Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди. Страница 55
Лола улыбается мне:
— Понимаю. У тебя просто такой год в жизни, что ты — как магнит. Милая, ты все к себе притягиваешь. Ситуации, любовников, жизнь — все это устремляется к тебе! У меня есть теория, что у каждого бывают такие годы. Все пройдет, не тревожься.
— А это не опасно? Потому что по ощущениям просто ужас-ужас.
— Ну, если все ограничится одним годом, тогда не опасно. Тебе сейчас сколько лет?
— Двадцать девять.
— Идеально! Знаешь что? С тобой все будет в порядке. Все войдет в нормальное русло, поверь, — говорит она. — И, к твоему сведению, я думаю. Бликс все это одобряет.
Я пристально смотрю на нее, помешивая в кофе сахар и сливки.
— Ну а я могу спросить о мужчине, который за вами заезжает? У него еще машина с номерами Нью-Джерси. Это и есть та любовь, о которой вы хотели со мной поговорить?
Она зыркает на меня и произносит:
— Вообще-то, да. Но вначале я должна тебе сказать, что мне даже близко нельзя в него влюбляться. Никогда и ни за что.
— Нет?
— Марни, он же был лучшим другом моего мужа.
— И?
— Ты не понимаешь, что в этом плохого? — Она поджимает губы. — А я вот не понимаю вас, сводней. У тебя вообще есть моральные принципы?
— Конечно нет. И я не понимаю, что вас смущает…
— Хорошо, я все тебе объясню. Бликс послала его ко мне. В этом-то она призналась. Делала все эти ее маленькие трюки и всякие вибрации во вселенную направляла. Неважно. Она сказала, что будет работать над тем, чтобы найти мне любимого, хоть я и говорила, что не нужно. А потом проходит время, и однажды ни с того ни с сего мне вдруг звонит Уильям Салливан. Уильям Салливан, лучший друг моего мужа! И хочет повидаться. После стольких лет. Вспомнить былое, ну, ты понимаешь. Он и понятия не имеет, что стал жертвой каких-то там вибраций! Просто берет и появляется.
Я без выражения смотрю на нее.
— И?..
— И, Марни, ничего из этого не выйдет, потому что я не могу крутить романы с Уильямом! Они с моим мужем были как братья! Мы на семейные пикники ездили я, Уолтер и Уильям с женой и детьми!
— Так у него есть жена?
— Была. Он вдовец. Ее звали Патрисия. Ужасно милая женщина. И я не собираюсь целоваться с ее мужем.
— А он хочет целоваться? Может, он тоже просто хочет дружить.
— Ох, не знаю я. Иной раз мы сидим в машине, и в какой-то момент я чувствую, как его рука ползет по спинке сиденья — ужасно недвусмысленно.
— Погодите. Ползет? — Вся эта история завораживает меня, а еще я заинтригована тем, как оживилось лицо Лолы, которая становится все розовее и розовее, а потом, отвлекая меня от повествования, за ее головой возникают состоящие из искр спирали.
— Ты знаешь, как это бывает, — говорит она. — Когда мужчина обвивает рукой спинку сиденья, и вроде бы все очень невинно, но при этом ясно, что ему хочется обнять этой рукой тебя. Чтобы завлечь! А лицо у него такое вроде бы застенчивое, но хитрое. Это ужасно. Просто ужасно. Мне за него даже неловко делается.
Я прыскаю от смеха.
— Лола, вы серьезно? Обвивается? И ползет? Вы себя слышите? Мне кажется, что вам просто приятно побеседовать с кем-то из прошлой жизни. Он не опасен. Он давно вас знает. И вы ему нравитесь. — Она пристально смотрит на меня, поэтому я добавляю: — Но если вы его не хотите, почему мы так долго о нем разговариваем?
— Потому что я видела, как ты посмотрела на меня в тот день, когда он за мной заезжал, и знаю, что вы с Бликс два сапога пара, и хочу, чтобы ты прекратила придумывать все эти глупости про меня и Уильяма. Просто прекратила. Бликс думает, что все должны быть как она с Хаунди. Потерял партнера — ищи другого. Как будто любого можно заменить.
— Ну-у… — говорю я.
Она смотрит на меня.
— Я была счастлива в браке сорок два года, и эта глава моей жизни завершена. И вообще, зачем мне теперь это нужно? Утруждать себя еще и этим? У меня есть телепрограммы, дамский бридж-клуб, соседи заходят, в церкви с людьми общаюсь… и что, вдобавок еще и попытать счастья с каким-то новым мужчиной? Сейчас у меня в жизни все именно так, как мне нравится. Я говорила Бликс, что никаких мужиков мне не надо. У них всегда есть свое мнение, на которое придется обращать внимание.
— Та-а-ак… и это, судя по всему, Бликс не слишком нравилось?
Лола грозит мне пальцем, и вокруг нее взрываются снопы искр.
— Позволь мне рассказать тебе кое-что про Бликс. Она — искательница приключений! Я уверена, она до сих пор думает, будто однажды она, Хаунди, и этот Уильям Салливан, и я станем все вместе резвиться в загробном мире, — чего не будет, потому что когда я попаду на тот свет, то буду попивать чаек с Уолтером, и мне не придется объясняться с ним насчет того, что я по случаю второй раз выскочила замуж за его старого друга.
На мгновение у меня в голове возникает ошеломляющее видение загробной жизни, в которой все мы слоняемся меж маленьких столиков бистро, за которыми сидят наши старые друзья и любовники, подмечая, с кем мы разговариваем дольше, чем с ними. Совсем как в восьмом классе.
— Не может быть такого загробного мира! — говорю я. — А если даже и может, вы что, действительно думаете, будто Уолтер и Уильям Салливан не дорастут до того, чтобы на том свете сидеть за одним столиком друг с другом и с вами? И со всеми остальными, кого они когда-либо любили? Я думаю, для того и посмертие — чтобы там мы наконец-то поняли все про эти любовные заморочки, в которых так тут путаемся. А там будет просто великолепно, когда все Уолтеры, Уильямы, Лолы, Бликсы и Хаунди соберутся вместе!
Я смотрю на Лолу: все краски покидают ее лицо, и она тихим, перепуганным голосом говорит:
— Марни… О нет! Я не могу дышать, и сердце…
И потом она падает, почти как в замедленной съемке.
Едва посмотрев на Лолу, Патрик сразу говорит, что ей надо в больницу. К тому времени как он приходит ко мне наверх, Лола, конечно, уже очнулась и даже спорит с нами. Она хочет пойти домой и лечь в постель.
Но Патрик не соглашается. Он говорит, что она должна поехать в больницу. Чтобы там выяснили, что с ней такое.
— А что это может быть? — дрожащим голосом спрашивает Лола. Она выглядит ужасно перепуганной, напоминая ребенка, который переоделся в бабушкину одежду, возможно, для роли в спектакле или просто чтобы поиграть.
— Ну, — говорит Патрик, — может, вообще ничего страшного, или вы слишком много кофе выпили, или что-то… что-то, требующее врачебной помощи. — Он уже набирает девять-один-один. Наши глаза встречаются, и Патрик улыбается мне. Лола тихонько постанывает. — Марни, вы как, сможете поехать с ней в больницу?
— Конечно, — отзываюсь я.
Мне понятно, что Патрик поехать не может. Для него оказаться в медучреждении среди незнакомых людей было бы катастрофой. Одними губами он произносит слово «спасибо», а потом начинает разговор с диспетчером.
Пока он висит на телефоне, Лола дает мне конкретные указания насчет того, что ей понадобится, и я отправляюсь в соседний дом за книгой в мягкой обложке и теплой кофточкой, которые лежат у нее в спальне. Никакой другой одежды я не беру, потому что Лола в больнице не останется — в этом она уверена.
Мне нравится, как темно и прохладно у нее в доме, где полно стариковской мягкой мебели, совсем как у дедушки с бабушкой. Тут как в пещере, потому что все занавески задернуты. Все поверхности заставлены фотографиями, изображающими ее, Уолтера и их двух сыновей, и на стенах тоже висят фотоснимки — Лола с пушистыми рыжими волосами, подстриженными лесенкой и похожими на лепестки цветка; Уолтер — стройный симпатичный мужчина со смеющимися глазами; их сыновья — обычные мальчишки, которые могли бы принадлежать к любой эпохе: стриженные ежиком, веснушчатые, одетые в полосатые футболки — улыбаются в камеру, превращаясь потом в симпатичных подростков, а там и в женихов на свадьбах, и вот уже на снимках они со своими семьями. И где-то далеко.