Сверх (СИ) - Останин Виталий Сергеевич. Страница 17

Часть его щупалец выступали ногами, свернувшись в такие своеобразные колеса, только не стоящие на ребре, а лежавшие на полу боком. Остальные, и их было больше, развевались по воздуху, как змеи на голове Медузы Горгоны.

Анималист, как и я, был биокинетиком. То есть, управлял формой и возможностями своего тела. Хотя "класс" был один, проявлялись наши силы по разному. Профессор Вавилов во время нашей беседы о природе сил, упоминал, вроде, что мозг человека обожает работать с шаблонами.

Я вот, например, стал Халком, потому что мое подсознание посчитало данную форму оптимальной, а самое главное — достаточной, для отражения любой угрозы. Я видел Халка в кино еще в прошлой жизни, и в момент опасности принял эту форму. Допельгангеры копировали внешность других людей, которых когда-то видели, а Силачи отращивали пудовые кулаки и прочную броню — в общем, кому на что воображения хватало.

Анималисты в этом ряду стояли особняком. Почему-то могли превращаться только в животных. Черт его знает, что это за выверт сознания. Но пусть бы их. Нравится кому-то считать, что у него внутри живет тотемный зверь. Но медведь — понятно. Пантера, волк, да даже крокодил — это тожп понятно. А что должно твориться в голове у того, кто перевоплощается вот в ЭТО, понять было выше моих сил.

Но я о другом вообще-то сказать хотел. Наши силы — из одного корня. И то, что мог он, наверное, мог повторить и я. Не в полном объеме — нафига мне превращаться в кракена, но здравая мысль в облике Абрамова была. Крохотная, некий принцип даже, а не мысль. Щупальца.

Навстречу спешашему ко мне кракену полетело копье из плоти и кости. Я просто приказал своей ноге — после падения, она как раз смотрела в сторону монстра — вытянутся, удлиниться, и обзавестись острым костяным шипом на конце. И у меня получилось.

Враг взревел, когда острый нарост пробил его "головогрудь". Лопнули сразу несколько глаз, попавших под удар. Остальные — не вру! — скользнули по поверхности в стороны, подальше от раны. Сама тварь чуть сбилась с курса, врезавшись в другой простенок. Упала. Но не сдохла. Тут же начала ворочаться, поднимаясь. Как и я.

Впрочем, на такой чудесный результат, как убийство монстра одним ударом, я и не рассчитывал. Это было бы слишком просто, а значит не мой вариант. Но чудище, при этом, я ранил. Не знаю насколько серьезно. На пол хлынули целые потоки черной, похожей на нефть субстанции, служившей ей кровью.

Рев чудовища меня оглушил. Но я не стал ждать, пока он придет в себя. Выдернул свою ногу из его тело, "потянул" ее к себе, превращая по ходу движения в стандартную конечность, которую нормальные люди используют для ходьбы. И закончив с преобразованием, прыгнул на Абрамова. Который к этому времени начал подниматься.

Он был весь покрыт какой-то маслянистой слизью. И вонял разложением. Я превратил одну свою руку в костяной клинок (впервые такое получилось!), с размаху ударил им по одному из щупальцу. Другой рукой потянулся и попытался прижать парочку отростков. Но, если под ударом клинка плоть монстра разошлась, обнажая серое, будто бы заветренное мясо, то из хватки он выскользнул без труда.

Не меняя положения, он обвил меня множеством других конечностей. Потянул к себе, в ту самую бахрому мелких отростков, за которыми пряталась его пасть. Ею он жрал спецназовца, и теперь, надо полагать, собирался проделать этот фокус и со мной.

Страха, как ни странно, не было. И других каких-то эмоций. Возбуждение боем, ярость, ненависть — ничего. Голова была пустой и чистой, как кастрюля у хорошей хозяйки. Ни одной мысли. И при этом — я точно знал, что надо делать дальше. Непонятно, как, но знал.

По пути этот недоделанный кракен хотел меня придушить. Раздавить в кашу, переломать все кости в теле своими многочисленными щупальцами. Я не сопротивлялся. Боевая форма все продела сама — где-то увеличила плотность кожи и мышц, где-то наоборот, "спустила воздух", сделав меня поменьше. В таком перекрученном состоянии, я просто ждал. И позволил твари потянуть себя к самой бахроме.

При моем приближении, она распахнулась, обнажая ровную круглую пасть, усеянную несколькими рядами зубов, каждый из которых был похож на загнутую вовнутрь иглу. Эти ряды, точнее сказать — кольца, пульсировали, зубы-игла за счет этого совершали захватывающие движения. Попади моя рука или нога в эту мясорубку, обратно уж не вырваться. Не потеряв конечность, в смысле.

Но я все равно ждал. Щупальцы Абрамова развернули меня головой к пасти. Шеи коснулась бахрома. Вонь заставляла глаза слезиться несмотря на все возможности боевой формы. И когда волосы на макушки почувствовали пока еще невесомое прикосновение первого ряда зубов, я начал действовать.

Уменьшил руки, выскользнув из плотного захвата. Вернул им прежние, стандартные размеры. Уперся руками в края пасти. И стал толкать их в разные стороны.

Строго говоря, челюстей у кракена не было. Наверное. Вот по человеку я за каждую косточку могу рассказать, а таких тварей встречать еще не доводилось. Но должен же у нее быть предел на разрыв, да? Поэтому я напрягался, удлинял и укреплял свои руки. До тех пор, пока не раздался треск, и меня не обдало фонтаном вонючей черной жидкости.

А давление на тело тут же ослабло. Я заторопился выбраться из этой мешанины щупальцев, которые после гибели монстра опали безвольными шлангами.

Глава 9

Дохлым кракеном Абрамов так и остался. В смысле, не превратился после смерти в человека, хотя я этого подсознательно ждал. Словно высыхающее на жарком солнце резина, его тело начало стягиваться к центру, туда, где лежала разорванная на две части голова, а скорее — пасть монстра. Уменьшилось в два раза и в таком объеме замерло. То есть — глотка, щупальца и ничего, что говорило бы, что это когда-то было человеком.

Я тоже менять личину с Халкова на Глебова менять не стал. Короткая схватка вымотала меня, будто мы с монстром друг друга день молотили, а по факту прошло минуты две-три. Внизу же ждал спецназ ККС, и его командир, который неровно дышал в сторону сверхов. Так что, разумнее было оставаться зеленой грудой мышц, способной подстроится под обстоятельства, нежели выйти наружи и получить пулю в грудь.

Но стрелять в меня не стали. Четверка бойцов наставили на меня стволы автоматов, капитан тоже целился мне куда-то в лоб, но прямо сразу жать на спуск никто не стал. И на том спасибо.

— Абрамов мертв. — сказал я. — И это твоя вина, капитан. И вашего идиотского плана занятий.

Сверхи стояли в стороне. Но не скрученные — кроме Бегуна, ни на ком браслетов я не заметил. Вояки смотрели на них с опаской. Они, казалось, только осознали, что рядом с ними находятся очень опасные существа.

Игнорируя кэкээсников, я прошел к своей группе, окинул ребят взглядом — все живы-здоровы. И услышал за спиной:

— Два уголовника со сверхспособностями устроили во время занятий драку. Один в ней погиб.

Это капитан. Я где-то так и предполагал, что он таким образом поступит. Вообще, вся эта затея с обучением незапланированных суперов, просто обязана была так закончится. Все к этому вело, хотя главной причиной, как мне лично кажется, была не слабая идеологическая подготовка курсантов, а откровенный саботаж военных. Делали бы нормально, что им поручили, и все бы живы были.

— А свидетелей всех в расход пустишь? — уточнил, оборачиваясь к нему со злой улыбкой, что в исполнении боевой формы выглядело, как оскал ярости.

Кэкээсник чуть дернулся, но смог сохранить на лице каменное выражение. Которое тут же сменилось глумливой ухмылкой.

— Ты о каких свидетелях? — чуть повернул голову в сторону капитан. — Одинцов?

Ну, естественно! Пока я там летал из стороны в сторону, сшибая кирпичные стены, спецназовец провел работу с Родионом. А тот — для меня это сюрпризом тоже не стало — нутро имел гнилое и трусливое.

— Так все и было, товарищ капитан. — прогундосил тот, не поднимая головы.