Грех и шоколад - Брин К. Ф.. Страница 36

– Я в полном восхищении. – Он ступил на край противоположного тротуара. – Позаботьтесь о том, чтобы она благополучно добралась домой.

– Этим занимается Донован.

– Эту ярмарку снести. Зверей поместить в магические заповедники, рабов обеспечить достаточными средствами, чтобы они могли начать независимую жизнь. Уведомьте мэра о том, что в принципе я не против магических ярмарок, но они должны проводиться должным образом. То, что допустил он – отвратительно.

– Конечно, сэр. – Зорн шагнул на лестницу крытой парковки. – Стандартное письмо?

– Да. – Киран подошел к своей машине и остановился. Тело и разум его гудели. – Сегодня она ни разу не вскрыла мне грудь.

– Уже прогресс.

– Полагаешь? Или тут действует другая магия? – Он вытащил из заднего кармана бумажник, чтобы не сидеть на нем, и открыл дверь машины. – Приведи ее на обследование. Хочу посмотреть, что там под капотом.

– А мальчишка?

Киран остановился, не успев залезть в машину, и недоуменно взглянул на Зорна:

– А что с ним?

– У него невероятный потенциал, и он – одна из двух вещей, о которых она заботится больше всего на свете.

Киран, ослепленный немыслимой красотой Алексис и роскошными переливами ее изысканной магии, ничего другого и не заметил. Алексис становилась его слабостью. Отвлекающим фактором. Чем-то, по чему он бешено тоскует, проведя слишком много времени без ее острого ума и сверкающих глаз.

Тем, что он должен немедленно вычеркнуть из своей жизни, чтобы не быть поглощенным ею. Но она нужна ему. Она и ее магия.

Киран на секунду застыл, отдавшись приливу чувств. Небеса, как же он хочет ее. Как будто никогда в жизни не хотел никакой другой женщины. Она волнует, она загадочна. То, что она сделала для этих детей, вдохновило бы и святых. И тем укротителям она противостояла с невероятной отвагой. Она сильна и яростна, но мягкосердечна. Она совершенно уникальна. Ему надо быть осторожным, иначе она станет его навязчивой идеей.

Он стиснул зубы, заставляя себя отвлечься от мыслей о ней и переключиться на мальчика. Да, внутри подростка затаилась грубая и мощная сила, пульсирующая от желания вырваться на свободу. Сейчас это, наверное, четвертый уровень, но в процессе полового созревания происходят гигантские скачки. Парень легко перешел бы на пятую ступень, став таким, каким был его отец.

– Он должен был умереть, – сказал Киран. – Как ей удалось сохранить ему жизнь?

– Думаю, это обоюдное достижение. Она и ее девушка-подопечная борются за его жизнь столь же упорно, как он борется с болью и страхом навредить им, даже в смерти.

Чувство вины, острое и горячее, поднялось в Киране, вновь принеся воспоминания о тех больных детях в больнице Голуэя. Об их борьбе, об их стараниях продолжать жить, хотя тела их и разъедал рак. О том, как он наблюдал за ними, день за днем, и ничего не делал. Почти до конца, когда половины из них уже не стало.

– Пусть проверят и его. Посмотрим, можно ли его вылечить, – велел Киран, садясь в машину.

Зорн, кивнув, удалился.

Киран захлопнул дверцу, но машину заводить не стал. Вина все еще терзала его.

Потому что он знал, что делает это не только ради ребенка.

Если он поможет мальчику, то подцепит женщину. В том, что касается манипулирования ситуацией, у Полубогов своя лига, и он в ней – лучший. Если не из лучших, то из большинства.

Конечно, Алексис не похожа на женщину, которая позволила бы незнакомцу управлять своим будущим.

Непрошеная улыбка тронула его губы. Он с нетерпением ждал фейерверка.

Глава 24

Алексис

– Почта, – крикнула Дейзи.

Что-то глухо шлепнулось, и я поняла, что она бросила конверты на кухонный стол.

Оторвавшись от ноутбука, я потянулась, массируя костяшками пальцев затекшую спину. Целый день я сидела, согнувшись, изучая вопрос, касающийся шелки, неспособной вернуть свою шкуру после смерти. Ненавижу не знать чего-либо, и какая-то часть меня даже сочувствовала матери незнакомца. Застрять в мире живых – это, наверное, все равно что оказаться в чистилище. Дерьмовое тут существование.

Однако информации было не так уж много. Очевидно (и это общеизвестно), если владелец шкуры испытывал хоть какое-то уважение к шелки, он или она возвращали вышеупомянутую шкуру шелки, лежащему на смертном одре, чтобы она или он могли после кончины скользнуть в вечные воды. Вообще-то во многих местах это даже регулировалось законом.

В случае неудачи владелец шкуры сжигал ее, чтобы шелки мог легко отыскать свою кожу по ту сторону. В случае неудачи – потому что, если уж смотреть правде в глаза, только подлец способен лишить свободы другое существо ради собственной выгоды, а подлецу плевать на мораль, после смерти или при жизни – так вот, считалось, что шелки-дух способен призвать свою кожу-дух, таким образом заставив ее исчезнуть.

Что ж, мать незнакомца определенно призывала кожу – и безрезультатно.

И какого черта?

– Ты…

Я аж подпрыгнула от внезапного звука: это Дейзи просунула голову в мою комнату.

– Ого. Нервишки шалят? – Она ухмыльнулась. – Ты слышала? Почта.

– Да. Спасибо за срочные новости. Мне просто на месте не сиделось в ожидании. Теперь я могу отдохнуть. Наконец-то.

– Э, – она возвела глаза к потолку и исчезла. – Бумага-то на вид официальная.

– Счет? – окликнула я ее.

– Дом не такой уж большой, ребята, – пробурчал Мордекай из соседней спальни. – Не стоит так орать.

– Возвращайся к своим деревьям, Древобород, – крикнула Дейзи. – И я не знаю, счет ли это. Из магического комитета чего-то там.

Нахмурившись, я закрыла ноутбук, крякнув, поднялась с кровати и направилась в комнату Мордекая. Там я протянула ему компьютер:

– Я закончила.

Он оторвался от книги:

– Что-нибудь выяснила?

– Ничего полезного.

– А от того парня что-нибудь слышно?

Я прислонилась к дверному косяку, вспоминая, что было две ночи назад. После того, как незнакомец исчез в толпе, мы с детьми прибрались, как сумели, и перетащили наши пожитки в машину, то и дело повторяя зевакам, что мы закрыты. Один из мужчин, сдерживавших толпу, стоял возле моей «Хонды», здоровенный и равнодушный, но взгляд его заставлял всех и каждого обходить машину стороной.

Впрочем, он, кажется, немного опоздал, потому что на правом боку красовалась новая, оставленная ключом царапина – присоединившаяся к своим более старым товаркам.

– Нет, – сказала я, – но прошла всего пара дней.

– Вчера был первый день, когда он не преследовал тебя – с тех пор, как вы двое встретились, – мрачно заметил Мордекай. Он не слишком хорошо воспринимал всю эту ситуацию. Не знаю, проявлялись ли то черты оборотня – или просто здравый смысл. – Что-то затевается.

Я пожала плечами.

– Я сказала ему, что ничем не могу помочь, позволив увидеть всю свою жизнь во всем ее убогом великолепии. Ну и он, наверное, осознал, что собирался поставить не на ту лошадь.

Пару секунд Мордекай изучал меня, потом снова уткнулся в книгу:

– Я же вижу, что ты сама в это не веришь.

Что ж, он был прав. Я не верила. Но поделать-то ничего не могла.

– А чем ты сегодня занималась, Дейзи? – спросила я, входя в гостиную.

Она торопливо схватила с журнального столика сильно потрепанный учебник.

– Беседовала с папашей Денни, позволила Денни угостить меня ленчем и почитала с ним книжку в парке. В целом прекрасный денек.

Я остановилась по пути в кухню, потому что пришла пора «включить» родителя, хотя мне этого и не слишком хотелось:

– Я думала, мы уже говорили насчет того, чтобы проводить время с Денни и устраиваться на работу к его отцу.

– Говорили, – она открыла книгу. – Но мы также обсудили то, что сказал призрак того гангстера. Я знаю, что нам не следует отправлять письма из дома, так что прихватила конверт из офиса папочки Денни. А ему я сказала, что эта работа не для меня. Все в порядке.