Стратагемы заговорщика (СИ) - Щербинин Тимофей. Страница 40

Переулок должен был вывести Тукуура на улицу Фонарщиков, которая связывала кварталы служителей с ремесленной слободой возле Птичьего Базара. Оттуда можно было быстро пройти к башне наставника Стражей и войти в Верхний город со стороны улицы Землемеров. Хотя "быстро" — не слишком подходящее слово. Осторожность вынуждала шамана сделать большой крюк через средний город, пройдя через весь Бириистэн с севера на юг. Его утешало только то, что солдаты Максара тоже пойдут в обход, чтобы не столкнуться в Верхнем городе с храмовой стражей.

Оставив тележку у чьей-то старой лачуги, Тукуур зашагал по переулку на юго-восток. Подгоняемый тревогой за родителей, знаток церемоний перешёл на бег, но внезапная боль в ушибленном колене заставила его сбавить темп. Когда шаман дохромал до улицы Фонарщиков, знакомое покалывание в плечах заставило его поднять голову. Болотный огонь парил над ним, слабо светясь грязно-белым, как луч солнца, пробивающийся сквозь облака. Облегчённо вздохнув, знаток церемоний как мог ускорил шаг.

Город понемногу приходил в себя после внезапного восстания. Люди чинили поломанные изгороди, разбирали на дрова спешно наваленные баррикады. Соседи помогали друг другу. В одном месте вокруг обгоревшего дома собралась целая толпа с рычагами и молотками. На плетнях вокруг сушилась уцелевшая одежда и бельё. На Тукуура никто не обращал внимания: в своём пыльном халате он был ещё одной жертвой стихии, пожухлым листком тростника в бурлящем потоке перемен.

Светило коснулось вершины алтарного холма когда знаток церемоний добрался до обугленного остова башни Ордена. Почерневшие балки обломанными клыками грозили небу, брусчатка вокруг была усеяна битой черепицей и расколотыми саманными кирпичами. Ворота заставы на улице Землемеров до сих пор были перегорожены баррикадой, за которой виднелись алые лакированные шляпы орденских факельщиков. Решив не рисковать, Тукуур углубился в ремесленные кварталы и через некоторое время нашёл место, где местные жители уже растащили баррикаду, обнажив пролом в глинобитной стене. Стражи поблизости не было видно, и шаман нырнул в дыру.

Хотя улицы по ту сторону стены уже были вымощены красивой разноцветной галькой, дощатые заборы и бедные дома с чёрной черепицей говорили о том, что знаток церемоний попал в окрестности Кошачьего проулка — самую бедную часть Верхнего города, где ютились младшие чиновники со своими семьями. На самом краю этого квартала, выходя воротами на более респектабельную улицу Землемеров, стоял дом его отца, окружённый высокой живой изгородью.

Смутное ощущение или воспоминание об опасности заставило Тукуура найти старый полузаросший лаз, которым он нередко пользовался в детстве. Едва не расцарапав лицо острыми ветками, знаток церемоний протиснулся на задний двор. Невесть как забредшие сюда цыплята с писком бросились из-под ног, а большая пёстрая курица угрожающе заскрипела на него, растопырив крылья. Несмотря на этот шум, ни Джалур, ни его жена не выглянули из своего домика. Страх и тревога с новой силой вспыхнули в груди шамана. Стараясь больше не шуметь, он прокрался вдоль стены дома к террасе. Из гостиной доносились приглушённые голоса, но Тукуур не мог разобрать слов. Решившись, он оторвал накладную бороду, поднялся на террасу и зашёл в дом. Его родители сидели за столом, Джалур разливал в пиалы чай. Увидев Тукуура, старый слуга уронил чайник и сложил пальцы в жесте изгнания. Лицо отца стало горько-отрешённым, во взгляде матери смешались страх и надежда.

— Мне сказали, что ты убил нашего отца и правителя, — строго произнёс Айсин Алдар, не давая сыну вымолвить ни слова. — Это правда?

Вопрос застал Тукуура врасплох. Он застыл с приоткрытым ртом, глядя на отца. Болотный огонь вылетел из-за его плеча и замерцал фиолетовым. Старый слуга в ужасе прижался к стене. Знаток церемоний закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Не вся правда, отец. Скажи, Токта был суеверным человеком?

Алдар нахмурился.

— Он был правителем области, назначенным волей Смотрящего-в-ночь. Что значит твой дерзкий вопрос?

— Наш законоучитель обвинил Улагай Дамдина, посланника Прозорливого, в попытке навести на него порчу. Тогда младший плавильщик Кумац встал и зарезал прорицателя как свинью, а всё из-за того, что свечи на столе правителя загорелись зелёным.

— И ты решил мстить за человека, который схватил тебя и околдовал? — тихо спросила мать. — Ты помнишь, как он угрожал мне?

Знаток церемоний болезненно сощурился. "Взываю к вашим сыновним чувствам…" — вновь услышал он. Значит, всё-таки не было баррикад и контузии. Был плен и незримые вериги, лишившие Тукуура части памяти. Но сейчас это не имело значения.

— Токта попытался проткнуть меня серебряным ножом как какую-то нечисть, — горько ответил он. — Но эта сфера убила его молнией. Вот как было. Но прошу вас, оставим вопросы на потом. Скоро здесь будут солдаты Максара, чтобы отвести вас в крепость! Нам нужно уйти раньше…

— Как мы можем тебе верить? — прервал его отец. — Когда над тобой горит болотный огонь?

Горькая обида сдавила горло Тукуура железной рукой, в глазах защипало, он он сдержал слёзы.

— Если человек не может верить своим родным, — сдавленно произнёс он, — То кому ему верить?

— Своим клятвам, — раздался вдруг из-за ширмы голос Холома. — И воле Дракона.

Страж вышел из-за ширмы, сжимая в руке боевой веер. Под его глазами залегли чёрные тени, голова была перевязана алым платком. На чёрном орденском кафтане был вышит жёлтый контур маяка Прибрежной Цитадели — знак свеченосца.

— С повышением, дружище, — криво усмехнулся ему Тукуур. — Твой визит — честь для этого дома, и всё такое. Хотя честно говоря, меня здорово печалит, что из нашей гостиной сделали зал присутствия.

— Таков путь соратника Прозорливого, — развёл руками Холом. — Тебе ли не знать.

— Что теперь? — скривился знаток церемоний. — Будешь взывать к моим сыновним чувствам как Дамдин?

Страж покачал головой.

— Я ждал от тебя совсем других оправданий. Честно говоря, я вообще не думал тебя здесь увидеть. Отец решил, что вы с Максаром засядете в крепости, подняв знамя посланника, и будете звать армейские подкрепления, чтобы захватить город.

— Думаю, Максар так и хотел, — проворчал Тукуур. — Он назвал меня "своим знаменем" и запретил выходить за ворота. Но воодушевлять заговорщиков не входило в мои планы.

— Значит, ты обвиняешь Максара, — заинтересованно склонил голову Холом. — Почему?

— Он замял дело со сколопендрой и довольно прозрачно посоветовал мне в него не соваться.

— О чём, во имя Дракона, вы говорите? — прервал их Айсин Алдар.

— Мы расскажем, — пообещал Тукуур. — Но нужно уходить!

Холом недовольно кивнул.

— Да, наверное, расскажем, — процедил он. — И да, пора уходить. Только куда?

— В порт, — уверенно сказал знаток церемоний. — Укроемся на "Огненном буйволе"!

— Слишком далеко, — возразил Холом. — А пристани в руках армейских. Спрячемся в подвале сгоревшей башни и подождём. К вечеру отец со стражниками осадит старую крепость, и можно будет уйти в Святилище. А через два-три дня здесь будут мои боевые братья с острова Гэрэл.

— Храмовой страже я тоже не доверяю, — возразил Тукуур.

— Мы все можем укрыться у моего зятя, — внезапно сказал старый Джалур. — Он живёт недалеко, в конце Свиного переулка. Там, конечно, тесно и, наверное, грязно…

— Для меня будет честью посетить твою семью, — твёрдо заверил его Алдар. — Но мы не хотели бы принести с собой беду.

— Беда приходит ко всей семье, — покачал головой слуга. — И тот, кто делает вид, будто это не так, никогда не достигнет Верхнего Мира.

— Веди, — коротко бросил Холом и, обратившись к Тукууру, добавил: — А ты спрячь свой светильник хотя бы под полу халата.

В глинобитной хижине семьи Джалура даже днём царил полумрак. Единственное окошко было затянуто мутной плёнкой буйвольего пузыря, в углу комнаты потрескивала небольшая жаровня. На улице снова зарядил дождь, его крупные капли глухо били по крытой тростником крыше. Дочь Джалура Заяна, круглолицая смуглая женщина с изъеденными мыльным порошком руками, приготовила для гостей травяной чай с овечьим жиром и ушла в заднюю комнату. Её муж Унэгжаб со старшим сыном мок на крыше сарая, высматривая, не идут ли к дому солдаты или добдобы. Родители Тукуура пытались его отговорить, но зять Джалура не пожелал ничего слышать.