Стратагемы заговорщика (СИ) - Щербинин Тимофей. Страница 47
— Больше угля! — прокричал он, спрыгивая вниз. — Полный вперёд, разрази вас Дракон!
"Огненный буйвол" ожесточённо взбивал поверхность воды своими колёсами, но скорость была явно недостаточной. Чудище приближалось, за его панцирем тянулся шлейф из пенных бурунов. Тукуур почувствовал ритм мыслей черепахи, тревожный и целеустремлённый, как дробь армейского барабана. Он порождал в уме знатока церемоний смутное ощущение, что от него ждут ответа или действия, но разум Великой Черепахи был слишком чуждым, чтобы что-то понять. Зато шар Дамдина понял и ответил, его бессвязное бормотание сменилось стремительным речитативом вопросов и ответов, суть которых шаман не успел бы уловить даже если бы знал древний язык. Болотный огонь ужасно торопился, и причина его спешки стала ясна, когда старший брат выскочил из рубки, сжимая в руках окованный металлом ящик. Прорычав какое-то проклятие, он швырнул коробку прямо под лопасти гребного колеса. Раздался треск, мелькнула короткая вспышка, и песнь светильника оборвалась, но это только разозлило черепаху. Древнее чудовище рванулось вперёд с невероятной быстротой, вода вокруг него словно вскипела от пены. Волна, которую чудище гнало перед собой, подбросила паровой буксир в воздух, а затем гигантский панцирь с оглушительным треском врезался в борт судёнышка, раздробив одно из гребных колёс. Удар сбил Тукуура с ног, он неловко взмахнул скованными руками и с испуганным вскриком вылетел за борт, прямо на панцирь чудовища.
Столкновение с осклизлым панцирем едва не выбило дух из знатока церемоний. Из последних сил он попытался ухватиться за длинные космы водорослей, но те легко порвались. Шаман заскользил назад и вниз, раздирая кожу об острые панцири морских желудей. Страх смерти холодной иглой пронзил его сердце, но тут стальные цепи оков вдруг натянулись, как будто кто-то схватил их невидимой рукой. Тукуур повис на покатом боку черепахи, не в силах пошевелиться. Кандалы словно приросли к панцирю, мелкие волны то и дело захлёстывали шамана, мешая дышать, но сквозь металл, кожу и кость он чувствовал речь Черепахи, и в ней снова была та холодная уверенность и обещание безопасности, которыми чудище отозвалось на отчаянный призыв с острова Гэрэл. Оставив обездвиженный буксир позади, Великая Черепаха ускорила ход, устремившись к древнему маяку.
Впереди всё отчётливей виднелись очертания острова Гэрэл — источенной морем гранитной скалы, увенчанной причудливой крепостной стеной. Прибрежная Цитадель походила на игрушечный замок, какие лепят дети на берегу моря, набирая пригоршни мокрого песка и позволяя ему стекать между пальцами, чтобы из песочных капель формировались похожие на оплывшие огарки свечей башни. Но какая невиданная мощь нужна была, чтобы расплавить монолитный гранит и вылепить из него текучие линии стен и затейливые башенки-кораллы! Стены карабкались по склонам, ярус над ярусом, а на самом верху словно рог нарвала вздымалась в небо витая громада Маяка — одного из немногих сохранившихся чудес ушедшего мира. Гладкие стены, зеленовато-серые внизу, примерно на половине высоты становились аквамариновыми, а на самом верху — кристально чистыми как лучшее толонское стекло. В толще этой прозрачной части без всякой видимой причины разгорался и гас ярко-синий огонь.
Два отрога скалы словно крылья наседки отгораживали от буйства океана укромную бухту, в которой обычно помещался флот "Медовой Лозы". Сейчас многочисленные причалы и пирсы были пусты, и только обугленный остов океанской джонки торчал из воды недалеко от берега. Чайки с пронзительными воплями вились над обломками мачт.
Берег приближался, и черепаха, наконец, начала сбавлять скорость. Пена забурлила там, где должна была быть её голова. Панцирь несколько раз вздрогнул, едва не выкрутив Тукууру руки из суставов. Проскрежетав по невидимым скалам, чудище подпрыгнуло и с гулким ударом вылезло на каменистый пляж. В тот же миг неведомая сила, державшая оковы шамана, иссякла, и Тукуур соскользнул с покатого панциря в мутную воду. Оковы тут же потянули его на дно. Больно ударившись о подводные камни, он всё же сумел оттолкнуться от них и встать. Вода здесь доходила ему до груди. Фыркая и отплёвываясь, шаман кое-как выбрался на берег и уставился на "черепаху".
Перед ним было что-то вроде живого корабля. Вытянутый округлый корпус и впрямь походил на черепаший панцирь, но из-под брюха виднелись не ласты, а заострённые плавники вроде акульих. Головы и вовсе не было, вместо неё в переднюю часть корпуса был вплавлен большой полупрозрачный шар вроде увеличенного во много раз болотного огня. Внутри стеклянистой массы слабо пульсировали голубоватым светом тонкие прожилки, похожие на кровеносные сосуды из медицинского атласа. Чувствуя их неровный ритм, Тукуур понял, что древний дух, управлявший могучим кораблём, умирает. Слишком стар он был, слишком долго пробыл на дне, погребённый под слоем ила. Верный долгу, он совершил этот рывок, чтобы спасти ту, что звала на помощь из древних стен маяка, но сил хватило лишь на то, чтобы бесполезной грудой кости и стали выброситься на каменистый берег.
— Да откроются тебе врата Верхнего Мира, неведомый друг, — прошептал шаман, прикоснувшись к поверхности шара.
Свет мигнул ещё несколько раз и погас. Отвернувшись, Тукуур побрёл к портовым постройкам. Цепи то и дело цеплялись о камни, промокшая одежда липла к телу. Странная эйфория отступила как волна, оставив на песке души шамана страх, голод и холод. Сырой ветер, почти незаметный для бывалого моряка, пронизывал его насквозь. Желудок сводило, саднили запястья и лодыжки, натёртые оковами. Он стоял один на пороге оплота врага, в цепях, без оружия и малейшего подобия плана. Единственное, что он хорошо понимал, так это то, что появление черепахи поставило в его отношениях с Орденом жирную точку. Дух древнего корабля откликнулся на призыв шамана, и не важно, что он лишь эхом повторил крик о помощи, прилетевший издалека. Для стражей он теперь — опасный колдун, способный пробуждать боевых чудовищ прошлого. Человек, чьё имя следует как можно скорее стереть со страниц книги судеб. Не вывались Тукуур за борт во время столкновения, он уже пожалел бы, что родился на свет. "Было бы хорошо", — подумал он, — "если бы экипаж "Буйвола" унес мою новую тайну на дно океана". Тукуур покачал головой. Как быстро он дошёл до таких мыслей! И дойдёт до худших, если не успеет убраться с острова до того… Шаман оборвал свою мысль. Что он здесь ищет и на что надеется? Первый попавшийся охранник "Медовой лозы" отправит его в темницу как беглого каторжника! Но, всё же, Дракон послал ему Великую Черепаху, как некогда самому Смотрящему-в-ночь. Пусть древнее чудище оказалось не тем, чем считали его сказители, а путешествие Тукуура выглядело совсем не героически, случилось несомненное, осязаемое чудо. "Ты растерян, но я направлю тебя", — вновь вспомнил шаман обещание Последнего Судьи и, расправив плечи, смело шагнул навстречу неизвестности.
Цепи тут же натянулись, и знаток церемоний упал на мелкую гальку. Что-то гладкое и холодное выскользнуло из складок его рваного халата и больно впилось в шею. Резко откатившись, Тукуур не поверил своим глазам. Перед ним лежал нефритовый оберег Прозорливого. Слегка поцарапанный, с отколотым углом, но от того не менее действенный. Ещё одно чудо: после всех прыжков и падений знак власти должен был лежать на дне морском, а не в кармане шамана. Улан Баир и мастера Ордена рассчитывали, что нефритовая пластина откроет двери в покои Смотрящего-в-ночь для их марионетки, но теперь Тукуур мог использовать это оружие против них. Подняв оберег, знаток церемоний гораздо бодрее заковылял к лодочным сараям, придумывая на ходу правдоподобную легенду.
Подойдя к одному из домиков, шаман настойчиво постучал в дверь. Никто не отозвался. Тукуур заколотил сильнее, но ответом, как и прежде была тишина.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — крикнул он.
Несколько морских птиц сорвалось с крыш с пронзительными воплями, где-то визгливо закряхтели встревоженные цесарки, но люди не отзывались. Ни голоса, ни кашля, ни хруста гальки под ногами. Тревога снова всколыхнулась в сердце, на время изгнав усталость и голод. Прижавшись к стене дома, Тукуур внимательно осмотрелся. Большую часть посёлка занимали склады и казармы — длинные бревенчатые здания с крепкими стенами. Чуть поодаль к скалам лепились хижины, где жили семьи грузчиков и смотрителей. Нигде не видно было ни огонька, ни дыма, ни движения. Угольные жаровни бедняков, оставленные без присмотра, обычно остывали часа за три-четыре. Даже если флот Ордена забрал с собой рабочих чтобы восстановить гавань Бириистэна, их жёны и дети должны были остаться здесь. Что могло вынудить их покинуть дома?