Цена твоей любви (СИ) - Дашкова Ольга. Страница 37
– Больно?
Не отвечает на мое признание, но мне пока это и не надо, все равно добьюсь ее.
– Нет.
– Матвей, что будет дальше?
– Война, кому-то придется умереть.
36
– Нет, мама, мы не сможем приехать на этой неделе, Костик заболел, ангина.
– Ты теперь прикрываешься ребенком, чтоб остаться с тем мужчиной?
– Нет, все не так.
Совсем не хочу спорить с мамой, но и говорить ей о случившемся слишком опасно, не хочу расстраивать ее и отвечать на миллион вопросов, которые обязательно последуют. Интересно, ей папа рассказал про Сергея? А вот это еще один повод для нашего невыезда из страны.
– Так ты с ним?
– Нет, мама.
– Я знаю, когда ты врешь, а когда просто не хочешь отвечать. Но все вполне предсказуемо. Первая любовь не ржавеет, так, кажется, это звучит по-русски. Не натвори только глупостей, я тебя умоляю. Марика, что на тебе надето? Где ты это взяла? Господи, вас нельзя оставить и на двадцать минут одних!– мама начала кричать по-итальянски, было забавно.– Все, милая, мне пора, поцелуй моего любимого мальчика, я очень вас жду и папу.
Убрала телефон, заглянула в спальню, Костя еще спал, рядом с ним Матвей, вчера так и заснул около него после нашего спонтанного секса на кухне. Я видела, как ему больно, чувствовала это.
Не могу сопротивляться своим эмоциям рядом с ним. И не мог он убить Сергея, для этого нет никаких оснований. Избить, угрожать, уничтожить морально, но убивать в состоянии ревности и мести – нет. Жаров кто угодно, только не убийца.
Все, что последнее время происходит с нами, напоминает плохой остросюжетный триллер. Кажется, что еще немного, любое событие, и нас накроет лавиной, из-под которой невозможно будет уже выбраться. А если и уцелеем, то собрать себя будет трудно.
Смотрю на спящих мужчин, один маленький, другой большой. Они даже лежат в одинаковых зеркальных позах. Матвей бледный, под глазами темные круги, держит руку сына, лежит на правом боку, на спине все та же татуировка птицы, раскинувшей горящие крылья в полете.
Феникс, возродившийся из пепла.
Очень символично.
В груди щемит от предчувствия чего-то неизбежного, словно вот таким я вижу его последний раз, мирно спящим.
Интересно, как бы все сложилось, не будь разлуки в семь лет? Скорее всего, ничего бы не вышло. Жаров бы не отступил от своей цели, а я была бы только помехой.
Сажусь рядом, веду пальцами по крыльям феникса, Матвей вздрагивает, резко приподнимается, стонет. Надо сделать еще укол, действие того закончилось.
– Который час?– говорит шепотом, чтобы не разбудить Костю, тот поворачивается на другой бок, устраиваясь удобнее, продолжает спать.
– Почти восемь утра, меня разбудила мама, у нее ночные съемки во Флоренции. Твой телефон на кухне звонил несколько раз.
Матвей садится, смотрит на сына, потом на меня, трет глаза, берет за руку, подносит к своему лицу, прижимая ладонь к щеке. Щетина колет кожу, мое сердце бьется чаще. Каким бы сильным он ни был, Матвей все тот же мальчик, которого мать отдала в интернат. Где он выживал как мог, а дальше карабкался, как умел, хватая большие куски от жизни, боясь что-то упустить.
– Надо сделать укол, пойдем, и обязательно что-то поесть, ты так свалишься с ног.
– Как скажешь.
Улыбается, целуя в ладонь. Это совсем другое, не те поцелуи Сергея, которые я практически не замечала.
Пока Матвей в ванной, делаю завтрак, холодильник забит продуктами, а я разбиваю одно яйцо в сковороду и застываю на месте.
Девушка. Точно, рыжеволосая девушка. Как я не вспомнила о ней раньше? С этой аварией, убийством и болезнью сына голова плохо соображает.
– Матвей, там, у Сергея, когда я пришла, с ним была девушка.
Оборачиваюсь, Жаров смотрит на меня, но слушает собеседника по телефону.
– Спасибо, Иван Васильевич, я твой должник, очень хорошие новости. Не спорь, если бы не ты, никто бы не стал разбираться. Все хотят по горячим следам и найти крайнего. Иу меня еще будет к тебе дело, но это чуть позже.
– Так, что ты говорила о девушке?
– У Сергея, когда я пришла отдать ему кольцо и сказать, что у нас ничего не получится, была девушка. Он хлестал ее по ягодицам плетью, она терпела. Мне бы уйти сразу, но я же пришла поговорить как взрослые люди, стояла и смотрела, пока не разбила вазу.
– Это его любовница, она уже во всем призналась, на ноже ее отпечатки.
– Господи, какой ужас. За что она его так? Неужели ревность? Она мне показалась очень странной, я даже пожалела ее на миг, но видел бы ты ее глаза, в них было столько ненависти ко мне. И еще она была похожа на меня, такой же цвет волос, рост, но моложе.
– Я не удивлен, наверняка твой несостоявшийся муж приготовил для тебя много сюрпризов, а тренировался на той девчонке, она же его и прикончила. Любовь – страшная сила.
– Не говори так, он бы не стал моим мужем.
– Конечно, не стал бы, я бы не позволил ему это сделать.
Матвей улыбается, подходит ближе, обнимает одной рукой, целует в шею, я не сопротивляюсь. Завтрак почти готов, пахнет свежесваренным кофе.
– Так она его убила?
– Да, зарезала кухонным ножом после нашего ухода, пряталась этажом выше, наверное, еще и подслушивала. Пришла в полицию сама и призналась во всем, на камерах видно все ее передвижение.
– Это все ужасно. Как вообще можно на такое решиться? Она его так сильно любила, все позволяла и не смогла вынести того, что мужчина сделал другой выбор?
– Ее вполне можно понять, за любовь можно и убить.
Матвей говорит серьезно, смотрит внимательно, волосы еще мокрые, кожа влажная. Касаюсь груди, чувствую, как под ладонью стучит его сердце, заглядываю в глаза.
Он может, я верю, но тот, кто по-настоящему любит, не примет такую жертву.
Целует, снова жадно, прижимая к себе плотнее, а меня переполняют смешанные чувства. Желание. Страх. Неизвестность. Острая необходимость быть с ним и понимание, что это практически невозможно.
– Мама.
– Костик, милый, ты проснулся?
Отшатываюсь от Матвея, тот только качает головой, улыбается, я начинаю суетиться на кухне.
– Иди ко мне, о, да ты такой тяжелый. Горло болит?
Матвей усаживает Костика на стул, трогает лоб, треплет волосы.
– Нет, и я больше не хочу пить противное лекарство.
– Не пей, ты и так здоров. А чего ты хочешь?
– На рыбалку ты говорил, что научишь ловить огромную рыбу.
Сын делает взмах руками, показывая, насколько огромную рыбу он хочет поймать. Качаю головой. Я снова веду себя как отвратительная мать, позволяя ребенку надеяться на что-то, сама путаясь в желаниях.
– Никакой рыбалки, пока не разрешит доктор, и все противные лекарства придется выпить.
– Ну, мама.
– Да, да, садись за стол, сейчас будет завтрак.
– Надо слушаться, Костик, мы ведь любим маму, значит, должны слушаться.
Сидят рядом, смотря одинаковыми синими глазами, нельзя не улыбнуться, глядя на них. Так проходит минут двадцать, в полной идиллии, словно не было ничего. Жадно впитываю эту картину, чтобы запомнить надолго.
– Матвей Евгеньевич, извините, машина готова, можем ехать.
На пороге кухни стоит тот самый охранник-шофер, на меня не смотрит, Матвей лишь кивает ему.
– Ты надолго?
– Как получится.
– Подожди, надо сделать укол, пять минут.
Снова игла, ампула, моя ладонь на его коже. Не хочу, чтобы он куда-то уходил, страшно до боли в висках. Хочу сказать ему об этом, но язык словно онемел. Пальцы дрожат, в душе паника.
– Матвей, все будет хорошо?
– Конечно, милая. Слава будет с вами. Если что понадобится, проси его, из квартиры лучше не выходить. Если я не вернусь, он знает, что делать.
– Не вернешься?
– Это самый крайний случай, но я вернусь, я обещаю.
Успокаивает меня, поправляет волосы, гладит по лицу. А мне становится еще страшнее от неизвестности и понимания того, что он реально может не вернуться.