Цикл романов "Новый Михаил". Компиляцияю Книги 1-7 (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 39

Смотрю на подходящего из темноты полковника Горшкова.

– Ваше императорское высочество, в расположении местного аэродрома нет ни одного «Ильи Муромца». Наш будет в ремонте часов десять. Лыжи, стойки, замена винтов и прочее…

Киваю. Что ж, последний мост сожжен, побег невозможен.

– Благодарю вас, полковник. Действуйте так, как мы условились.

Горшков козыряет и исчезает в ночи. Направляюсь к генералам.

– Господа, прошу вас уделить мне несколько минут вашего внимания. У меня такое чувство, что для нас четверых ночь только начинается…

Могилев. 28 февраля (13 марта) 1917 года

– Императорский поезд ушел, господа. Ушел, оставив неразрешенными целый ворох проблем, которые усугубляются с каждым часом. Мятеж ширится. Империя на грани гибели. Столица фактически в руках мятежников. Балтийский флот на грани измены. Войска в Петрограде в массе своей либо перешли на сторону восставших, либо заняли позицию выжидания. Растеряны или выжидают многие высшие чиновники в столице и на местах. Правительство князя Голицына преступно самоустранилось и прекратило свое существование. Военные начальники в Петрограде демонстрируют полную беспомощность, переходящую в предательство. Предательство, господа.

Ловлю усталый, но ироничный взгляд генерала Алексеева. Ну, понятно, явился местный Иванушка-дурачок и будет нести высокопарный ура-патриотический бред в то время, когда у генерала на счету каждая минута. Но и не слушать меня он пока не может себе позволить. Не для проигрыша же он с такой спешкой явился из Крыма всего десять дней назад! И это при том, что находился Алексеев в Крыму на неспешном лечении аж с самого октября 1916 года и, как писал потом Лукомский в мемуарах, явился, когда никто уже и не ожидал его возвращения в Могилев! Причем следует отметить, что вернулся он сильно больным, но тем не менее решительно перебрал на себя все дела в Ставке, отстранив Гурко и распорядившись докладывать даже о незначительных событиях. Да и сейчас, невзирая на болезнь и очень высокую температуру в районе 39 градусов, он, словно паук, крепко держит в руках все нити заговора и старается не упустить ни одной мелочи, к коим явно относит и мои нынешние бредни.

Взгляд же Лукомского более оценивающ. Возможно, в нем живет еще и червь некой обиды на Алексеева за то, что тот фактически оттер его на вторые роли в предстоящем перевороте, да и к тому же отправил из Могилева назад в Особую армию генерала Гурко, исполнявшего дела наштаверха с ноября по февраль, проведшего ряд эффективных реформ в армии, разработавшего план кампании 1917 года, с которым у Лукомского отлично сложились отношения и которому тот явно симпатизировал. Тем более что именно генерал Гурко сосватал царю Лукомского на должность генерал-квартирмейстера Верховного Главнокомандующего. Но удастся ли мне сыграть на внутренних противоречиях в руководстве заговором среди военных?

А вот «дядя» – великий князь Сергей Михайлович, раскурив папиросу, просто хмуро ждет продолжения, пытаясь с некоторым раздражением просто понять – к чему это все?

Продолжаю речь, внимательно изучая их лица и реакцию:

– Решения нужны, и нужны немедленно. Но в ближайшие часы, а возможно, дни государь не сможет отдать приказ о наведении порядка в стране. С момента отъезда императорского поезда из Могилева и до прибытия государя в Царское Село имеет место отсутствие Верховного Главнокомандующего у руля армии и страны. Законное правительство империи пало. Государственная дума распущена указом императора. В настоящее время в стране возникло абсолютное безвластие, столь опасное в любое время и смертельное в период великой войны.

Воцаряется тишина. Все в шоке. Точнее, в шоке не от того, что я сказал, а от того, что сказал это я. Местный Иванушка-дурачок, романтический Миша, любитель светской жизни и лошадей, объект сплетен в салонах, причина скандалов, потрясших империю, и, как сказали бы в мое время, известный тусовщик и мажор, вдруг заговорил о вещах, которые от него меньше всего можно было бы ожидать. Усилим эффект разорвавшейся бомбы.

– Сегодня утром я имел беседу с председателем Госдумы Родзянко, он предлагал мне стать диктатором и возглавить революцию в России.

Три пары глаз в упор смотрят на меня. Господа-товарищи ждут продолжения. Как опытные бойцы-интриганы, они вовсе не готовы обнаруживать свою позицию раньше времени, давая козыри в руки оппонента. Я же фактически иду ва-банк. Мне позарез нужно установить контроль над армией, над возможностью двигать воинские части и получить право приказывать хотя бы некоторым из них, не допустив при этом безвластия и хаоса в стране. Установить, опираясь на поддержку присутствующих в кабинете, или же без их поддержки и участия вообще. Причем мне это все нужно сделать именно сейчас, буквально до наступления утра, иначе будет поздно и можно смело паковать отсутствующие у меня чемоданы или гулять к ближайшей расстрельной стенке.

– Господа, чаши весов истории замерли в шатком равновесии. Законная власть в Петрограде бездействует. Лидеры мятежа увлеченно делят портфели, но и их реальная власть не распространяется дальше залов заседаний. Ситуация в столице и вокруг нее на данный час такова, что ни одна из сторон не имеет реальной силы. Все эти революционные толпы бродят по улицам сами по себе и заняты разгромом магазинов. Войска не подчиняются никому. Подавляющая масса солдат не готова проливать кровь за революцию. Они просто не хотят на фронт. Но при реальном вступлении боеспособных войск в столицу, или даже при поступлении реальных известий о подходе таких войск, эти крикуны-дезертиры, вероятнее всего, разбегутся или примкнут к победителю. Мятеж в данный час лишь колосс на глиняных ногах. А это значит, что пожар мятежа либеральной Госдумы еще можно погасить решительными действиями армии. Потому в сложившейся ситуации именно наши действия и наши решения или же наши бездействие и нерешительность определят будущее России.

Держу паузу и смотрю в лица присутствующих. Они не торопятся реагировать и ждут завершающего предложения с моей стороны.

– Обязанность верных своему долгу военных в условиях тяжелейшей войны и революционного хаоса – взять ответственность на себя и очистить общество от безответственных политиканов, зарвавшихся хамов и пьяного отребья, которое пытается захватить власть в стране. Кто-то должен взять ответственность и взвалить на себя бремя восстановления порядка в России.

Я встаю из-за стола и продолжаю уже стоя:

– Господа, на плечах каждого из присутствующих в этой комнате генеральские погоны. Наш долг – помочь государю императору, которому мы все присягали на верность, в этот невыносимо сложный час. Помочь ему спасти Отечество в самое страшное для страны время, стать опорой его правления, а затем, как подобает верным офицерам, смиренно вручить его милости наши судьбы и саму нашу жизнь, если это потребуется. Я убежден, что только сочетание быстрых и эффективных военных мер по прекращению мятежа и немедленное объявление реформ может спасти Россию. Время решительных полумер позади, господа!

Стою перед ними с горящим взглядом. Ноздри мои раздуваются, правая рука упирается кулаком в стол. Набираю в грудь воздуха и чеканю каждое слово:

– Перед лицом нависшей над Россией опасностью я, как ближайший к престолу взрослый член императорской фамилии, как брат императора и как возможный регент государства, и при поддержке с вашей стороны, временно принимаю на себя диктаторские полномочия во имя спасения Отчизны и во имя победы в этой войне! Я лично готов нести всю полноту ответственности за это решение перед историей и государем. После того как государь император сможет вернуться к управлению империей, я сложу свои временные диктаторские полномочия и преклоню колени перед императором с мольбой утвердить наши действия и наши проекты реформ. Уверен, что государь милостив, простит нас недостойных и поддержит наши действия. Если же нет, то я готов к любому повелению императора относительно себя и приму такое решение спокойно. Ибо я буду знать, что я сделал для России все, что от меня зависело, и Господь Бог тому свидетель. За вами слово и за вами решение, господа!