Цикл романов "Новый Михаил". Компиляцияю Книги 1-7 (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 26
Дойдя до цели своего похода, Кутепов отдал короткий приказ, и строй рассыпался. Кто-то взял на прицел обе стороны набережной, а остальные, взломав запертую дверь, быстро растекались по коридорам и залам Министерства путей сообщения Российской империи.
В коридоре к полковнику подскочил раскрасневшийся господин, который визгливым голосом закричал:
– По какому праву? Это произвол! Кто вы такие! На каком основании…
Кутепов молча достал из кобуры наган, и визг красного господина оборвался на верхней ноте. Удостоверившись, что собеседник более не выражает возмущения и вроде даже готов слушать, полковник спокойно проговорил:
– По высочайшему повелению город Петроград с 27 февраля объявлен на осадном положении. Имею предписание взять под контроль Министерство путей сообщения и обеспечить прибытие и разгрузку в столице частей с фронта…
Господин задохнулся от возмущения.
– Вы не имеете права! Это неслыханно! Я товарищ министра путей сообщения Борисов, и я решительно протестую против…
– …и всякий, кто будет мне мешать выполнить мою задачу, будет считаться пособником мятежников и заговорщиком. Со всеми вытекающими последствиями. Вам все ясно, господин товарищ министра путей сообщения Борисов?
Окрестности Могилева.
27 февраля (12 марта) 1917 года
Вдруг уже начавшего свой прыжок волка сильным ударом снесло в кусты. Я автоматически повалился на бок, едва до моего сознания донесся звук винтовочного залпа. Пули засвистели вокруг меня, и я вжался в снег. Эхо выстрелов из множества винтовок слилось с волчьим воем, смешалось с ним и погнало его дальше в лес.
Осторожно приподняв голову, я увидел, что уцелевшие волки стремглав неслись в глубину леса, подгоняемые пулями наших неожиданных спасителей. Десяток солдат вели методичный огонь по волчьей стае и тем самым, нужно признать, спасли наши жизни от страшной смерти в волчьих зубах.
Выбравшись на утоптанный тракт, переведя дух и убедившись, что непосредственная опасность миновала, я повернулся к командиру столь неожиданно появившегося отряда.
– Кто вы, наши спасители?
Офицер с погонами штабс-капитана цепко скользнул взглядом по нашей компании, задержавшись на мгновение на полковничьих погонах Горшкова, и, поняв, что я тут главный, вытянулся по стойке смирно, отдал честь и представился:
– Ваше превосходительство! Честь имею представиться – штабс-капитан Мостовский, сто тридцать третий Симферопольский полк. С кем имею честь?
Вот вашим превосходительством меня тут еще не называли, усмехнулся я про себя. Ну, это как раз понятно, про то, что я царских кровей, он не знал, а вот погоны генерал-адъютанта видел.
– Я – генерал-адъютант великий князь Михаил Александрович.
Мостовский, вытянувшись как на параде, попытался официально доложиться:
– Ваше императорское высочество, сводный отряд…
– Отставить, штабс-капитан. Мы не на плацу. Хочу выразить вам благодарность от своего имени и от имени моих спутников. Право, если бы не столь счастливое появление вашего отряда, то не встретить бы нам завтрашний рассвет.
Крепко жму руку Мостовского. Тот явно польщен, хотя и пытается скрыть это под маской видавшего виды служаки. После чего он обменивается рукопожатиями с Горшковым.
Беру инициативу в свои руки.
– Итак, откуда и куда вы, так удачно для нас, направлялись?
Мостовский несколько напрягся, но затем, видимо на что-то решившись, ответил:
– В Могилев. В Ставку Верховного Главнокомандующего.
– Вот так презабавный случай! Мы направляемся туда же. Но признаться, я полагал, что вы движетесь из Могилева на звуки выстрелов. Если не секрет, что вы делаете в лесу в столь поздний час?
Штабс-капитан, пока я это все говорил, цепко оглядывал окружающие кусты, словно ожидая там увидеть засаду или группу захвата.
– Мы, ваше императорское высочество, пытаемся попасть в расположение Ставки в обход возможных неприятностей. Простите, ваше императорское высочество, но мы опасные спутники, и я не уверен, что ваше присутствие остановит моих преследователей от атаки.
Лязг затвора винтовки в руках Георгия подсказал, что словам Мостовского поверил не только я один.
– Любопытно. Однако кто же вас пытается перехватить?
– Извините, ваше императорское высочество, но я не могу ответить на этот вопрос. Это не моя тайна. Могу лишь сказать, что от этого, видимо, зависит судьба России.
Я с удивлением смотрел на Мостовского. Вот так. Судьба России. Не больше и не меньше! Хотя лицо штабс-капитана и не допускала мысли о том, что он шутит или рисуется, но вот так, два человека, у каждого из которых есть некая секретная миссия в Ставку, от которой зависит судьба России, просто сталкиваются в ночном заснеженном лесу? И один из них спасает жизнь другого? Что это – каприз судьбы или ничего не значащий случай? Но события последних суток, полных жутких происшествий и чудесных спасений, твердо доказывали, что случайности вокруг меня в этом времени происходят крайне редко.
Тогда что это? И что делать дальше? С одной стороны, опасно вверять свою жизнь неким непонятным людям с неясными намерениями. Но с другой стороны, у нас явно безвыходное положение – лошади больше нет, и идти вчетвером через ночной лес крайне опасно. Мало ли как там волки – вернутся или нет? Да и не только волки могут нам повстречаться. А у Мостовского десяток вооруженных винтовками солдат…
– Как ваше имя-отчество, господин Мостовский?
– Александр Петрович, к вашим услугам.
– Так вот, Александр Петрович, хочу предложить вам совместный вояж в Могилев.
– Но…
– Нет-нет, Александр Петрович, не возражайте. В крайнем случае, у меня появится возможность вернуть вам долг и спасти в свою очередь вашу жизнь. Не лишайте меня такой возможности, прошу вас!
Мостовский на мгновение кинул взгляд в сторону своих бойцов и кивнул.
– Хорошо, ваше императорское высочество. Я согласен.
Петроград.
27 февраля (12 марта) 1917 года
Едва Ходнев проводил жену с сыном и денщиком на новый адрес, к инженеру Васильеву, который согласился пока приютить их и семью полковника Януша, как поступил доклад о том, что на Николаевской набережной к казармам лейб-гвардии Финляндского полка движется толпа.
Явившись на место событий, полковник с удовлетворением отметил, что присутствие духа еще не покинуло его подчиненных. Глядя на то, как поручик Ожаровский разворачивает поперек набережной у 18-й линии два пулемета, а его солдаты спешно возводят баррикаду из всего, что попадет под руку в казармах, Ходнев приказал ввести в действие последние резервы и снять солдат со всех постов в казармах полка, где это вообще возможно.
Толпа приближалась, выкрикивая лозунги и проклятия. Вот из-за спин идущих впереди в сторону солдат прозвучали первые выстрелы.
По знаку полковника Ожаровский отдал короткую команду, и один из пулеметов дал короткую очередь поверх голов.
Толпа испуганно попятилась, и стало видно, как задние начинают рассасываться по соседним улицам. Памятуя, во что превращается бегущая в панике толпа, Ходнев приказал не стрелять и дать демонстрантам уйти от казарм.
Глядя вслед уходящим, полковник понимал, что это лишь отсрочка и они обречены…
Окрестности Могилева.
27 февраля (12 марта) 1917 года
Пока мы беседовали, солдаты Мостовского поставили на дорогу сани. За санями билась в конвульсиях Рыжуха Тихона. Тот причитал и гладил свою лошадку, а один из солдат что-то горячо втолковывал крестьянину. В конце концов Тихон кивнул и, погладив лошадь в последний раз, отвернулся. Раздался выстрел, и все затихло.
Я повернулся к Горшкову и тихо спросил:
– Георгий Георгиевич, вы при себе имеете деньги заплатить Тихону за лошадь и сани? Я потом отдам.
Тот с удивлением посмотрел на меня и, кивнув, пошел общаться с крестьянином. Через пять минут заметно повеселевший Тихон при помощи солдат прятал в лесу сани.