Фристайл. Сборник повестей (СИ) - Сергеева Татьяна Юрьевна. Страница 33
Однажды Старуха заметила, что утренняя рисовая каша уже не пахнет пригоревшим молоком, и что перестал выплёскиваться из турки закипевший кофе, о котором Марина всегда забывала в самый последний момент. Как-то раз, когда слабость ненадолго отступила и позволила ей выехать на кресле в кухню, чтобы позавтракать вместе с Мариной, она обнаружила безупречно чистую газовую плиту и хмыкнула удовлетворённо.
— С кухней ты, кажется, выбилась если не в отличники, то в хорошисты.
Марина, не поняв, вопросительно вскинула на неё глаза.
— Я говорю, в кухне у нас, слава Богу, теперь порядок. — И, меняя тему, вдруг произнесла. — Ты вот что… Перебирайся-ка в столовую. Диван там широкий, каждый день его разбирать не надо. Постель убирай, чтобы гостиная оставалась гостиной. А кухня должна быть кухней, хватит в ней спать.
— Спасибо, — только и сказала Марина, растерявшись от неожиданности.
— Не за что благодарить, — слабо отмахнулась Старуха. — Знать на то воля Божья, для чего-то Господь соединил нас вместе.
От того, наверно, что Старуха произнесла вслух то, о чём она думала постоянно, неожиданно для самой себя Марина наклонилась и поцеловала её в щёку. Та отвернулась, но девушке показалось, что на её морщинистой щеке блеснула влажная полоска. Может быть только показалось. Но Марина вдруг подумала: кто и когда, вот так, как она сейчас, поцеловал Старуху в последний раз?
Как-то днём перед Пасхой отец Михаил пришёл совершенно неожиданно. Конечно, он позвонил заранее, чтобы узнать, дома ли Марина. Ему были нужны обе хозяйки. Она готовилась к зачёту, в разгаре была сессия, и торопилась с домашними делами, чтобы засесть за учебники. Поскольку визит был чисто дружеским, Старуха оживилась, и, пока Марина накрывала чай, забросала его вопросами о доме, о детях. Посетовала, что её совсем забыла матушка с Ксюшей, и что давно не видела остальных ребятишек. Прежде матушка приводила их по одному, приучала помогать больным и стареньким, а тут уж сколько времени прошло — никого…
— Дети — они дети и есть. — Присаживаясь к журнальному столику с накрытым чаем, усмехнулся отец Михаил. — Николай опять двойку принёс, учительница жалуется, что рожи корчит, ребят смешит…
Марина фыркнула, Старуха только покачала головой.
— А моя любимица, Верочка? Совсем, наверно, большая стала?
— Любимица Ваша не перестаёт удивлять, — сокрушённо покачал головой отец. — С подружкой подрались вчера. Начал допрашивать, говорит, что Катя первая начала. Я удивился: Катя — очень спокойная девочка. С чего бы это вдруг стала драться? Дочка молчит, в глаза не смотрит. «В чём дело?» — спрашиваю. «Я её за косу сильно дёрнула» …
Теперь засмеялись все трое.
— А как дела в Вашем загородном реабилитационном центре? — Не унималась Старуха. — Ремонт в домиках закончили?
Марина удивлённо посмотрела на неё: оказывается Елена Ивановна была в курсе всех приходских дел.
— Тяжеловато с ремонтом, — вздохнул священник. — Да и кроме ремонта ещё много работы на участке. Надо построить и дровяник, и баню, и сарай для всякого оборудования и инвентаря. На всё это нужны деньги. Большие деньги. А время сейчас тяжёлое. Спонсоров стало в разы меньше.
Поговорив о скором празднике Светлой Пасхи, о весенней просыпающейся природе, отец Михаил осторожно отодвинул чашку и внимательно посмотрев на своих подопечных, произнёс.
— А я ведь к Вам не с пустыми руками. Я к Вам с новостями, да ещё с какими!
— Так рассказывайте! — Поёрзала на подушках Старуха. — Ну-ка, Марина, приподними меня немного.
Марина привычным движением подтащила тонкое тельце повыше. Подложила с двух сторон диванные подушки.
— А новость моя вот какая. Наш приходской юрист Константин Игоревич выбил-таки жильё для Марины. Парень он молодой, ему и тридцати нет, но специалист очень толковый. Не подвёл, хотя это стоило ему немалых хлопот. Ведь за тобой, Марина, очередь следующих выпускников детдома… Но жильё есть! И какое! Не комната, а однокомнатная квартира! Летом новый дом должны сдавать, видела, тот большой, который строится на Парковой улице? Там и будет у тебя своя собственная квартира!
У Марины вдруг подкосились ноги, и она опустилась на стул. Голова закружилась.
— Спасибо… — Прошептала она.
— Моей заслуги здесь мало. Ты в воскресенье работаешь?
— Нет.
— На литургию приходи. Исповедуешься, причастишься, а после я тебя с нашим Константином познакомлю, вот его и будешь благодарить. Он тебе скажет, когда и к кому со своими документами приходить.
В комнате воцарилось молчание. Отец Михаил вздохнул, переводя взгляд с Марины на Старуху.
Обе сидели с окаменевшими лицами, пряча глаза. Он понял, какую ошибку совершил, смутился, ругая себя. Не надо было сообщать эту новость сразу обеим. Надо было начать с Марины. Но что сделано, то сделано. Он заторопился на вечернюю службу и, виновато попрощавшись, исчез за дверью.
Марина защёлкнула за ним все замки, да так и осталась стоять у дверей, не решаясь вернуться в комнату.
— Ты чего прячешься? — Услышала она насмешливый голос. — Не бойся! Не съем я тебя, домовладелица…
Совсем растерявшись, Марина появилась на пороге комнаты.
— Ну… Чего молчишь-то? Рада небось?
— Конечно, рада, — Пожала плечами Марина. — Я ведь о своём доме перестала и мечтать.
— Ладно. Поздравляю тебя. Квартира — это, конечно, настоящий Пасхальный подарок. Но дом-то пока не сдан, а я что-то есть захотела. Давай-ка поедим вместе по этому счастливому случаю.
На дежурстве Марина летала по больнице, как на крыльях. Народу в отделении осталось немного: Пасха совпала с майскими праздниками, впереди было несколько выходных дней, и многих больных родственники забрали под расписку домой. Марина машинально выполняла свою обычную санитарскую работу, но с такой сияющей улыбкой, что буфетчица Варвара понимающе толкнула её в бок.
— Колись, Маринка! В кого влюбилась-то?
Марина только счастливо рассмеялась.
— Отстань!
В душе её бушевал восторг. Никогда в своей короткой детдомовской жизни она не была так счастлива! У неё будет собственное жильё! Своя квартира! Целая квартира! Она не будет ни от кого зависеть! Будет сама распоряжаться собственной жизнью…
Но… Что-то неприятное, отрезвляющее, рассудочное вертелось у неё в мозгу. Она отгоняла от себя это «что-то», не позволяла себе о нём думать, портить праздник. И пока это ей удавалось.
Поздним вечером она тащила по коридору отделения старый пылесос. Прорванный в нескольких местах гофрированный шланг был заклеен медицинским пластырем. Когда Марина, дребезжа своим агрегатом, проходила мимо одной из опустевших палат, дверь неожиданно открылась, и молодая женщина, появившаяся на пороге, поманила её рукой.
— Мариночка, помоги… Баба Рая целый день плачет. Никак успокоить не могу.
Марина поставила свой аппарат у стены и вошла в палату.
Бабу Раю прооперировали дней десять назад: поставили ей искусственный тазобедренный сустав. Операция прошла благополучно, и вполне адекватную старушку можно было бы выписать домой, но… Баба Рая была совершенно одинокой, позаботиться, побеспокоиться о ней, просто позвонить в социальные службы было некому. После операции надо было «расхаживаться», как говорят врачи, то есть двигаться, ходить по палате, по больничному коридору в сопровождении какого-нибудь помощника, которого у бабы Раи не было. Помогали старушке все: инструкторы по лечебной физкультуре, медсёстры, санитарки. Марина, освободившись от своих санитарских дел, не раз подолгу «разгуливала» по длинному больничному коридору старушку, которая к ней очень привязалась.
Сейчас баба Рая сидела на своей постели, спустив на пол ноги в тёплых шерстяных носках и плакала, периодически запивая слёзы жидким чаем из большой кружки, стоявшей на прикроватной тумбочке. Марина заметила рядом с кружкой одинокий банан и яблоко.