что внимательные родители рано обнаружили его дар и смогли направить его в нужное русло.

Но чаще всего бывает так, что магу достаётся совершенно бесполезный дар. Или он не хочет двигаться в том направлении, в котором этот дар можно было бы применять.

— Ты чуешь попаданок?

— Не совсем. Я улавливаю зарождающиеся колебания в ткани мира. Представь себе извергающийся вулкан. Перед тем как горячая лава вместе с дымом и пеплом начинает прорывать поверхность земли, где-то глубоко внизу проходят невидимые и неощутимые обычному человеку процессы. И лишь в самом конце, когда спасаться уже поздно, земля начинает дрожать, предвещая скорое извержение.

— У вас ещё не умеют это предсказывать?

Он с любопытством наклонил голову.

— Любопытно. Ваш мир, оказывается, не такой отсталый, как нам говорили. Но к сути. Перед тем как миры соприкасаются, и девушка, — обычно это девушка — попадает к нам, по ткани мира проходит сильнейшая дрожь. Обычные маги её не ощущают. А вот мне, — он иронически хмыкнул, — повезло. За несколько часов я чувствую, что сейчас что-то произойдёт, и могу уловить эпицентр разрыва.

— Подожди! Ты с такой уверенностью это говоришь, ты уже раньше сталкивался с этим?

Он нахмурился.

— Однажды давно. Мне было лет десять, не больше. Я почувствовал странные колебания, но когда решился и добрался до нужного места, от девушки уже ничего не осталось.

— Эти твари?

Он кивнул.

— Отец потом рассказал мне, что они исчезают, как только сжирают всю оборванную ткань мира — уходят обратно на изнанку до следующего прибытия.

Он замолчал. А я почувствовала, что на сердце стало легче. Прикоснулась к его пальцам. Почему-то испугалась, что он отдёрнет руку, но он не двигался. Легонько погладила белую кожу. Он опустил глаза, наблюдая за моими действиями.

— Я рада, что меня нашёл именно ты. Хотя лучше бы вообще мне сюда не попадать.

— Да, лучше бы… — Повторил он глухим голосом.

23.

На следующий день я упросила Эйдена показать мне ту аудиторию, в которой он меня нашёл. При свете дня она уже не казалась такой огромной, а может быть, я постепенно начала привыкать к местным масштабам. Почти ничем не отличалась от других, хотя мне мерещилось, что в ней есть что-то таинственное. Я облазила все углы, обшарила все возможные закоулки, хотя сама не понимала, что ищу. Что-то, что даст хоть какую-то подсказку?

Эйден стоял у двери, следя за каждым моим движением, но ничего не спрашивал. Я прошла в конец аудитории и присела за парту. Вот примерно здесь я и очнулась. Провела руками по гладкой столешнице, опустила голову на локти, попыталась прислушаться к себе. Должно же быть хоть что-то! Никакого отклика, никакой подсказки.

— Это не тот стол.

— А?

Он отошёл от двери, указывая в центр аудитории.

— Их все отбросило вот примерно сюда, когда я разорвал потрошителей. А ставил я их как придётся. Так что если ты ищешь то самое место, где очнулась, оно может оказать за любой из этих парт.

Я вскочила, ударившись об угол. Как и в тот раз. Но Эйд подарил мне крошечный осколок надежды. Я бросилась к началу ряда и чуть ли не уткнувшись носом в парту, осмотрела столешницу. Ничего. Следующая. Опять ничего. Весь первый ряд — полный ноль.

— Я могу помочь?

Я отмахнулась. Кажется, сейчас мы немного поменялись местами. Я не знала, что мне искать, а Эйден не мог помочь.

Лишь в середине последнего ряда я, уже почти потеряв и без того слабую надежду, нащупала подушечками пальцев какие-то углубления, не видные на первый взгляд. Провела по ним, внимательнее присмотрелась. Почти стёрто, едва-едва видны некоторые буквы. “Mes…s О..s…ra, ani… ti… et … te ut m…. …rat”. Мессиас Обскура. Тёмный Мессия. Это точно оно. Я опустилась за стол, продолжая водить пальцем по стертой надписи. Animam tibi — я отдаю тебе душу. И это единственное, что я могла воспроизвести. Слишком плохо видны буквы.

Эйден подошёл почти неслышно. Наклонился надо мной, отвёл в сторону мои пальцы, открывая надпись.

— Призыв к Тёмному Мессии. Это ведь просто суеверия.

— Это оно, Эйд. В нашем мире не существует никакого Тёмного Мессии. Но именно эту надпись я прочитала дважды, перед тем, как оказалась здесь. И если я прочту её снова, может быть, я смогу вернуться?

— Линн, мне жаль.

Я и сама понимала, что без точной фразы ничего не выйдет. А учитывая, что мне практически напрочь отшибло память о последних минутах в моём мире, я могла бесконечно тасовать слова, пробуя снова и снова, пока меня не разорвёт неверно произнесённым заклинанием. Нужно найти того, кто написал эту фразу. И вытрясти из него целый текст призыва.

— Эйд, что это за аудитория? Какие лекции здесь читают?

Он пожал плечами.

— Это одна из “плавающих” аудиторий. Ни за каким предметом не закреплена. Кому удобно в ней проводить занятие, тот и занимает. Она ведь небольшая, поток не вместится.

— Кто мог нацарапать на парте эту фразу? Она ведь почти стёрта. Когда здесь меняли парты?

— Линн, я не знаю ответов на эти вопросы, прости. Я не интересуюсь такими вещами.

— Эйд, прошу тебя! У кого мне ещё спрашивать?

— У Морта. Если даже он сам не будет знать, его многочисленные подружки вряд ли откажутся ему помочь. Но Линн, будь осторожна. Порой ты сама не замечаешь, как говоришь странные вещи.

— Хочешь пойти со мной?

— Поверь, если я начну задавать подобные вопросы, это будет ещё подозрительней.

Мы вышли из аудитории и направились к атриуму. Пятый день недели — неофициальный выходной, но в учебном корпусе было немногим меньше людей, чем в обычный день. Я хотела выйти на воздух, чтобы собраться с мыслями, а Эйд, как обычно, спешил в спальню, чтобы вернуться к моим записям. Последние дни он немного воспрянул духом. Я не спрашивала, но казалось, что он, наконец, наткнулся на что-то полезное для его изысканий. Хотя я не особо видела разницу между последним текстом и всеми предыдущими.

Перед лестницей, прежде чем разойтись в разные стороны, Эйд остановил меня.

— Линн, не спеши. У тебя ещё есть время. Спокойно обдумай всё. И очень тебя прошу — не вздумай пытаться произнести заклинание наугад. Я не хочу… чтобы с тобой что-то случилось.