Место Силы 4. Андромеда (СИ) - Криптонов Василий. Страница 2

— ** твою мать, сука! — Сиби взвилась едва ли не до потолка и тут же схватила Райми, оттащила от стены.

— Что? Что ты делаешь?! — недоумевала та.

Но как только Сиби отшвырнула её, Райми замолчала.

Все замолчали.

Стены больше не было. Вместо неё перед нами раскинулась бесконечная чернота, испещрённая пылающими точками звёзд.

— О-о-о… — протянула Илайя и коснулась рукой невидимой стены.

— Это что — экран? — Лин вскочила с места и подошла ближе. — Как в той комнате?

— Как в той комнате, — подтвердила Илайя. — Не экран.

Мы все медленно подошли к «не экрану». Взгляд тонул в космических безднах. От осознания того, сколько там миллиардов километров (да что километров! световых лет!), в груди что-то жалко и беспомощно сжималось.

— Погоди… — Я облизнул пересохшие губы. — Если это не экран, то… это что — иллюминатор?

— Иллюминатор, — подтвердила Илайя и засмеялась, прижавшись лбом к невидимой стене. — Ил-лю-ми-на-тор! — пропела она и погладила стену.

Я смотрел на её бледную ладонь, которая провела, будто лаская, по пустоте раз, другой, третий. Потом вдруг сжалась в кулак и с силой ударила.

А после этого Илайя показала космосу средний палец.

— Я существую, — прошептала она хрипло. — Я существую, сука!

Потом раздался визг. Визжала Алеф. Она пятилась прочь от иллюминатора и кричала. Руки метались, то пытаясь закрыть глаза, то уши, то вцепиться в волосы. А потом они и вовсе отправились в путешествие по телу. Если бы не бледность лица и не этот истошный непрекращающийся крик, можно было бы подумать, что Алеф исполняет эротический танец.

И сквозь всё это безумие пробивался торжествующий крик Илайи:

— Я существую, сука! Существую!

Часть 1. Дочь еретиков. 01. Полная очистка энергии

Из дома я вышла до восхода солнца, закинула за спину вещмешок с пожитками и двинулась по пустынной дороге.

С тех пор как энергополе перестали поддерживать, девяносто восемь процентов транспорта перестало работать. Города и деревни окончательно превратились в автономные государства, бьющиеся за выживание, кто как умеет.

По дороге я думала о том, как мне повезло.

По дороге я думала о том, как же это глупо и нелепо, что повезло мне во многом лишь потому, что я живу в большом городе, рядом с которым есть действующий порт.

Миллионы других, таких же, как я, по всей планете, наверняка тоже слышат Музыку, но добраться до ближайшего порта своими силами для них просто невозможно. А забирать их на местах — несообразно дорого.

Космос давно обходится собственными ресурсами. Наша земля для них — свалка опасных отходов. Гипотетически на этой свалке есть жемчужины, но проще и спокойнее представить, что их нет.

И всё же космос не отвернулся от нас окончательно. Потому я бреду сейчас по пыльной дороге, мимо притихших пятиугольных зданий, мимо умерших восстановительных капсул, мимо руин и развалин, мимо…

Да, мимо трупов.

Утро — время покоя. День — время работы. Ночь — время буйства. Так всё обстоит в нашем перевёрнутом мире.

Ночью я бы не смогла пройти этим путём и остаться в живых. Однако сейчас, утром, все безумцы отсыпались. Они проснутся на закате и вновь начнут погромы и убийства. В столь же тщетной, сколь и бесконечной попытке обратить на себя внимание вселенной, доказать ей что-то.

Что?..

— Эй, ты!

Я вздрогнула и обернулась.

Ко мне быстрым шагом приближался Скит. С ним мы когда-то сидели рядом на уроках в школе. До тех пор, пока безумцы не убили учителя, и школа не потеряла всякий смысл.

— Здравствуй, друг! — Я послала ему белую ментому, свою излюбленную.

Он отмахнулся от неё и ничего не послал взамен. А я продолжала светить белым, но он как будто и не видел спектра. Подошёл, остановился напротив, смерил меня взглядом.

— Улетаешь?

— Я ведь давно решила.

— Тебя берут?

— Как видишь.

— Бросаешь меня.

— Прости.

Скит покачал головой и вдруг порывисто обнял меня, прижал к себе.

— Покажи им всем там, — попросил он. — За нас всех.

— Береги себя, — сказала я.

— Было бы что беречь.

Его ментома была ярко-красной. Он бодрился.

Когда он шёл назад, его качало. Он устал. После этой ночи он устал.

Закрыв глаза, я постояла несколько секунд и отвернулась. Пошла дальше.

В порт я прибыла за сорок минут до отправления. Поздновато. Планировала прийти за час. Час — это вселяет спокойствие. Час — можно не торопиться.

Здание порта сверкало издалека стальными шпилями и чисто вымытыми окнами. Порт — наместник космоса на земле, и здесь казалось, что мир вовсе не кончился. Что он продолжает быть.

Слева от входа — поляна, уставленная восстанавливающими капсулами. Я поколебалась, а потом всё же убедила себя, что время — есть. Легла в ближайшую свободную (все они были свободными), прижав к груди вещмешок. Крышка медленно опустилась. На прозрачном пластике появилось интерактивное меню.

Денег на моём счету хватало впритык на полную очистку. Можно было провести быструю чистку ауры, но… В городе все восстанавливающие капсулы перестали работать давным-давно, и я чувствовала себя грязной. Казалось неправильным уносить эту дрянь в космос. В тот дивный и прекрасный мир, о котором сложены восторженные легенды и придуманы злобные байки.

Денег жалко. Но на что они мне? Если меня примут, то я поступлю на полное обеспечение. А если нет… Домой я не вернусь в любом случае.

«Полная очистка энергии займёт пятнадцать минут. Начать процедуру?»

Ого! Пятнадцать минут… Когда-то давно, когда капсулы ещё работали, мне хватало пяти минут, а то и трёх. Но с тех пор столько всего минуло, с тех пор столько всего накопилось.

Сорок минут минус пятнадцать минут — это двадцать пять минут.

Сквозь прозрачный пластик я увидела опускающийся за зданием порта шаттл. Наверное, мой. Значит, время точно есть.

Мигнув неизвестно кому белой ментомой, я подтвердила намерение и закрыла глаза.

02. Белый — цвет чистоты

В шаттле меня и ещё десяток пассажиров ввели в искусственный сон. Приятный голос из громкоговорителей объяснил, что мы не готовы к перегрузкам, связанным с выходом из гравитационного поля планеты, а потому будет лучше, если мозг не будет добавлять к стрессу, испытываемому телом, гормонов паники.

После полной очистки я чувствовала себя такой лёгкой и счастливой, что мне казалось: глупость! Я выдержу всё, что угодно. Я сама могу взлететь, без помощи шаттла. Но я, разумеется, промолчала и позволила персоналу сделать своё дело.

Капсула была похожа на восстанавливающую. Наверное, она умела и это, но сегодня её задачей было погрузить меня в глубокий сон без сновидений.

Раз! — и меня выключили.

Два! — и меня включили.

Крышка поднялась.

— Здравствуй, друг, — услышала я приветствие и взяла протянутую руку. — Мы пристыковались к станции, тебя ждут.

— Меня? — переспросила я. — К-кто?..

Разумеется, меня должны были ждать, но это вряд ли должно было волновать персонал транспортировочного шаттла. А судя по ментоме этого парня, он относился ко мне настороженно, был готов применить силу, если нужно.

Я робко сверкнула своей белой ментомой, и он немного смягчился.

— Служба безопасности, — сказал он. — Ты ведь впервые в космосе?

— Впервые.

Я крутила головой в поисках иллюминатора. И парень понял, о чём я. Вспыхнула ментома добродушия.

— Насмотришься ещё до тошноты, не торопись. Идёшь прямо, через стыковочный отсек, невозможно заблудиться. Потом — сразу налево и по правой стороне дверь. Удачи!

— Удачи, — пролепетала я.

Ноги слушались неохотно. Последствия отключения энергетических контуров, наверное. Но я упрямо ковыляла по стыковочному отсеку, прижимая к груди вещмешок. Сама себе казалась смешной и глупой.

Но это ведь космос. Здесь не должны надо мной смеяться. И я, очевидно, не глупа, раз уж я здесь. А как я выгляжу — это не важно. Это важно лишь на земле, где почти разучились видеть ауры и ментомы, где учатся корчить лица.