Стратагемы заговорщика (СИ) - Щербинин Тимофей. Страница 77

У скорости была и обратная сторона. Пить и есть приходилось очень экономно, чтобы не слишком часто делать остановки, а холодный дождь хлестал прямо в лицо. Но стремительный темп позволил отряду Холома прибыть в Могойтин немногим позже солдат гарнизона. Когда стражи причалили к берегу, бой уже закончился, и ливень смывал с улиц кровь и пепел, гоня красно-чёрные потоки с вершины храмового холма к речным пристаням.

— Вы опоздали, — хмуро бросил им офицер "Стальных Крокодилов", рослый детина в перепачканном сажей жёлто-зелёном кафтане с пришитыми к плечам перьями сотенного командира.

— К победе или к поражению? — небрежно отозвался брат Ринчен.

На лице военного было написано всё, что он думает об орденских шутниках, но он ответил достаточно вежливо.

— Пожалуй, ни к тому, ни к другому. Мы успели ухватить врага за хвост, но он сбросил его, как ящерица. Основные силы ушли на тот берег, а в лесу нам с проклятыми островитянами не тягаться. Но до полусотни мятежников удалось запереть в городе, и к вечеру их головы украсят городскую стену. Надеюсь, это охладит пыл тех, кто захочет повторить их "подвиг".

— Вам удалось выведать их следующую цель? — спросил Холом.

Сотник мрачно покачал головой.

— У них умный главарь. Рядовым оборванцам ничего не сообщает. Некоторые клялись, будто он хочет осадить Баянгол, но такая крепость мятежникам не по зубам. Их осталось около двух с половиной сотен, а в священном городе даже в обычное время стояли две сотни Совиных Масок, и это не считая городской стражи и ополчения. Теперь ещё добавилась сотня Снежных Барсов и три десятка Сокольничих. Этого вполне хватит, чтобы держать укрепления против втрое большего количества оборванцев.

— Не стоит недооценивать этих мятежников, — покачал головой страж. — Они весьма неплохо обучены и умеют пользоваться огнеплюями. На острове Гэрэл мы имели несчастье в этом убедиться.

— В любом случае, для штурма крупного города нужна артиллерия и прочие осадные механизмы, которых у них нет. Я больше боюсь, что они примутся грабить мелкие посёлки по обе стороны реки, и нам придётся распылять силы… Впрочем, какое вам дело до наших проблем?

Всё же, несмотря на плохо скрываемую неприязнь военных к братьям Ордена, комендант Речных Врат по просьбе Холома отправил в Баянгол птицу с предупреждением, и даже дал ему в сопровождение четверых солдат под началом неразговорчивого оружейника по имени Бугуш.

— Он сам улюнский, будет вам проводником, — проворчал комендант, недовольно поглядывая на реквизированную Холомом лодку.

В Речных Вратах стражам пришлось отпустить хамелеона-возничего с его байдаркой и остаток пути проделать по старинке — на вёслах и под парусом, когда позволял ветер. Путь до Улюна занял шесть дней и прошёл без приключений, но юный страж всю дорогу ощущал смутное беспокойство.

Сам посёлок Холому не понравился. Он был тихим и аккуратным, но в то же время ветхим и запущенным. Рядом с белёными хижинами разрастались дичающие сады, стремясь воссоединиться с подбирающимися к околице Улюна джунглями. У крылечек грелись на солнце старики, по грязным улочкам носились стайки их внуков, но среднего поколения — ровесников Холома и людей на десять-пятнадцать лет старше его — видно не было. Некому было чинить ветшающие крыши, обновлять резьбу на колоннах Святилища, подрезать деревья и отвоёвывать землю у джунглей. Мануфактуры Толона и Баянгола вытянули из посёлка самых крепких и способных так же, как паук высасывает жизненные соки из мухи, оставляя лишь высохшую оболочку. Только гостиница выделялась на этом фоне яркими ставнями и дорогой черепицей. Купеческим караванам из Бириистэна и Нарына нужно было где-то отдыхать по пути в торговое сердце Удела Духов. Холом был уверен, что только их деньги и удерживают посёлок в мире живых.

Возможно, для местных жизнь Улюна выглядела совершенно иначе, но прошлый наставник этого места исчез тем же пугающим образом, что и мастер-книгохранитель Прибрежной Цитадели, и это окрашивало суждения Холома в мрачные тона. Обшарпанное Святилище и глухая враждебность временного начальника храмовой стражи не улучшили этого впечатления.

— Не знаю, кто Вам наплёл эти небылицы, нохор, — раздражённо ответил командир добдобов на вопрос об обстоятельствах смерти наставника. — Да, под конец жизни многомудрый Очир стал несколько рассеянным. В конце концов, он пошёл в лес собирать травы и не вернулся. Ни тела, ни одежды его не нашли, так что о каких-то там серебряных брызгах и говорить нечего. Многомудрый Манас мог бы Вам это подтвердить, но законоучитель священного города призвал его для участия в Соборе. Если Вы, всё же, настаиваете на каких-то мистических тайнах, возможно, Вам стоит тоже отправиться туда. Несомненно, среди великих богословов найдётся кто-то, кто не пожалеет для Ордена своего учёного времени!

— Я заметил, что в штате Вашего весьма небольшого Святилища есть хранитель священного сада, — зашёл страж с другой стороны. — Почему же, в таком случае, многомудрый Очир сам собирал травы?

— Кто ему запретит? — пожал плечами стражник. — Любил это дело, вот и собирал. И нам запрещал за ним увязываться. Портим, говорил, всю красоту своим шумом и топаньем.

— Непростительное легкомыслие, — проворчал Холом.

— Моё дело — блюсти порядок и выполнять приказы, нохор! — недовольно отозвался начальник добдобов.

— Допустим, — процедил страж, порядком утомлённый грубостью стражника. — Сколько человек многомудрый Манас забрал с собой в Баянгол?

— Только двоих, нохор. Ему повезло: из Речных Врат как раз поднималась барка, полная Снежных Барсов. Лучшей охраны не придумаешь.

— Почему, в таком случае, вас здесь только четверо?

По спискам стражников должно было быть десять. В Баянгол с наставником уплыл постоянный начальник стражи и его деньщик. Значит, из оставшихся недоставало ровно половины, и среди недостающих был человек по имени Аюка — давний осведомитель Ордена, который и отправил злополучное донесение о необычной смерти наставника Очира. Но спрашивать про Аюку прямо значило выдать своего агента.

— Четверых я послал охотиться на лесного кота, — неохотно ответил стражник. — Повадился, скотина, на околицах промышлять. У двух человек птицу передушил, а у третьего — ещё и ребёнка задрал, который пытался его из курятника выгнать. Хитрый гад и крупный. Думаю, бойцы не раньше послезавтра вернутся, и добро, если все.

От этих слов у Холома неприятно заныло предплечье в том месте, откуда не так давно мастер-факельщик снял браслет Незримых Вериг. Если кто-то раскрыл Аюку, охота была верным способом от него избавиться. Без свидетеля же у Стража не было никакой возможности разоблачить напористую ложь командира добдобов.

— Что же, подождём, — вздохнул он. — Я вот ещё что хотел спросить, уже просто из любопытства. Говорят, когда-то в Улюне жила колдунья-знахарка, которую проезжий воин отбил у братьев Ордена и увёз куда-то. Вы что-нибудь слышали о таком?

— Ну, это дело древнее, — слегка расслабился стражник. — Ещё при позапрошлом наставнике было. Может, кто-то из стариков помнит. К примеру, отец содержателя гостиницы.

Когда Холом вышел из тренировочного павильона, успевший уже порядком надоесть дождь прекратился. В просвет между тучами заглядывало умытое и нарядное Светило, и под его лучами от земли поднимался удушливый пар. На дорожке, ведущей к алтарю Дракона, стоял обритый налысо пожилой мужчина в коричневом кафтане младшего служителя и вытирал со лба пот. Увидев орденского офицера, он поспешно надел старую чиновничью шляпу и почтительно поклонился. Погружённый в свои мысли Холом быстро кивнул ему и прошёл мимо. Что-то в облике старого служителя показалось стражу подозрительным, но когда он обернулся, чтобы рассмотреть старика, тот уже скрылся за цветущими кустами.

В скверном расположении духа юный страж вернулся в гостиницу. Там его уже ждал Ринчен, переодетый писарем. По легенде, придуманной ещё до Речных Врат, Холом собирался в связи с гибелью наставника провести ревизию улюнского архива. Ринчен и ещё один факельщик, чтобы не привлекать внимание, оделись писарями и спрятали оружие в дорожных сумках. Конечно, знай начальник стражи, что кроме четверых меланхоличных солдат с Холомом прибыли трое опытных бойцов Ордена, он не осмелился бы открыто дерзить, но возможность усыпить бдительность убийц стоила и больших неудобств.