Плюшевая девочка - Бем Юкка. Страница 11

У папы есть большой черный кожаный портфель. Он стоит в прихожей на стуле, когда папа дома, и исчезает, когда папа на работе или совещании.

На своем месте портфель стоит довольно редко.

У папы много ответственных заданий. Мне кажется, что ему не очень хорошо дома, так же, как и в своем неуклюжем теле, но от него особо никуда не денешься.

Поднимаясь по лестнице, он пыхтит, и это одновременно как-то неловко и трогательно.

Папа стал забывать некоторые вещи. Он всегда рассеян, но сейчас больше, чем обычно. Может случиться, что он не сходит в магазин, хотя обещал. Не заплатит вовремя по счетам, и ему приходят напоминания.

Как-то он даже ушел на работу без портфеля.

Если ему напомнить о том, что он чего-то не сделал, он только ворчит и просит, чтобы кто-нибудь уже ему сказал, что нужно сделать, потому что у него нет образования телепата, пока нет, хотя, вероятно, стоило бы получить.

Ну какое-никакое другое образование имеется. И очень много прочитанных книг и отчетов.

Папе не нравится, что мы с Йооной называем его стариком. Поэтому мы, конечно, именно так и делаем.

Йоона на пару лет старше меня и на миллион световых лет инфантильнее. Официально ему семнадцать, по духу – примерно два, раз уж такое дело.

Маленький мальчик с пушком на щеках, который вышагивает так, как будто у него по целому арбузу под каждой подмышкой. Перед зеркалом он закатывает рукава и напрягает жалкие бицепсы и просит, чтобы я ударила его в живот, ибо живет в полной уверенности, что сделан из железа.

Иногда я бью, и тогда он пытается дать сдачи.

Какой идиот!

Но нужно признать, что мы довольно близки.

Несмотря на то, что он меня раздражает всякими рожами и тупыми подколами, которые произносит так тихо, что мама и папа не слышат.

Как только я начинаю орать и с грохотом закрываю дверь в свою комнату, он вслух удивляется, что это опять с его сестрой.

Когда мы вдвоем дома, Йоона не пытается меня злить. Тогда у нас все хорошо. Почти хорошо. Мы на время прекращаем битву, потому что битва требует зрителей.

IX

Начало учебы осенью абсолютно огорошило.

Странно, как быстро прошло лето, хотя дни ползли как улитки и проживать их было энергозатратно.

Как будто лета вообще не существовало. Как будто это был плод воображения, мыльный пузырь, который я выдула через колечко, и он летал по воздуху, пока не лопнул.

Как будто все, что случилось летом, случилось с кем-то еще, не со мной.

Лила и Сантери шли по школьному коридору, держась за руки. Я шла в паре метров позади них.

Когда Лила была с Сантери, она меня не замечала. Но когда Сантери уходил на свои уроки, я снова была с Лилой вдвоем, мы болтали, и все было как раньше до тех пор, пока не начиналась перемена и два пупсика снова обретали друг друга.

Иногда они сидели, обнявшись, на скамейке под вешалками и всем давали понять, что они пара. Когда они нежничали, я не решалась вторгаться в их союз. Мне хотелось блевануть.

У меня аллергия на сахарный сироп.

Нас было трое, но вообще-то двое. Я и они. Они были один, а я тот второй, который лишний.

Больше ничего особенного о начале осени я рассказать не могу. Те же учителя и те же рожи одноклассников. Ничего революционного.

Кроме того, что у меня появился парень. В некотором смысле. Я не совсем уверена.

Тогда я его еще не видела, но мы обменивались сообщениями. Он написал мне, когда нашел мои фотографии, которые я выложила в профиль.

Мы начали переписываться. Как-то так.

Он начал.

А я ответила.

Проблема была в том, что он жил в другом городе. Нам было трудно встретиться, но мы обсудили, что он приедет ко мне или я к нему, хотя я знала, что если друг друга долго не видишь, то из отношений ничего не выйдет.

Его звали Алекси. Это вы знали. Лиле я о нем не рассказывала, и никому другому тоже. Только вам, мои любимые зверята.

Следует признать, что я очень ждала, когда он мне что-нибудь напишет. Я все время проверяла телефон на предмет сообщений от него.

X

Мой первый рабочий день. Не сиделкой, а официанткой на частном мероприятии.

Работодателем была Мария, мамин тренер, с которой она подружилась. Та самая Мария, у которой была маленькая дочка по имени Венла и которой иногда нужна была сиделка, но этим вечером ребенок был у бабушки.

Таким образом, мне предложили что-то кроме работы сиделки, и я особенно не сопротивлялась, когда мама завела об этом разговор. Бабки всегда пригодятся, но чисто из принципа маме нужно сперва сказать «нет», а потом можно и согласиться.

Мама высадила меня перед таунхаусом из белого кирпича. Она помахала Марии, открывшей дверь, и газанула по дороге на своем жучке. Она поехала готовиться к празднику, сидеть в парикмахерской, думать, что надеть, «потому что нет вообще никакой одежды» (так она всегда утверждает). К тому же мама, и это уже известно, приедет к вечеру сюда, и именно по этой причине я бесилась.

Мама собиралась посмотреть, как я работаю, и хотела делать замечания и раздавать инструкции, и быть того мнения, что мне следует все делать аккуратнее и усерднее, как будто она сама была какой-нибудь домоправительницей.

«Милая, шампанское наливай только до половины… Нет-нет, дорогих бокалов больше… Ты заметила, что салфетки кончились… Там уже заждались десерт…»

Я уже прямо слышала ее приказной тон.

День был облачный и хмурый, но это не помешало Марии блистать. Это она делала всегда. В этом не было ничего нового.

Если вы встречали ее, нужно было надевать солнечные очки. Это был самый улыбчивый человек в мире, если не считать хохочущих ведущих с телека, которым вообще-то платят за то, что у них нездоровая ухмылка на лице. Такие программы, наверное, создают хорошую атмосферу дома, хотя я всегда переключаю канал, когда вижу какую-нибудь Ваппу Пимия [13] на экране. Но я на самом деле не особо часто смотрю телек.

Мария поприветствовала меня и обняла, как обычно. Я смутилась и застыла как пень. Ничего страшного, некоторые по слухам любят обниматься с деревьями.

«Чудесно, что ты пришла».

Я что-то пробормотала в ответ.

«У тебя чудесная куртка».

«Чудесный» – это было любимое слово Марии. Наверное, не было такого, чего Мария не находила бы чудесным.

Ее муж Сами сидел в гостиной с пультом в руке. Сами смотрел какой-то футбольный матч, но со мной все-таки поздоровался.

Я его заметила. Его томный взгляд.

Марии исполнялось тридцать пять, и она устроила вечеринку. Она показала мне мое рабочее место, то есть кухню, и объяснила, что мне нужно было делать.

Она говорила быстро. Информации было много, но в голове ничего не осталось, кроме того, что в кофеварку нельзя наливать воду из стеклянного кувшина, только из другой посуды. Этому было какое-то объяснение, которое я не поняла, но больше всего меня беспокоило то, что я никогда не готовила кофе.

«Потом ты нальешь в эти… сахар здесь… это подают в самом конце… Шампанское есть еще внизу в винном шкафу… маршмеллоу положишь в эту миску…»

Потом она вслух стала рассуждать, что бы такое придумать для меня. Она оценивающе посмотрела на меня и сощурилась.

Я не поняла, о чем она говорила.

«Иди-ка сюда».

Я шла за волосами Марии, они были такие же энергичные, как и она. Цвета, пряди, заколотые шпильками волны. Ее прическа была как у идеальных женщин из Беверли-Хиллз, ну, или что-то наподобие.

Мы поднялись на пару ступенек и прошли мимо Сами, загипнотизированного на диване, затем направились в спальню. Дом Марии и Сами был трехэтажный и везде было белое: белые стены, белый пол и белый потолок. Мебель была белая, темно-серая или черная. Местами попадались специально продуманные цветовые пятна, такие как красная керамическая ваза на журнальном столике. Или что-нибудь старое среди нового: к стене был прислонены обшарпанные ставни. Возможно, они были призваны сообщить, что в доме, помимо отшлифованного белого, ценили также традиции и историю.